Теперь уже в ее улыбке промелькнули бесенята.

— Я приму то же самое. Снимок, на котором ты голым лежишь на медвежьей шкуре. Памятный снимок, если не возражаешь.

— А где ты будешь его хранить, жена? — спросил он, подняв брови. — У тебя же нет Духова мешка.

— А почему бы и мне не завести для себя такую полезную и нужную вещь? — жизнерадостно спросила она. — Не хочешь же ты сказать, что в вашем обществе этот обычай распространяется только на мужчин? А что, женщина не может иметь такой же мешочек?

— Некоторые могут. Те, что получили наставление Духов.

— И как им удается повидаться с Духами, что бы получить необходимое наставление? — допытывалась она. — Они удаляются от общества, постятся и молятся? Я читала, что в некоторых племенах юноши так и поступают.

— В нашем племени тоже. Однако нет нужды предпринимать далекие путешествия. Духи повсюду, Нейаки, они вокруг нас. Они в деревьях, в камнях, в животных. Во всем, что ты видишь и к чему прикасаешься. Среди них есть Дух, предназначенный только для тебя, тот, который ближе к твоей душе. Стоит тебе, очистив сердце и тело, открыть для него свое сознание, и Дух тотчас заговорит с тобой.

— Медитация, — заключила она. — Освободить свой разум от всего лишнего и слиться с природой.

— Да и тело должно быть очищено и внутри и снаружи, — поучал, он жену. — Никто не может принять Духов, не пройдя особого очищения.

— Итак, полагаю, мы возвращаемся к посту, — сказала она, сморщив нос. — Не сказала бы, что это для меня что-то новое. Бог знает, сколько разных диет я перепробовала, хотя они помогают лишь временно. Мой искуситель всегда является в виде шоколада. Однако я хочу сделать этот прекрасный снимок. И чтобы у меня было, где его хранить. Ради этого стоит немного поголодать. Не для похудания, а для чего-то более существенного. Когда я могу начать?

— Когда захочешь, маленькое создание. Я приготовлю для тебя очистительный вигвам, где ты будешь потеть.

— Парилку? Сколько времени это займет?

— Полдня самое большее. Дольше всего приходится возиться с подготовкой, нужно вычистить камни травами, потом нагреть их.

— Постой-ка. А все это голодание и потение не повредят нашему беби?

— Я не предвижу тут ничего плохого.

— Прекрасно! Но знаешь, отложим это мероприятие дня на два. Не хотелось бы пропустить футбол и ночные танцы. Сначала я хочу выиграть пари. А потом, когда здесь все поуспокоится, гости разъедутся по своим деревням, мне легче будет сконцентрироваться, да и больше шансов, что никто не прервет мою медитацию.

Никки весьма удивилась сходству футбола шони с той игрой, к которой она привыкла. Правда, игровое поле в длину составляло примерно три четверти от длины обычного футбольного поля, ярдов семьдесят пять вместо сотни, но по обе стороны поля стояли штанги ворот, совсем как дома — и основная цель игры была все та же: толкая и гоня мяч через поле к линии ворот, забить гол. Однако у шони мяч требовалось забить в ворота, штанги которых отстояли друг от друга лишь на три фута. Каждый гол засчитывался, и команда, первая забившая двенадцать мячей, считалась победившей.

Мяч из сыромятной кожи, набитой оленьей шерстью, тоже был круглый, но маленький, чуть больше теннисного. К тому же правила для двух команд различались. Мужчинам дозволялось бить по мячу только ногами, в то время как женщины имели право и ногами его пинать, и поднимать, чтобы бросить руками, что являлось, очевидно, попыткой хоть как-то уравновесить неравные силы. Возраст игроков в обеих командах был самым разным, в игре участвовали и подростки, и пожилые люди. Захватывать, удерживать, отнимать и отбивать мяч разрешалось любым способом, и хитростью, и силой, хотя Серебряный Шип заверил Никки, что мужчины не стремились быть излишне грубыми, не применяли к женщинам силовых приемов и старались не причинить вреда детям и пожилым игрокам.

