Андреа не была исключением. Она уже почти два года служила компаньонкой Мэдди и не пожалела ни об одном из прожитых с нею вместе дней. Как жаль, что она не может в данный момент быть с Мэдди до конца честной. Но разве возможно переложить свои ужасные, отвратительные проблемы на плечи этой хрупкой старой леди? Нет, она даже и в мыслях себе этого не в силах представить!

Да к тому же болтливость может обернуться угрозой для жизни невинного ребенка. А ведь Андреа поклялась защищать несчастного беспомощного малыша — и она будет защищать его до последнего вздоха. Что стоят несколько украденных ею безделушек по сравнению с жизнью Стиви? Сын ее недавно умершей сестры — единственное родное существо на свете. Нет, Андреа должна хранить молчание ради спасения Стиви. Если она надеется когда-нибудь вернуть себе мальчика, она должна выполнять все требования его похитителя — и молить Бога о том, что ее не поймают прежде, чем она успеет выкупить Стиви и освободить его из цепких лап ужасного Ральфа Маттона.

По жестокой иронии судьбы этот самый Ральф приходился Стиви родным отцом. Именно это отвратительное создание совратило с пути истинного сестру Андреа, бедняжку Лилли, с помощью лжи и пустых обещаний. А потом Ральф бросил Лилли — без единого пенни, беременную, даже не подумав на ней жениться.

Андреа до сих пор не в состоянии была поверить, что ее сестра так доверчиво попалась на удочку такому отвратительному типу, как Ральф. Она могла бы объяснить слабость Лилли, если бы соблазнивший ее мужчина был богат, или чрезвычайно умен, или настолько обворожителен, что перед ним не могла бы устоять ни одна женщина. Как раз наоборот. Ральф и по сути своей, и по виду был просто подонком, в пьяном виде превращавшимся в злобного дьявола (а пил он постоянно). Концом его непутевой судьбы наверняка станет либо тюрьма, либо нож, который всадит в него такой же подонок.

И теперь Андреа боялась, как бы один из вариантов возможного конца не постиг Ральфа прежде, чем она успеет спасти из его лап маленького Стиви.

Снедавшие Андреа тревога и страх были причиной того, что в последнее время она по большей части пребывала в расстроенных чувствах. Сегодняшний вечер не был исключением. Словно во сне, Андреа наблюдала за тем, как тянулся званый обед в Президентском дворце, как оперная труппа — и Люсиль Хаффман — благополучно завершили запланированную на сегодня программу развлечений и отбыли восвояси.

И когда наконец наступило время быть партнершей для Мэдди за карточным столом, Андреа почувствовала, что совершенно не в состоянии сосредоточиться. Поэтому она восприняла как подарок судьбы то, что Джулия Грант пожелала занять ее место и играть в карты с Мэдди. Кто, кроме разве что самого президента, посмел бы оспаривать право его супруги побывать в кругу друзей?

Ужасно устав от постоянной необходимости строго следить за собой, от светской болтовни с иностранными гостями, которая превращалась в настоящую пытку из-за необходимости говорить на разных языках сразу, Андреа попыталась найти убежище в небольшой уютной библиотеке, расположенной как раз под залом для карточной игры.

Быстрый осмотр комнаты привел Андреа к выводу, что находившиеся здесь ценности слишком велики, чтобы, украв их, попытаться спрятать на себе, пока взгляд ее не наткнулся на нечто более подходящее по размеру.

Она задумчиво рассматривала довольно уродливую фигурку, пытаясь понять, кому и зачем понадобилось отливать в бронзе это нелепое создание: наполовину человек, наполовину животное, причем обе половины казались в равной степени отталкивающими. Неожиданно прямо у нее за спиной раздался мужской голос, и Андреа чуть не подпрыгнула на месте от испуга.

Резко обернувшись в его сторону, она рефлекторно подняла одну руку к горлу, тогда как другая рука опустилась в складки юбок, пряча бронзовую фигурку в карман.

— Прошу прощения, — повторил Фредди — а это именно он стоял в дверях библиотеки, улыбаясь во весь рот, — я вовсе не хотел вас так пугать. Надеюсь, вы не собираетесь упасть в обморок?

