— Мы с уважением отнесемся к решению мисс Лукас. — Снова обращаясь ко мне, он улыбнулся: — Так вы впрямь желаете стать целительницей, невзирая на последствия? Очень смело с вашей стороны, юная леди.

Для приличия я сделала ему реверанс. Магия так и кричала у меня внутри.

— Как скоро будет готово ограничивающее заклинание? — спросил папа.

— Оно довольно сильное. Мне понадобится помощь других членов Совета. Но к завтрашнему вечеру все должно быть готово.

У меня сердце екнуло.

— К завтрашнему вечеру?

— Да. — Мастер О’Брайан снял цилиндр с вешалки и водрузил на голову. — А пока я постараюсь найти учителя, который поможет вам завершить подготовку при ограничении магической силы.

Я представила, как томится внутри меня магия, злая, язвительная, ненавидящая меня за ограничения. Боль при наложении каждого заклинания станет местью сама по себе. Я надеялась, что заклинания будут ее стоить.

Если бы не растерялась, я поблагодарила бы мастера О’Брайана за старание найти мне учителя. Попрощалась бы с ним и присела бы в реверансе. Но я застыла, потеряв дар речи.

Мастер О’Брайан повел вереницу коллег обратно ко входной двери, распахнул ее — за ней снова оказался мраморный зал Совета. Маги и ведьмы гуськом покинули наш дом, кое-кто соблаговолил попрощаться.

Другие волшебники ушли, а Ксавье задержался в прихожей, бледными пальцами теребя поля шляпы. Он смотрел на меня. Находясь рядом с ним, я чувствовала то же самое, что вчера, когда заглянула в свою старую школу. Да, нежность я ощутила, но вместе с ней боль, а ярче всего — понимание, что мне здесь больше не место.

— Простите, что так получилось, — очень тихо сказал Ксавье и оглянулся на дверь, ведущую в зал Совета. — Мне… мне нужно идти. Но я хотел бы навестить вас снова, мисс Лукас. При более благоприятных условиях.

— Мастер Морвин, пойдемте! — окликнула его мадам Олбрайт.

Услышав свой титул, Ксавье вскинулся, а потом потянулся к моей руке. Внутри меня боролись боль, печаль и замешательство, но я опасливо ответила на рукопожатие.

Ксавье запечатлел на моей руке легчайший поцелуй. Он делал так в детстве, копируя чопорный этикет своего мага-отца.

— До свидания, Клара, — проговорил Ксавье и — не успела я отреагировать, не успела спросить, почему он воспротивился решению Совета наложить заклинание, почему перестал писать мне, почему вел себя как совершенно равнодушный ко мне человек, — скользнул за порог, закрыв за собой дверь.

2

Когда я снова открыла дверь, мраморный зал Совета исчез. Остался лишь живописный сад, за которым ухаживал папа, и дуб, на который я влезала ребенком. Казалось, Совет, собрание его членов, Ксавье мне просто приснились.

Однако это был не сон, и вскоре мою магическую силу ждало сильное болезненное ограничение.

Я выбежала из дома и спряталась под дубовыми ветвями. Зажмурившись, подставила ладони солнцу и вдохнула аромат лета — цветов, росы, земли.

Кто-то верит, что магия исходит от солнца, которое льется на землю и порождает жизнь. В таком состоянии, наслаждаясь летним утром, я чувствовала, что снова вернулась в свою стихию.

Может, если как следует постараться, я уговорю Совет не трогать мою магию еще неделю, еще день, еще секунду…

Вдалеке тише эха прозвучал слабейший раскат грома. Я содрогнулась. Это была я. Это моя магия без разрешения просочилась в окружающий мир. «Веди себя прилично», — шепнула я ей, но вдали продолжали темнеть тучи.

— Клара! — Папа спустился с холма и уселся на землю рядом со мной. Его лоб изрезали глубокие морщины. — То, что случилось здесь… Что ты об этом думаешь? Что намерена делать?

Я горько рассмеялась и подтянула колени к груди.

— Папа, сделать я тут ничего не могу. Совет принял решение.

— По-моему, ты слишком быстро сдаешься.

— Нет. — Я прижала подбородок к ладоням и стала смотреть, как солнце сверкает на росистой траве. — Я пять лет пробовала. Очень старалась приручить свою магию собственными силами. Может, так будет лучше.

Подсознание заполнили крики учителей и наставников, звон бьющегося стекла, мои всхлипы.

— Со мной что-то не так, — прошептала я скорее себе, чем папе. — С моим сердцем, наверное. Будь я… Будь я по-настоящему хорошей ведьмой, сумела бы…

— Нет, цветочек, нет… — Папа пододвинулся ко мне и одной рукой обнял за плечи. Другой, мозолистой от многолетней работы в саду, он накрыл мою. — Ты хороший человек, слышишь? Плохой не работал бы так упорно, чтобы стать целителем.

Я рукавом вытерла заплаканные глаза.

