Хотя, по чести говоря, Мэдди была на редкость щедрой хозяйкой. В дополнение к обычной заработной плате она взяла на себя расходы по обеспечению Андреа жильем, питанием и даже нарядами, соответствующими ее положению компаньонки для дамы из высших кругов вашингтонского общества. Хозяйка позаботились о том, чтобы ее юная помощница получила уроки не только по правилам хорошего тона, но и по таким предметам, как ряд иностранных языков (в особенности французский), литература, география, и некоторым другим — чтобы Андреа не выглядела дурочкой в элитарном кругу друзей Мэдди. Андреа стала разбираться в музыке, в театральном искусстве, в балете.

Она испытывала огромную благодарность к своей хозяйке. Но в данной ситуации ей мало могли помочь и знание французского языка, и полный изящных туалетов гардероб. Это никак не могло увеличить ее собственных сбережений, которые практически полностью истощились после уплаты за меблированные комнаты для Лилли, за ее лечение и похороны — так что даже нечем было заплатить жалованье няне.

Конечно, она сможет выручить пару-тройку долларов, если отнесет свои наряды в магазин подержанной одежды, но как же тогда она объяснит их пропажу Мэдди? Ее хозяйка временами бывает весьма забывчива, но, как и всякая женщина, она не сможет не заметить изменения в одежде своей компаньонки.

В конце концов Андреа заложила свои немногочисленные драгоценности — последнее, что оставалось у нее на память об отце и матери, — сняла все до последнего цента со счета в банке и отправилась на встречу с Ральфом, которую он назначил в одном из городских парков, хотя понимала, что вряд ли ее действия смогут повлиять на ситуацию. Боже, до чего он был ей отвратителен! Огромный, патлатый, ужасающе неряшливый. Судя по исходившему от него зловонию, он не мылся и не менял ужасных лохмотьев, прикрывавших его тело, по меньшей мере несколько месяцев. Со своими заплывшими жиром бурыми глазками, покрытым щетиной лицом и сальными патлами, он походил скорее на вставшего на задние ноги огромного борова, чем на человека. Хотя Андреа была склонна считать, что даже свиньи ведут гораздо более чистоплотный — и высокоморальный — образ жизни, чем эта скотина! И уж наверняка свиньи не настолько опасны, как это подобие человека, способное при помощи оружия и угроз унижать и обирать тех, кто имел несчастье родиться более слабым, чем он сам.

Отдав ему все, что имела, Андреа буквально умоляла Ральфа вернуть ей ребенка. Но все ее просьбы и мольбы были тщетны. Бессердечный подонок лишь злорадно расхохотался ей в лицо и посоветовал поскорее заняться делом, а именно сбором денег для выкупа — и чем быстрее, тем лучше.

— И тебе, и маленькому ублюдку будет лучше, если ты поторопишься; его писк начинает действовать мне на нервы.

— Как ты можешь говорить о нем в таком тоне? — поразилась Андреа. — Как только у тебя язык поворачивается? Ведь Стиви — твой собственный сын! Твоя кровь и плоть! А ты превращаешь его еще в предмет торговли!

— А ты, видать, такая же недотрога, навроде Лилли? — с наглой ухмылкой заметил Ральф. — Ну так дай-ка я тебе кой-чего растолкую, милая миссис. Не след тебе драть передо мною свой чистенький носик, как будто все твои богатенькие дружки, среди которых ты отираешься, намного лучше меня. Я-то знаю, что половина из них запросто торгует не только своими детьми, но и своими женами — была бы только возможность да покупатель побогаче. И они проворачивают свои делишки сплошь да рядом. Скажи-ка мне, разве какой-нибудь денежный туз не продает свою дочь, когда пихает ее замуж за старого пердуна-аристократа?

— Это совсем другое дело, — попыталась возражать Андреа, хотя в глубине души не могла не признать жестокой правды, заключавшейся в словах Ральфа.

— А у тебя, красотка, не иначе как размягчение мозгов, — с презрением прорычал Ральф, глядя на нее сверху вниз. — Ты со своей сестрицей — два сапога пара, вот что я скажу. Она так и напрашивалась на то, чтобы ее одурачили, все, видите ли, искала в людях добро. Навроде как высматривала солнце под обложным дождем. Вот и ты ровно такая же дура, какой была она. Ни на грош рассудка.