— Это хорошо, — сказала она, — а то, я вижу, здесь явно недостает защитных шлемов, масок и наплечников. Хорошо еще, что мы все будем играть в мокасинах, а не в клепаных футбольных бутсах, потому что этими штуковинами можно было бы запросто убить какого-нибудь вашего голенького ангелочка. А я уж не говорю об ушибах, синяках и разбитых голенях!

— Многие игроки защищают голени мететава-вой, нечто вроде кожаных чулок. Хочешь, я достану для тебя пару?

— Конечно, хочу, — обрадовалась Никки. — А еще бы хорошо что-нибудь на локти и коленки. Хоть я не играла уже тысячу лет, но до сих пор помню все свои разбитые коленки и ссадины на локтях, полученные в игре с братьями. Один раз даже заработала приличный синяк под глазом, это когда я забивала гол, а на пути у меня вдруг появилось колено Джека. Я никогда особенно не расстраивалась из-за таких вещей, но в тот раз оставалась неделя до школьной вечеринки — танцы и все такое. Так я кучу времени потратила, чтобы загримировать свое «украшение», но синячина упорно проступал сквозь все слои грима и пудры.

Жребий не тянули и монет не подбрасывали, а игра началась с того, что посредник просто подбросил мяч в воздух над центром поля. Естественно, что мячом завладели мужчины, более высокие и прыгучие. Но ненадолго. Среди суматошно молотящих по мячу ног промелькнула женщина, схватила мяч и побежала вперед. Она перебросила его другой женщине, та — третьей, которая, впрочем, сразу потеряла мяч, и его вновь перехватила команда соперников.

Тут Никки осознала, что освистывание и улюлюканье не является прерогативой современных болельщиков. Как, впрочем, и маленькие балеты победы, вроде тех, что исполнили игроки мужской команды, забив свой первый гол. Кроме того, они подбегали к автору гола, похлопывали его по всем местам и подбадривали, так что и это, подумала Никки, не в двадцатом веке возникло.

Очень быстро Никки поняла, что в футболе шони гораздо меньше правил, чем в современной игре. Лобовые, боковые и даже задние удары были вполне приемлемы. Не наблюдалось удержаний, толчков, тайм-аутов, а система замены была крайне хаотична. Она заметила, что если кто-нибудь уставал, то просто выходил из игры, чтобы отдохнуть, а потом возвращался на поле всякий раз, когда его об этом просили. Некоторые из болельщиков присоединялись, когда им казалось, что это нужно, а иные игроки покидали поле в середине игры и больше не возвращались. Единственная трудность заключалась в необходимости довести до сознания других игроков, что ты покидаешь поле, дабы они не продолжали играть на тебя.

Но то, что отсутствовало в правилах игры, целиком возмещалось всеобщим энтузиазмом. Над выкриками, стонами и перебранками время от времени раздавался взрыв смеха. Зрители криками подбадривали своих фаворитов, игроки перекликались друг с другом, вопили на своих противников, и все это шумело, бурлило и было полно жизни. Словом, игру одухотворял здоровый азарт. Никки почти не знала языка и далеко не всегда могла понять смысл возгласов и призывов. Конечно, когда она отпихнула одного из мужчин, наддав ему локтем в живот, то смысл его вопля был ей абсолютно ясен. Точно так же и парень, который толкнул ее так, что она шлепнулась лицом в грязь, прекрасно понял, что именно выражает ее жестикуляция и выражение лица, и бросился помочь ей встать.

Примерно час спустя мужчины, при счете 6:2, лидировали. Никки понимала, надо что-то предпринять. Она уже подумывала о том, какие мероприятия организационного толка способны улучшить положение дел. И вот, поскольку правила игры не запрещали этого, она, с помощью Конах, начала проводить летучие совещания на боковой линии. Удивительно, но женщины и впрямь схватывали все на лету, почти без вопросов принимая план общей стратегии. Под руководством Никки, при толковых дополнениях других женщин, команда приступила к реализации замысла. И вскоре удача повернулась к ним лицом — женщины забили три гола подряд. Мужчины, конечно, быстро смекнули, в чем дело, и начали проводить свои собственные маленькие совещания по разработке тактики. Именно тогда Никки и подумала, что если бы в любви и войне все было честно, женщинам пришлось бы объявить тотальную мобилизацию.