— Ах, это вы, — не совсем соображая, что говорит, ответила Андреа, глупо уставившись на него. Фредди важно кивнул.

— Поскольку совершенно очевидно, что нас обоих утомило общество многочисленных гостей, не соблаговолите ли составить мне компанию и прогуляться по саду?

Разозленная его неожиданным вторжением и наглым тоном, да к тому же не пришедшая толком в себя после того, что ей довелось пережить там, в спальне наверху, Андреа задрала нос и холодно отчеканила:

— Возможно, вы были чересчур заняты и не заметили, что собирается дождь, и я не намерена подхватить простуду только ради того, чтобы развлекать вас. Мне кажется, это больше подходит для Люсиль.

Брови Фредди медленно поползли вверх от удивления, но прежде, чем он нашелся с ответом, Андреа проскользнула мимо него и покинула библиотеку. На прощанье она окончательно повергла его в растерянность, небрежно бросив через плечо:

— А если вам действительно совершенно нечем занять свое время, я бы посоветовала вам брать уроки игры на флейте — они вам совершенно необходимы.

ГЛАВА 2

Нью-Йорк-Сити — май, 1876

Брентон Синклер вышел из кабинета в приемную, где сидел его секретарь.

— Мистер Денсинг, — сказал он, — я не могу найти дополнения к завещанию мистера Харрисона. Может быть, вы знаете, где они могут оказаться?

— Я уверен, что они все еще у вашего отца, сэр, — отвечал секретарь. — Он хотел сам посмотреть, что в них изменилось.

— Ну, надсмотрщики! Как я могу считать, что сам сделал работу от начала и до конца, коль скоро либо отец, либо старшие братья обязательно сунут нос в мои бумаги. То, что они старшие компаньоны в юридической фирме, не дает им право постоянно следить за мной, словно я все еще школьник в коротких штанишках и недостоин их доверия.

— Может быть, я принесу вам ваши бумаги, сэр? Они уже освободились, если ваш отец, мистер Синклер, успел их просмотреть.

— В этом нет нужды, Денсинг, — раздался звонкий от сдержанного смеха голос. — Я уже сам возвращаю их, исправленные, проверенные и полностью готовые на подпись.

— И отредактированные в соответствии с твоим стилем, не так ли? — Брентон обиженно нахмурился, обернувшись к отцу. — Ну к чему все это, папа? Уж коли ты даешь мне работу, так почему не доверяешь мне самому довести ее до конца? В конце-то концов, я окончил колледж с отличием, и мне присудили степень вовсе не ради того, чтобы польстить твоему тщеславию. Пока я ходил на лекции, я действительно кое-чему успел научиться.

— И я очень на это надеюсь, — отвечал отец, — иначе получится, что я зря тратил деньги на твою учебу. А такой щенок, как ты, мог бы и не быть столь обидчивым, ведь я иногда проверяю даже твоих старших братьев.

— Вот почему я не удивляюсь, что Дэниел предпочел заняться медициной, — грустно покачав головой, сказал Брент. — Это единственный путь избавиться от твоего всевидящего ока.

— Возможно, — хмыкнул Роберт Синклер, — мне приятно сознавать, что ты вместе с Бобом и Арниппо по сей день пляшете под мою дудку. Ну а когда ваша троица доведет меня до язвы желудка — а я не сомневаюсь в подобном исходе, — то я обращусь за помощью к Дэнни — и надеюсь, что он не заставит меня платить по его счетам.

— Ага! Я знал, я всегда знал, что ты позволил ему не заниматься юриспруденцией с какой-то задней мыслью!

— Ведь я же не дурак, — лукавый огонек в карих глазах отца зажег похожий отсвет в глазах сына. — Никогда не забывай об этом и возблагодари того, кто наделил тебя твоим хваленым интеллектом!

Брент поднял брови в шутливом недоумении:

— Господа Бога? — спросил он невинным тоном. — Или, возможно, нашу матушку? Или дедушку Генри?

— Полагаю, из всех перечисленных персон благодарить следует лишь в некоторой степени Господа Бога, — важно пожимая плечами, сказал Роберт. — Что касается твоей матери, то она добрейшая леди, но ума у нее не наберется и с наперсток. Равно как и у ее папеньки. Однако если ты осмелишься пересказать матери то, что сейчас услышал, то я выдеру тебя, а потом запру в дровяной сарай.