— Ты бы не очень-то распространялся на эту тему, — отвечала Андреа. — Я знаю, что Лилли иногда бывала чересчур доверчива к людям, и в особенности это сказалось в тот злосчастный день, когда она повстречала тебя. Вот уж никогда не могла понять, что она в тебе нашла. И теперь не могу понять лишь одного: коль скоро ты так низко ее ценил, зачем вообще с ней связался?

— Вот ты куда клонишь, милашка? Этак недолго меня и разозлить, — осклабился он. — Ну да ладно, нынче я добрый, так что, пожалуй, шепну тебе пару слов. — Он наклонился к ней, обдавая ее зловонным дыханием, от которого Андреа замутило. — Мужику бывает плевать, у кого там какие мозги, ежели ему кое-чего надо. А твоя сестрица была на вид хоть куда, покуда не откинула коньки.

— Ах ты презренная тварь! — прошипела Андреа. Мне претит разговаривать с тобой, но я все же напомню тебе, что перед тем, как «откинуть коньки», Лилли родила твоего ребенка!

— Ах-ха, мы успели сорвать у нее под простынями пару розовых бутонов, пока она не осточертела мне. Ну, да это не беда, кругом и без нее полно рыбы, которая так и норовит клюнуть на приманку.

Глаза Ральфа вдруг полыхнули недобрым блеском, скользнув с ее лица вниз, словно раздевая. Этот липкий взгляд заставил Андреа содрогнуться, она почувствовала, что волосы дыбом встают у нее на затылке. Невольно она подалась назад, каждая мышца ее тела напряглась, готовая к немедленному бегству.

— Да не трясись ты так, дурочка, — снова захохотал он. — По мне, ты больно тощая, одни мослы. Не то что Лилли, та была прям пампушка, а не баба. Дык и потом — я ж хочу не тебя, я хочу твои денежки.

— Я уже отдала тебе все, что у меня было, — слова с трудом шли у Андреа из пересохшего горла. — Больше у меня ничего нет.

— Раздобудь, — приказал он резко, злобно сощурив глаза.

— Но я не могу. Ну, пожалуйста, будь разумен. Откуда мне взять эту сумасшедшую сумму?

— А чего ж ты не попросишь эту рехнувшуюся старуху, у которой работаешь, одолжить их тебе? Она, поди, держит под своей старой задницей намного больше, чем я хочу, — и его губы скривились в отвратительной гримасе, напоминавшей улыбку. — Уж лучше я отхвачу этот кусок для себя, пока старуха не перекинулась да не оставила всю свою кубышку для какого-нибудь общества любителей кошек.

— Нет! — решительно возразила Андреа. — Мэдди я не могу об этом просить. Как я объясню ей то, что вдруг мне понадобилось столько денег?

— Пошевели мозгой да наври ей чего-нибудь, — посоветовал Ральф, — только смотри, не вздумай ляпнуть все по правде. Я уж устал повторять, что случится, ежели ты начнешь трепать языком где не надо. Я ведь не такой добренький да сладенький, как некоторые ребятки. Так что поосторожнее. Только попробуй пойти поперек меня, и твой крысенок расплатится за это сполна.

Андреа, чей страх за судьбу Стиви все возрастал, попыталась все же убедить Ральфа, хотя еле стояла на ногах:

— Даже если я придумаю что-нибудь и стану просить у нее деньги, Мэдди не даст мне столько. Она не такая уж бестолковая, как думают про нее те, кто плохо ее знает. Поверь мне, я не смогу таким путем раздобыть деньги.

— Зато ты всегда сможешь стянуть их, — неумолимо возразил Ральф. — У старухи до черта богатеньких друзей, и вы вечно таскаетесь с ней по гостям по их богатеньким домам. Будь спокойна, ты запросто за неделю натащишь мне столько, что тебе хватит расплатиться за пащенка, даже раньше срока. И ежели ты не добудешь достаточно монеты, так у меня есть дружок, который купит у тебя и побрякушки. Ты только упакуй их честь-честью да оставь в «Гарден Отеле» на Гранд-стрит — отдашь портье и скажешь, что это для Джорджа Джонса.