— Мучений не должно было быть в принципе. Магия отражает то, что скрыто в наших сердцах. Каждый мой учитель так говорил. Эмоции обуздывает внутренняя сила. Значит, мои эмоции ужасны.

Папа ответил тягостным молчанием. Мои слова эхом разносились в тишине, и я услышала, как глупо они звучат.

— Думаю, дело, скорее, в том, что твоя магия за тобой не поспевает, — наконец сказал папа. — Ты готова спасти мир, а вот твоя сила… Ей нужно еще немного времени.

Светлую любовь к папе омрачала темная реальность ситуации.

— У меня нет времени.

Закрыв глаза, я увидела членов Совета, окруживших меня, словно хищные птицы, готовые когтями выхватить магию. Папина вера в меня была прекрасна и неизменна. Но еще она была наивна.

Я отвернулась от папы, плотно прижав руки к груди, где нетерпеливо билась магия. Тучи, темневшие вдали, теперь висели над нашим домом.

— Ты не представляешь, каково это. Не видел меня в процессе обучения. Не знаешь, что творит моя магия.

Я практически услышала крики мадам Бен Аммар в день, когда у меня загорелись ладони. Даже она, невозмутимая и блистательная, испугалась того, на что была способна моя магия.

— Я просто думаю… думаю, тебе нужно бороться. Бороться за право сохранить свою магию такой, какая она есть.

— Бороться с Советом? — Я категорично покачала головой. — Папа, не знаю, что видишь ты, когда смотришь на меня, но, когда смотрят члены Совета, они видят ее. — На последнем слове у меня пресекся голос. Огонь в сердце разгорался все жарче. Во рту появился вкус пепла.

Она была именно такой, какие качества я ненавидела. Дикой, беспечной, импульсивной. Совсем как моя магия. Как магия, которой в ее молитвах должна была владеть и я.

— Чары — все, что у меня есть, — сказала я сквозь судорожные вдохи. — Способность помогать ближним. И при этом магия даже не моя, а ее. Она передала ее мне. — По щекам у меня текли слезы. — С моей стороны было глупо думать, что я смогу быть не такой, как она.

Папа осторожно притянул меня к себе, так что моя голова оказалась у самого его сердца.

— Ненавижу ее, — объявила я воздуху, солнцу, своей магии, себе.

— Клара, послушай!

Чем больше я о ней думала, тем больше моя магия казалась мне настоящим жгучим пламенем, исходящим из тела. В груди стало тесно, плечи затряслись, по коже прокатился жар…

Папа охнул и отстранился от меня. На области его сердца, к которой я только что прижималась щекой, желтая ткань рубашки опалилась, почернела, стала загибаться. Из-под кожи у папы пробивались розовые бутончики.

Я вскрикнула.

Содрогаясь, папа прижал ладонь к цветам у себя на сердце. Лицо у него стало желтушно-белым, а меж пальцами появлялись все новые розовые бутоны.

— Что происходит? — спросила я слабым, дрожащим голосом.

Трясущейся рукой я коснулась его щеки. Папа вскрикнул от боли и отпрянул от меня. На месте моего прикосновения появился ярко-розовый ожог.

Моя голова кружилась, как летящее с дерева семя. Загрохотал гром, дождь полил как из ведра, обрушившись на наш дом и на деревню Уильямстон, что лежит в низине. Я промокла насквозь, пока поднималась на ноги и пятилась от папы, боясь отвести взгляд и столь же сильно — увидеть, как моя магия его уничтожает.

Папа кашлянул — звук получился страшным, дребезжащим. Он прикрыл рот рукой, а когда опустил ее, на его ладони лежало пять розовых лепестков.

Вытаращенные от шока, его глаза покраснели. Папа впервые смотрел на меня с тем же страхом, что и члены Совета.

— Клара… — мое имя прозвучало слабо и хрипло. Из груди папы цвели цветы.

«Азалия символизирует заботу и упрямство, — гласил старый справочник. — При употреблении внутрь ядовита».

Казалось, глянув себе на грудь, папа вспомнил это одновременно со мной.

— Зови на помощь, — прохрипел он.

Я уложила папу на диван и бросилась к себе в комнату. Сама помочь ему не могла, хоть и знала, как; только не после того, как мои прикосновения причинили ему боль. Требовался маг, достаточно опытный, чтобы спасти моего папу.

У кровати стоял ящик с цветами и запасными принадлежностями, который я привезла, отучившись у мастера Янга, своего недавнего наставника. Я разблокировала и подняла крышку, затем порылась среди стеклянных пузырьков, стеблей лаванды и веток сирени.

Зеленый лист клена, аккуратно положенный на дно амулет, служил для отправки сообщений, только быстро связаться ни с кем не получится, особенно с учетом того, какая дикая у меня магия. А мне не следовало терять ни минуты.

Имелся и другой вариант. Морвины жили по соседству. Если не Ксавье, то его родители наверняка сумели бы мне помочь.