В качестве самозваного вдохновителя она наставляла свою команду:

— Каждой нужно выбрать на поле одного мужчину и найти способ всячески задерживать его, владеет он мячом или нет. Те из вас, кто покрупнее, пусть и присмотрят себе здоровяка, а худые и слабые должны обратить внимание на малорослых. Стремительные против стремительных, высокие против высоких, маленькие против коротышек. Нам нужно образовать линию защиты, готовую удержать любого мужчину, прорывающегося к нашим воротам, особенно если он с мячом. Ты, Сизая Горлица, сильна в броске мяча, а Конах лучше удается мяч перехватывать. Звонкая Вода, ты бегаешь быстрее всех, так что стой поближе к их воротам и, как только тебе передадут мяч, беги что есть силы в конец зоны. Никки повернулась к высокой женщине, которая самой природой была создана вратарем, у нее даже щель между передними зубами напоминала футбольные ворота.

— А у тебя особая задача. Выбери себе место возле нашей линии ворот и не уходи оттуда. Не пропуская мимо себя никого и ничего, особенно мяч. Падай. Садись на зад. Ложись на землю плашмя. Делай что хочешь, но останови мяч. Хоть юбкой, хоть как.

Женщина одарила Никки щербатой улыбкой и энергично кивнула.

— О'кей, девочки, если все понятно, передавайте мои советы другим, и зададим им жару! Вперед! И кто что умеет — кто глаза им отводит, кто бодается и пинается, кто царапает им спины. Впивайтесь в них, как клопы!

Речи Никки произвели сильное впечатление и вдохновили команду на подвиги. Окрыленные женщины рассыпались по полю, кровь их взыграла. Они не только выполняли рекомендации предводительницы, но и сами на ходу изобретали массу приемов для достижения поставленной цели, иные не просто пинали противника, а старались носками мокасин угодить в наиболее уязвимые точки ног, недостаточно защищенные одеждой, словом — били прицельно. Даже девочки-подросточки подхватили азартное начинание, юркими гиенами путаясь под ногами, бодаясь и брыкаясь, как козлята, и внося разлад в ряды противника.

Среди всеобщей суматохи Никки отметила одну занятную вещь. Многие женщины, вопреки ее совету, подобрали себе противника не по росту, весу или толщине, а по родственному признаку, проще говоря — своих собственных мужей. Сначала Никки с досадой подумала, что это большая с их стороны ошибка, но, приглядевшись, поняла, что метод имеет свои преимущества, ибо кто, как не жена, знает все самые слабые и уязвимые точки и места, супруга. Одного несчастного парнягу так, очевидно, достала женушка, вонзившая свои пальцы ему под ребра, что он стал беспомощен, как слепой новорожденный котенок. Другой женщине достаточно было только дунуть в самое ухо супруга, как он замер на месте и, воззрившись на нее, идиотски ухмылялся.

Оценив тактику подруг, Никки устремилась к Серебряному Шипу. Когда они столкнулись лицом к лицу, она подмигнула ему и дерзко исполнила несколько па шимми, что заставило его удивленно вскинуть брови. А поскольку все его внимание переключилось на жену, то мяч благополучно пролетел мимо. В другой раз она бросилась ему на грудь, оседлала его, обвив ногами, и он резко взвился и рухнул на спину как срубленный дуб. Никки, последовала за ним, вонзив свое колено прямо ему в солнечное сплетение в то время как носок ее мокасины уперся ему в пах.

Серебряный Шип собрался, было сбросить ее с себя, но вынужден был отказаться от этой попытки, поскольку носок мокасины еще сильней придавил некоторые деликатные части его тела.

— Даже и не думай, парнище! — предостерегла она его с самодовольной улыбкой. — Только попробуй, и термин футбол обретет для тебя совсем иное значение [Футбол — от англ. foot — нога; ball — мяч (в сленге balls — мужские яички).].