— Я знал, что ты до сих пор держишь меня за неразумного мальчишку, но это уже попросту смешно! — хохоча, воскликнул Брент. — Мне ведь как-никак двадцать шесть лет!

— Мне прекрасно известен сей факт, тем паче что твоя родительница постоянно напоминает мне о том, что ты уже достиг столь почтенного возраста, но до сих пор не привел в дом невестку, а шляешься одинокий и неприкаянный.

— Да разве мне нужна жена, чтобы поседеть раньше времени? С этим вполне можешь справиться и ты, опекая меня в своем офисе!

— Но твоя матушка жаждет понянчить внуков, — с лукавой улыбкой сообщил Роберт. — Твоих внуков. И я не в силах этому противостоять. Что же касается твоей ранней седины, то, как только я замечу в твоей шевелюре первый седой волос, я перестану контролировать твою работу.

— Спасибо, па. Ты такой добрый. А теперь позволь мне ознакомиться с бумагами, — произнес Брент с холодной иронией (вероятно, это было второе качество, которым его наделил отец).

— Что? Но послушай, кое-кто может подумать, что ты не доверяешь собственному отцу! — преувеличенно громко возмутился Роберт.

— Конечно, я не доверяю тебе, — парировал Брент. — Ведь ты же юрист.

— Как и ты, — с торжествующей улыбкой напомнил ему Роберт. И тогда, следуя логике, ты не можешь доверять самому себе.

— Трагедия, не так ли? — воскликнул Брент, театральным жестом заломив руки. — Кстати, я вспомнил. Сегодня вечером иду в театр с Мэри Бет Роджерс, так что не ждите меня к ужину. Ты скажешь об этом маме?

— Я уверен, она будет только рада.

— Да что ты, неужели в последнее время стало так плохо с продуктами, что отсутствие одного из членов семьи на ужине может обрадовать хозяйку дома?

— Ах, как остроумно. Ты сам прекрасно знаешь, что я имел в виду. И тебе известно, что мама симпатизирует дочке Роджерсов. Могу я дать ей повод надеяться?..

— Опасаюсь, что нет. Мэри Бет симпатична, но не настолько, чтобы я позволил ей продеть себе в нос кольцо. Или надеть свое кольцо ей на палец. Но ты не отчаивайся. Я твердо уверен, что где-то на белом свете живет себе преспокойно леди, которой суждено покорить мое сердце. Я просто-напросто до сих пор ее не повстречал. Но уж когда это случится, я точно буду знать, что встретил женщину своей мечты.

— Так происходит со всеми мужчинами из рода Синклеров, — глубокомысленно кивнул Роберт. — Минутой раньше мы еще гуляли сами по себе, наслаждаясь одиночеством и независимостью, как вдруг в один прекрасный день падаем к чьим-то ногам, как подстреленная утка.

— Не могу сказать, что меня порадовала излишняя поэтичность употребленного тобою сравнения, — поморщился Брент, — но обещаю тебе, папа, что отныне я буду смотреть иными глазами на чучело утки в твоем кабинете — тем паче что это один из нас.


Вашингтон — май, 1876

Стоя перед зеркалом в холле у Мэдди, Андреа поправляла ленты на прическе. Двигалась она автоматически, так как мысли ее были заняты вещами гораздо более серьезными, чем то, как она выглядела. Ей предстояло совершить третий по счету вояж в «Гарден Отель», где она должна была оставить небольшую посылку для Ральфа Маттона. Внутри небольшого свертка из плотной бумаги, на котором было написано: «Для Джорджа Джонса», было упаковано несколько золотых монет и украденных накануне бриллиантов. Но поскольку драгоценности придется продавать скупщикам краденого, то их цена упадет и составит слишком малую часть от той астрономической суммы, которую Ральф назвал в качестве выкупа за возвращение Стиви.