— Я не смогу, уверяю тебя! Меня тут же схватят! Ральф лишь пожал плечами и явно собрался уходить, нимало не смущаясь растерянностью Андреа.

— А вот это уж твои трудности, э? И твоего пащенка. Особенно меня злит то, что он еще слишком мелкий, чтобы отправить его попрошайничать или учиться на карманного вора, чтобы он мог принести хоть малость пользы своему старому папочке. И будь уверена, что непременно так и сделаю. Так что, коли хочешь получить его обратно целеньким и чистеньким, поторопись, а то у меня ведь может терпения не хватить.

— Погоди! — Андреа с отчаянием вцепилась ему в локоть. — Когда я смогу его повидать?

— Когда заплатишь за него.

— Но ведь мне надо убедиться, что со Стиви все в порядке. Что он обеспечен всем необходимым.

— Чего тебе надо, милая леди, так это поскорее тащить мне монету, а то мне надоест с тобой цацкаться.

ГЛАВА 3

Вот так Андреа начала свою воровскую карьеру. Поскольку Мэдди она обожала и ни за что не посягнула бы на ее вещи — при одной только мысли об этом Андреа становилось дурно, — она робко, стараясь заглушить в себе голос совести, принялась красть у хозяйских друзей. Пользуясь всяким удобным случаем, пробиралась в их кабинеты и спальни, собирая те деньги и драгоценности, которые они беспечно оставляли на полках незапертых шкафов, или открытых шкатулок для украшений, или же попросту на туалетных столиках.

Ее поразило то количество ценных вещей, которые оказались брошены, на первый взгляд, безо всякого присмотра. К примеру, самый богатый улов поджидал ее обычно на туалетных столиках, возле которых леди приводят в порядок свое лицо и волосы. Там ей удалось собрать множество дорогих булавок и заколок для волос, нитей жемчуга, украшенных драгоценными камнями сережек, небрежно позабытых посреди пуховок для пудры, склянок с духами и коробок с помадой.

Подчас хозяева забывали даже обручальные кольца, которые снимали перед тем, как намазать кремом руки.

Гардеробы приносили улов в виде дорогих пряжек для обуви, мужских булавок для галстуков или золотых карманных часов. Отпертые шкатулки с драгоценностями, конечно, встречались не всякий раз, но все же достаточно часто, чтобы исправно снабжать Андреа своим беспорядочно набросанным внутрь содержимым — неоспоримым свидетельством того, что их хозяйка вынуждена была в спешке завершать свой туалет. Даже в ватерклозетах — новомодных изобретениях, которыми были теперь оборудованы почти все богатые дома в Вашингтоне, — иногда можно было подобрать кое-какие ценные мелочи, которые их владельцы обронили в то время, когда приводили в порядок свой внешний вид. Кольца, броши, браслеты, разнообразные украшения для волос, элегантные веера — а пару раз даже ручные часы — ничто не ускользало от внимательного взгляда Андреа.

При этом ей необходимо было соблюдать предельную осторожность и разборчивость, дабы источник денег и вещей, собираемых для выкупа за Стиви, не иссяк. Трезвый расчет подсказывал ей, что надо красть понемногу, сдерживая свое нетерпение, дабы не рисковать чересчур. По одной-две вещи, то здесь, то там, и не сразу, а постепенно, чтобы это как можно больше походило на то, что драгоценности попросту потеряны рассеянными хозяевами — иначе вскоре поднимется ненужная шумиха вокруг многочисленных пропаж.

Вынужденная заниматься столь отвратительным для ее честной натуры делом, Андреа даже в момент кражи пыталась в какой-то степени придерживаться моральных принципов. Она никогда не посягала на вещи, которые, по ее мнению, могли иметь какую-то особую, нематериальную ценность для их владельца. К примеру, она ни разу не прикоснулась к кольцам, подаренным в день помолвок или свадеб, сколько бы ни стоил украшавший такое кольцо драгоценный камень. Изящные филигранной работы броши, переходящие от матери к дочери, ручные или карманные часы, доставшиеся сыну от отца или супругу от любящей жены, — все эти вещи являлись для Андреа табу, ведь ценность их заключалась не в долларах и центах, а в чем-то большем, чем она не могла пожертвовать во имя выкупа Стиви. И в этом Андреа находила для себя некоторое утешение, облегчение чувства вины перед всеми обворованными ею людьми, ведь подчас она была готова провалиться сквозь землю от стыда за творимое ею.