— Женщина, ты играешь нечестно, — выразил он свое недовольство, все более накаляясь.

— Не дергайся, — прикрикнула она на него, еще сильнее притиснув носок мокасины.

Результат не замедлил сказаться. Торн сдавленно застонал.

Никки ухмыльнулась.

Толпа в этот момент заревела. Женщины только что забили очередной гол, и счет стал 9:9.

Хотя мужчины и пытались перенять у женщин их тактику, у них из этого ничего не вышло. Двадцать минут спустя Звонкая Вода, после спринтерской пробежки, влепила решающий мяч в ворота противника. Игра окончилась победой женской команды с перевесом в одно очко. Победительницы покидали поле усталые, потные и заляпанные грязью, но глаза их светились счастьем.

Никки прохаживалась возле Серебряного Шипа. Язык ее облизнул пересохшие губы, и она увидела его глаза, потемневшие от желания. Она издала низкий зловредный смешок.

— Сердце мое, на этой медвежьей шкуре ты та-ак хорошо смотришься!

17

После лихорадки футбольного матча Никки сомневалась, хватит ли у нее сил для участия в танцевальном вечере. Но Конах предложила ей испить какой-то сладкий настой из трав, заверив, что это не причинит вреда беби, и Никки, к своему удивлению, значительно ожила.

Она присоединилась к другим женщинам, готовившим праздничную трапезу. Жарилось и парилось всего немало — какие-то клубни, кукурузные лепешки, на огне доходила бобовая похлебка. На десерт — засахаренные фрукты, груши, несколько видов ягодного варенья, черная патока и мед. Множество напитков — от простой родниковой воды, разнообразных соков, настоев и отваров — в основном из фруктов, листьев и коры — до хмельного перебродившего варева, которое, как полагала Никки, было чем-то вроде спиртного, приготовленного из зерна.

— Такое самодельное питво из зерна, вроде водки, готовят по всему миру, — сказала она Конах. — Индейцы, значит, не отстают в этом смысле от прочих? Так вы говорите, танцы продлятся всю ночь? Наверное, тот, кто устоит на ногах дольше всех, будет удостоен награды!

— Нет, внучка, нет, — смеясь, ответила Конах? — награды будут, но не за это. Наши мужчины не напиваются так, чтобы с ног валиться, особенно сейчас, когда здесь генерал и его люди. Да Черное Копыто их голым задом на муравейник посадит, если они допустят такую глупость.

Никки ухитрилась счистить щеткой всю грязь со своего платья, затем вымыла волосы и уложила их в опрятный французский пучок. В честь праздника она даже наложила на веки тени, подкрасила ресницы и губы. После нескольких недель, в течение которых ей приходилось разводить огонь, полоть сорняки и заниматься стряпней, ее ногти обломались, но быстрый маникюр и розовый лак помогли кое-как привести руки в порядок.

Глядя на нее, Конах и Меласса выразили желание тоже украсить свои ногти и лица. Весть о новшестве распространилась быстро, и не успела Никки оглянуться, как оказалась в роли ведущего косметолога, ибо пара дюжин жизнерадостных женщин столпилась вокруг нее, с вожделением разглядывая скромное содержимое ее косметички.

— Нечистая сила, — воскликнула она. — Теперь я поняла, что должны чувствовать эти несчастные парни-галантерейщики на расширенной распродаже удешевленной косметики!

Она тотчас обрела свой учительский тон и стала наводить порядок.

— Леди, прошу вас! Не толкайтесь и не отпихивайте друг друга! Если вы рассядетесь и будете терпеливо ждать своей очереди, то все получат возможность подмалеваться. Однако, нажив по этой части кое-какой опыт, смею предложить вам свою помощь. Тут нужно соблюсти меру, иначе ваши мужья подумают, что к ним приехала цирковая труппа клоунов.

Используя Конах как модель, Никки продемонстрировала основные приемы правильного грима.

— Будет просто прекрасно, если вы поможете друг другу с макияжем и волосами. Я здесь, рядом и присмотрю. — Раздав тени для век, лак для ногтей, тушь для ресниц и губную помаду, она еще раз приструнила их: — Леди, беря друг у друга косметику, не торопитесь, будьте взаимно вежливы, иначе ни одну из вас я не зачислю в свою футбольную команду.