Боже мой, Лилли, невольно простонала Андреа, ну как тебя угораздило втянуть нас в такие неурядицы? Что только ты разглядела в этом отвратительном типе? Клянусь, иногда мне хотелось так встряхнуть тебя, чтобы застучали зубы! Мы запутались, словно мухи в паутине. Ты умерла. Стиви в лапах у Ральфа. А я вынуждена обкрадывать друзей Мэдди, и конца этому не видно. А все потому только, что тебя угораздило влюбиться в чудовище! Так что можешь не сомневаться, милая сестричка, что я извлекла максимум пользы из твоего горького опыта. Прежде чем позволить себе в кого-нибудь влюбиться, я трижды проверю, достоин ли этот человек моей любви!

— Но это случится лишь в том невероятном случае, если я сподоблюсь дожить до такого дня, — с тяжелым вздохом сказала Андреа сама себе вслух. — Если мне не придется провести остаток жизни за решеткой. И если мне удастся заставить Ральфа отпустить Стиви и оставить нас в покое.

— Андреа, дорогая, что это ты там бормочешь себе под нос? Только выжившие из ума старушки все время беседуют сами с собой.

— Господи, Мэдди! — воскликнула Андреа, с замершим сердцем оборачиваясь в сторону хозяйки, с интересом наблюдавшей за нею. — У меня душа ушла в пятки!

Голубые глаза Мэдди вспыхнули, придавая ей сходство с шаловливым седовласым лесным эльфом, причем это впечатление было тем сильнее, что росту в ней было не более пяти футов, а свой неизменный зонтик она держала так, словно это был дорожный посох.

— Впредь я постараюсь обставлять свое появление с большим шумом, особенно когда ты так задумчива. Я положительно не желаю довести тебя до раннего помрачения рассудка. Тебе ведь прекрасно известно, что я не желаю видеть рядом никого другого, кроме тебя.

— Мне очень приятно это слышать, Мэдди, — возразила Андреа с усталой улыбкой, — но боюсь, что ты не права. Я с ходу могу назвать тебе не меньше десятка девушек, которые с радостью пожертвовали бы своей правой рукой за счастье быть твоей компаньонкой.

— Ну, а поскольку мне нужна именно ты, то пусть поберегут свои конечности ради другого случая, — и Мэдди кивнула в сторону двери. — Ты только что пришла или собираешься уходить, дорогая?

— Я ухожу. У меня есть несколько важных дел. Если только я не нужна тебе в ближайшее время.

— Я надеялась, что ты поможешь мне разыскать мою вязальную иголку. Похоже, что я потеряла одну из своего набора.

— Ты воткнула ее себе в прическу, — сказала Андреа, не в силах подавить улыбки, невзирая на свои грустные мысли. — Ты теперь похожа на одну из этих восточных аристократок с японских картин на шелке, Мэдди.

— Ох! — смущенно улыбнулась Мэдди. — Возможно, я таким образом дам новое направление в развитии моды. Скажи, а к иголке случайно не прицепился мой клубок ниток? Я умудрилась потерять его тоже.

— Вот этот? — спросила Андреа, указав на закрытый зонтик, из складок которого свешивался конец пушистой ярко-розовой нитки.

— Святые угодники, это он! Нет, Андреа, я еще раз хочу заявить, что не способна обходиться без тебя! Кстати, ты не могла бы заняться моими перчатками, скроить их сегодня, чтобы завтра Милли начала их шить?

— Я обязательно постараюсь, и, если сегодня мне это не удастся, я непременно примусь за них прямо с завтрашнего утра.

— Ты сегодня уже не вернешься? — уточнила Мэдди. — Да, я знаю, что мы сегодня никуда не собирались выезжать вечером, — она запнулась и неуверенно нахмурилась, — не так ли?

— Нет, не собирались, — мягко согласилась Андреа.

— Отлично. Я было подумала о том, что мы могли бы спокойно провести вечер вдвоем, как это бывало до той поры, когда твою сестру угораздило подхватить эту ужасную болезнь и отправиться в мир иной. Если хочешь, приведи с собой Стивена — мы устроим его спать в одной из комнат для гостей.

— Стиви на некоторое время взял к себе отец, — напомнила Андреа своей рассеянной хозяйке. Ей пришлось сказать Мэдди об этом, не вдаваясь в подробности. Иначе как объяснишь, почему с некоторых пор она перестала приводить мальчика с собою и почему она не спешит каждый вечер сломя голову домой, к Стиви.