Правда, с некоторых пор Андреа стала позволять себе некоторое развлечение во время своих опасных предприятий — и опять-таки скорее не для себя, а для Стиви. Как-то раз она обратила внимание на коллекции оловянных и бронзовых фигурок, украшавших многие гостиные и кабинеты. По большей части это были изящные изображения различных животных, которые, как она надеялась, могут заинтересовать Стиви. Ему было уже два года, и он, как и всякий малыш, с восторгом знакомился со всяким новым существом, стараясь воспроизвести издаваемые им звуки и воспроизвести названия.

И теперь, если Андреа встречалась подобная коллекция, она непременно присваивала себе одну-две фигурки, оправдываясь тем, что вряд ли они имеют слишком высокую цену, и повинуясь какому-то смутному убеждению, что если у нее дома Стиви будут поджидать все эти зверушки, то ей наверняка удастся освободить его. И кроме того, они станут своеобразным напоминанием о том, как беззаветно она любила своего племянника и что поневоле ей пришлось предпринять для его вызволения. Эти маленькие фигурки постепенно стали обладать для нее некой магической способностью повлиять на судьбу Стиви. О, если бы это действительно было так!

Выйдя из дома Мэдди и направляясь туда, где она собиралась избавиться от очередного груза похищенных ею вещей, Андреа наткнулась на двух подруг своей хозяйки. Они как раз покидали свой экипаж, когда увидели ее.

— Ох, Андреа, дорогая! — окликнула ее миссис Керр. — Можно перекинуться с вами парой слов?

— Добрый день, миссис Керр, миссис Филлипс, — отвечала Андреа, неохотно замедляя шаги. — Я даже не подозревала, что вы приглашены сегодня к Мэдди, иначе я постаралась бы покончить пораньше со своими собственными делами.

— Все в порядке, деточка. Мы вполне способны налить себе чаю сами и не заставлять тебя служить нам вместо наших собственных ног и рук, как это обычно происходит, — успокоила ее миссис Филлипс. — Мы просто хотели кое о чем у тебя спросить.

— Да?

Обе дамы явно чувствовали себя не в своей тарелке, не зная, с чего начать, и при виде их замешательства сердце Андреа учащенно забилось. Неужели им удалось связать пропажу драгоценностей с ее визитами в их респектабельные дома? Неужели они заподозрили ее? Наверное, кто-то — скорее всего, их слуги — успел заметить, как она выходила из их спален?

— Это действительно очень деликатный вопрос, — нерешительно начала миссис Керр. — Мне кажется, что лучше всего было бы просто предать это забвению, но…

— Но мы не на шутку беспокоимся по поводу Мэдди, — закончила за нее миссис Филлипс.

— Мэдди? — Андреа с трудом перевела дух. — А что с ней случилось?

— Ну, видишь ли, ни для кого не секрет, что наша милая старушка становится с каждым днем все более рассеянной. Ты и сама вынуждена постоянно хлопотать подле нее — вечно она что-то теряет, роняет, забывает. И мы относимся к этому с пониманием. Вот только… одним словом, не случалось ли тебе находить в доме вещи, которые могли бы принадлежать нам и которые Мэдди по ошибке приняла за свои?

Андреа пришла в полную растерянность, и это ясно отразилось на ее физиономии, поскольку миссис Филлипс сочла необходимым продолжить:

— Мы хотим это знать вовсе не потому, что подозреваем Мэдди в каких-то злонамеренных поступках, ты можешь этого не опасаться.

— А… что… какие именно вещи она, по-вашему, могла взять? — наконец выдавила из себя Андреа.

