Мама сказала что-то о том, чтобы выиграть в лотерею, а папа сказал — если мы выиграем в лотерею, то давайте, пожалуйста, купим Феррари, а она ответила — как насчёт Ягуара, и тогда я понял, что им хотелось сменить тему.

После этого я больше не задавал прямых вопросов.

Я просто откуда-то знал, что родители не хотят давать мне прямых ответов.

10

Приготовившись ко сну, я лежал на матрасе и всё обдумывал.

Я думал о вещах, которые положил в свой пакет с сувенирами. Несколько фотографий. Приз за победу в школьном конкурсе правописания. Кое-какие книги о природе. Плюшевый медвежонок. Глиняная фигурка Креншоу, которую я слепил во втором классе. Потрёпанный экземпляр «Ямы — для того, чтобы её рыть».

Я думал о Креншоу и доске для сёрфинга.

Думал о фиолетовых мармеладных бобах.

Но в основном я думал о знаках, которые замечал.

Я очень наблюдательный — это весьма полезное качество для того, кто собирается стать учёным. Вот что я наблюдал в последнее время:

— огромные стопки счетов;

— перешёптывающиеся родители;

— спорящие родители;

— распродающиеся вещи, например, серебряный чайник, который маме подарила бабушка, и наш ноутбук;

— отключённое на два дня электричество, потому что мы не оплатили счёт;

— почти полное отсутствие еды, не считая арахисовой пасты, макарон с сыром и лапши быстрого приготовления;

— мама, ищущая под диванными подушками монетки в 25 центов;

— папа, ищущий под диванными подушками монетки в 10 центов;

— мама, таскающая туалетную бумагу с работы;

— хозяин квартиры, приходящий к нам и говорящий качая головой: «Мне очень жаль».

Всё было как-то нелогично. Мама подрабатывала в трёх местах сразу. Папа подрабатывал в двух. Можно было бы подумать, что в сумме это даст две полноценные работы, но, видимо, не давало.

Раньше мама преподавала музыку в средней школе, пока её не сократили. Теперь она работала официанткой в двух ресторанах и кассиршей в аптеке. Она снова хотела устроиться куда-нибудь учительницей музыки, но пока ничего не подворачивалось.

После того как папе пришлось бросить строительство, он стал заниматься ремонтом. Он чинил людям что-нибудь по мелочи, но иногда, когда он чувствовал себя неважно, ему приходилось отменять запланированную работу. Ещё он давал индивидуальные уроки игры на гитаре. И надеялся поступить в колледж на заочное обучение компьютерному программированию.

Я полагал, что у родителей был план, как всё исправить, потому что у родителей всегда есть план. Но когда я спрашивал об этом, они отшучивались — мол, посадят на заднем дворе денежное дерево. А может, снова соберут рок-группу и выиграют «Грэмми».

Мне не хотелось уезжать из нашей квартиры, но я чувствовал, что это неизбежно, хоть никто ничего и не говорил. Я знал, как всё устроено. Я уже проходил через это.

Мне было жаль переезжать, потому что мне ужасно нравился наш посёлок, хоть мы и прожили здесь всего пару лет. Он назывался Лебединое Озеро. Настоящих лебедей тут не водилось. Зато они были нарисованы на всех почтовых ящиках и на дне общественного бассейна.

Вода в бассейне всегда была тёплой. Мама говорила, что это солнце её нагревает, но я подозревал, что в него нелегально писают.

Названия всех улиц в Лебедином Озере состояли из двух слов. Мы жили на улице Безмятежной Луны. Но были и другие, например, улица Сонной Голубки, Плакучего Дерева и Солнечной Долины. Моя школа, начальная школа Лебединого Озера, располагалась всего в двух кварталах от нашего дома. На ней нарисованных лебедей не было.

Лебединое Озеро не считалось каким-нибудь шикарным местом, просто обычный старый посёлок. Но здесь было как-то дружелюбно. Это было такое место, где по выходным всегда пахнет жарящимися на гриле хот-догами и бургерами. Где дети катаются по тротуарам на самокатах и продают паршивый лимонад за двадцать пять центов стаканчик. Здесь можно было завести надёжных друзей, таких как Марисоль.