Раздавая советы и пожелания, она в то же время убирала волосы Конах, сооружая ей французский пучок, а несколько женщин, глядя на нее, пытались повторить это самостоятельно. Меласса решила, что ей хочется часть волос локонами спустить на лоб. Другая попросила Никки помочь ей уложить волосы замысловатым узлом и закрепить его на затылке серебряным гребнем с великолепным opнаментом, изумившим Никки мастерством и вкусом его создателя. В своем веке такую редкостную вещицу она могла увидеть лишь в ювелирном магазине, торгующем исключительно штучным товаром.

Никки обошла всех женщин, делая поправки и нанося последние штрихи, и вот, наконец, она окинула своих учениц критическим взглядом и нашла, что конечные результаты не так уж плохи, да и женщины были весьма довольны, особенно получив возможность взглянуть на себя в маленькое зеркальце, пущенное по кругу. Заключительным аккордом явился мускусный одеколон, которым Никки слегка мазнула кого за ушком, кого по шейке или груди, и женщины гордо — жаркой поступью, как Никки это называла, — покинули салон собирать дань комплиментов с потрясенных женихов и мужей. Никки со своей стороны надеялась, что женихи и мужья не разочаруют преобразившихся женщин и уж тем более не прибьют. Меньше всего ей хотелось, чтобы сегодня, омрачая праздник, здесь и там вспыхивали очаги семейных ссор.

Но все обошлось. Более того, мужчины пришли в восторг от нового облика своих жен. Самое замечательное, однако, что всех их растревожил чувственный аромат, исходивший от женщин. Хотя это выглядело немного неприлично, но многие мужчины, как заметила Никки, стояли и при всем честном народе обнюхивали своих жен, тыкаясь носами в шеи и груди. В это время к ней подошел Серебряный Шип, принюхался и сказал:

— Как ты аппетитно пахнешь. Так и хочется тебя съесть.

Переваривая, сей комплимент, Никки не могла не хихикнуть.

— Если бы ты знал, из чего создается этот одеколон, твой аппетит вмиг пошел бы на убыль.

Брови его выгнулись в молчаливом вопросе.

— Из желез скунса, — без всякого выражения сообщила она. — Я не знаю подробностей этого процесса, но мне точно известно, что пахучая основа парфюмерных изделий добывается из мускуса, содержащегося в яичках определенных животных, и скунса в том числе.

— Ты меня разыгрываешь! Она покачала головой:

— Нет, я говорю совершенно серьезно.

— Но как это может быть? Про скунса трудно сказать, что он приятно пахнет. Даже я со своими магическими силами не смог бы извлечь из него столь сладостный запах.

Лицо его выражало смущение, недоверие и вообще было расстроено.

— Я уже сказала, что не знаю, как это делается, знаю только, что это делается. — Она сочувственно похлопала его по плечу. — Не пытайся понять. Просто наслаждайся приятным ароматом.

— Не было бы ничего легче, — уныло проговорил он, — если бы мне, нюхая твою шею, удалось отделаться от мысли, что я с таким же успехом мог бы сунуть свой нос в задницу скунса.

Никки с приятностью обнаружила, что лишь немногие из вечерних танцев имели однополый уклон, исполняясь или только мужчинами, или только женщинами, по большей же части мужчины и женщины танцевали вместе. Были танцы с относительно простым шагом. Иные казались более замысловатыми. Некоторые она разучивала еще в детстве, правда, несколько в иных вариациях. Один очень походил на банни-хоп, действительно напоминая кроличьи прыжки. Другой — просто какие-то сплошные хоки-поки, танцевальные пустячки. А третий имитировал детскую игру в ручеек. Много танцевали, выстроившись в линию. Этот тип танца варьировался, переходил от медленного приятного темпа к быстрому и суровому, следуя ударам барабана и командам ведущего танцора. Иногда линии разбивались на пары, танцующие то выстраивались в затылок друг другу, то поворачивались лицом к лицу.