— Ну, всякие мелочи, хотя и довольно дорогие, — сказала миссис Керр. — Я, к примеру, уверена, что мой золотой браслет исчез именно в тот вечер, когда вы с Мэдди гостили у меня. Хотя, конечно, на нем была очень ненадежная застежка и, возможно, я просто где-то сама обронила его, но после этого слуги обыскали весь дом. Вот я и подумала — может, его нашла Мэдди и по рассеянности захватила с собой. Без всякого умысла, конечно.

— А у меня исчезла камея из слоновой кости, — добавила миссис Филлипс. — Хотя она и не досталась мне в наследство, но все же была довольно милой вещицей, и я ее любила. Если вдруг она так уж приглянулась Мэдди, я совсем не возражаю, пусть она останется у нее, только все-таки, с моего ведома, чтобы я тоже имела возможность хотя бы изредка любоваться ею.

— Какой бы Мэдди ни бывала временами рассеянной, я уверена, она не могла взять ваши вещи, — возразила Андреа, осторожно подбирая слова. — Это абсолютно не похоже на нее. И вы, ее ближайшие подруги, должны знать об этом лучше всех прочих.

— Вот видишь, Аделаида, я же говорила тебе, что это просто глупость и тебе самой будет стыдно за такие подозрения! — воскликнула миссис Филлипс. Ее лицо раскраснелось от смущения. — А твой дурацкий браслет наверняка все еще валяется у тебя под диваном!

— Не говори со мною таким тоном, Харриет. Ты только что повторяла эту глупость следом за мной и уже готова была обвинить во всем бедняжку Мэдди, тогда как твоя прелестная камея провалилась в твой новомодный ватерклозетт!

Не обращая больше внимания на Андреа, дамы принялись осыпать друг друга взаимными упреками. Видя, что в ней более не нуждаются, Андреа торопливо извинилась и поспешила прочь, сгорая от стыда, ведь это она была виновата в том, что на Мэдди пало подозрение в совершенных кражах. Чувство вины странным образом переплеталось с облегчением от того, что она, судя по всему, пока никем не замечена.

Однако слух уже был пущен. Миссис Керр и миссис Филлипс решили, что Мэдди невиновна в пропаже их драгоценностей. После обмена мнениями с несколькими приятельницами, которые тоже жаловались на пропажи, дамы пришли к выводу, что это распускает руки кто-то из их собственного круга. Новость обсуждали долго и оживленно, и в этих обсуждениях принимали участие Мэдди и Андреа.

— Мне кажется, нужно обратиться в полицию, — предположил один джентльмен.

— И что мы им скажем? Что мы были настолько неосмотрительными, что оставляли наши драгоценности валяться там и сям без присмотра, словно это старые салфетки? По-моему, мы сами напросились на неприятности, проявляя такую беспечность. Это должно научить нас быть более внимательными и следить за своими вещами.

— Что я и намерен делать отныне и впредь, — добавил следующий собеседник.

— Ах, но ведь это невыносимо! — воскликнула пожилая матрона. — Вот уж никогда бы не подумала, что мне придется держать под замком каждую шпильку!

— Или каждую пряжку для обуви, — подхватила ее соседка. — У меня до сих пор в голове не укладывается, как это кто-то мог додуматься воровать даже такие вещи! Я не сомневаюсь, что это выходки какого-то ненормального!

— Может быть, наш вор — обувной фетишист, если такие вообще бывают, — с гримасой отвращения предположил ее супруг. — Но если это и так, то почему же он не крадет ботинки заодно с пряжками?

— Ну что ты в самом деле, Сэмюэл! — краснея, одернула его жена. — Попридержи свой язык. Не забывай, что мы в смешанном обществе!

— А мне кажется, что надо для начала получше присматривать за своими вещами. И воздержаться от необдуманных обвинений.

Кто-то еще предложил составить полный список вещей, которые считаются пропавшими, с именами и датами.

— Отличная идея, — сказала миссис Филлипс. К удивлению Андреа, эта дама обратилась именно к ней с просьбой: — Андреа, милочка, ты не потрудишься для нас? Пожалуйста, у тебя такой красивый и разборчивый почерк.

И Андреа приступила к составлению списка, хотя ей вряд ли требовалась помощь окружающих. Она слишком хорошо помнила, что и когда похитила у каждого из них, и, узнай они об этом, они были бы в шоке.