Ни за что не подумаешь, что в таком месте люди могут беспокоиться, или голодать, или грустить.

Наша школьная библиотекарша любит говорить, что не следует судить книгу по её обложке. Может, и с посёлками так же. Может, не следует судить посёлок по его лебедям.

11

В конце концов я уснул, но около одиннадцати проснулся опять. Я встал, чтобы сходить в туалет, но, идя по коридору, заметил, что родители ещё не легли. Я услышал, как они разговаривают в гостиной.

Они перебирали места, куда можно переехать, если не получится заплатить аренду.

Если я не стану зоологом, то из меня точно получится роскошный шпион.

Мама предложила поехать к Глэдис и Джо, папиным родителям. Они живут в квартире в штате Нью-Джерси. Папа ответил, что у них всего одна свободная спальня. Потом заявил:

— Плюс ко всему, я не могу жить под его крышей. Он упрямее всех на этой планете.

— Всех, кроме тебя, — заметила мама. — Можем попробовать занять денег у родных.

Папа потёр глаза.

— У нас что, объявился какой-то богатый родственник, которого я не знаю?

— Я тебя поняла, — сказала мама. Потом она предложила податься к папиному кузену, у которого ферма в Айдахо, или к её маме, у которой квартира в Сарасоте, или к папиному старому приятелю Кэлу, который живёт в трейлере в Мэне.

Папа спросил, кто из этих людей примет двух взрослых, двух детей и собаку, которая жрёт мебель. Кроме того, добавил он, он не собирается брать подачек.

— Ты же понимаешь, что мы не можем опять поселиться в минивэне, — сказала мама.

— Нет, — согласился папа. — Не можем.

— Арета здорово вымахала. Она займёт всё среднее сиденье.

— К тому же она пукает, — папа вздохнул. — Как знать? Может, в субботу на распродаже нам предложат миллион баксов за старый детский стульчик Робин.

— Было бы неплохо, — усмехнулась мама. — Прилипшие к сиденью хлопья — в подарок.

Они замолчали.

— Нужно продать телевизор, — наконец сказала мама. — Он древний, знаю, но всё же.

Папа покачал головой.

— Мы же не варвары, — он щёлкнул пультом, и на экране появились кадры старого чёрно-белого фильма.

Мама встала.

— Я так устала, — она посмотрела на папу, скрестив руки на груди. — Послушай, — сказала она. — Нет ничего — совсем ничего — плохого в том, чтобы попросить о помощи, Том.

Она говорила медленно и тихо. Её голос всегда становился таким перед ссорой. У меня сдавило грудь. Воздух словно загустел.

— В этом плохо всё, — рявкнул папа. — Это значит, что мы неудачники. — Его голос тоже изменился, стал резким и жёстким.

— Мы не неудачники. Мы делаем всё, что в наших силах, — мама раздосадованно застонала. — Жизнь — это то, что с тобой происходит, пока ты строишь другие планы, Том.

— Да ладно? — папа сорвался на крик. — Мы уже цитируем мудрости из печенья с предсказаниями? Это что, накормит наших детей?

— Можно подумать, твой отказ обратиться за помощью накормит.

— Мы обращались за помощью, Сара. Ходили в ту благотворительную столовую столько раз, что и вспомнить стыдно. Но в конце концов, это моя — наша — проблема, и нам её решать, — проорал папа.

— Ты не виноват, что заболел, Том. И ты не виноват, что меня сократили, — мама всплеснула руками. — Ой, да какой смысл спорить? Я иду спать.

Она вылетела в коридор, а я юркнул в ванную. Мама так громко хлопнула дверью спальни, что, казалось, весь дом содрогнулся.

Я подождал несколько минут, чтобы убедиться, что берег чист. Когда я возвращался в свою комнату, папа по-прежнему сидел на диване, таращась на серых призраков на экране телевизора.