— Он все еще там, — нахмурилась Мэдди. — Надеюсь, это не означает, что мальчик решил остаться там навсегда?

— Хотела бы и я надеяться, что это не так. — Глаза Андреа неожиданно наполнились слезами. — Я так соскучилась по нему! Конечно, он прожил со мною всего лишь пару месяцев, что минули со смерти бедняжки Лилли, но я за это время успела так привязаться к малышу!

— Конечно, ты успела полюбить его, дорогая, — подтвердила Мэдди. — А как же иначе? Он ужасно мил. И мое сердце он завоевал. Мне до сих пор невдомек, почему ты игнорируешь мое предложение вернуться в мой дом вместе с ним после того, как твоя сестра скончалась. Мне скучно здесь одной без тебя, а в доме хватит места для дюжины таких, как твой Стиви. Даже несмотря на присутствие слуг, у меня вечерами такое чувство, будто я катаюсь по этому огромному пустому дому, словно мраморный шарик в жестянке из-под леденцов!

— Но малыш слишком живой и шумный!

— Я, кажется, сказала тебе, что меня это не волнует, — возразила Мэдди. — Конечно, я стара и рассеянна, но пока еще не болтаю всякой чепухи, о которой потом сама забываю. И я прекрасно представляю себе беспокойство, которое способны причинять старым леди двухгодовалые мальчишки. Если бы я не хотела, чтобы вы оба жили у меня, я бы никогда об этом не заговорила. Так что не забывай, что мое предложение остается в силе. Как только отец вернет малыша на твое попечение, ты оставишь ту убогую каморку, которую вы снимали вместе с сестрой, и переедешь ко мне. Ты, Стивен и его няня.

— Я подумаю об этом, — отвечала Андреа, ослепнув от слез, заполнивших ее глаза. — Правда, я подумаю, — и она поспешила удалиться, пока еще могла сохранять над собой контроль.

По правде сказать, Андреа давно бы уже приняла предложение Мэдди, сделанное уже не в первый раз. Более того, она не переставала попрекать себя за то, что не согласилась с предложением Мэдди сразу же, как только та завела об этом речь. Если бы не ее неуместная щепетильность… Ведь из дома Мэдди Ральф не смог бы похитить Стиви так запросто. А вышло, что он попросту заявился в меблированные комнаты, где жила Андреа, припугнул несчастную няню и без труда забрал ребенка с собой. Соседи, конечно, слышала крики и просьбы о помощи, но предпочли не вмешиваться. В том квартале, где помещались эти комнаты, всякий, совавший нос в чужие дела, рисковал поплатиться головой за излишнее любопытство.

Андреа до сих пор помнит, как в тот вечер — почти две недели назад — она вернулась с работы домой и обнаружила бившуюся в истерике няню, которая только и твердила, что она ни в чем не виновата. Она честно попыталась помешать этому злодею похитить Стиви, но заработала множество синяков и огромную шишку на голове. Прошло немало времени, пока Андреа удалось привести бедняжку в чувство, и еще больше, пока та успокоилась настолько, что вспомнила про письмо, оставленное Ральфом.

Прочитав его, Андреа остолбенела. Она не сразу смогла поверить в то, что кто-то — пусть даже такое отребье, как Ральф, — способен на такую жестокость и подлость. Но отсутствие Стиви и ужасное письмо, полное угроз, говорили сами за себя. Первым порывом девушки было бежать и заявить в полицию, но тут она успела прочесть письмо Ральфа и задумалась. Он писал, что, если только она посмеет сообщить в полицию, ей не видать малыша, как своих ушей! И самому Стиви тоже не поздоровится!

Когда до Андреа дошло, какую сумму Ральф запросил в качестве выкупа за Стиви, у нее опустились руки. Двадцать пять тысяч долларов! С равным успехом он мог бы потребовать у нее целый миллион — для нее это была столь же недосягаемая сумма. Неужели он всерьез ожидает, что она способна даже за всю свою жизнь скопить столько денег? При ее-то жаловании? Это же смешно!