На том обвинения Маргарет Симонc не исчерпались. Тот же викарий Феррал утверждал, что всякий раз, когда находилась она в его приходской церкви во время его проповеди, голос изменял ему так, что его едва было слышно. Объяснить это викарий не мог ничем другим, как только ведьмовским заклятьем Маргарет. Я решился спросить бедную женщину, дабы услышать ее мнение, и она подтвердила, что викарию и правда трудно говорить громко, но при этом указала, что его голос не так давно стал хриплым и тихим. Как уже было сказано выше, я сам общался с викарием, и слова женщины относительно его тихого голоса были правдой. Кроме того, услыхал я из уст Маргарет, что кое-кто из прихожан также заметили, что викарий поражен такой хрипотой, и отказались иметь с ним дело, ибо подозревали, что у того «французская оспа» [Сифилис. — Авт.]. Как впоследствии было подтверждено ординарней М. Д. Льюином [В данном случае под «ординарием» понимается священнослужитель, занимающий должность, в силу которой он получает «ординарную», т. е. не делегированную ему власть в отношении своей юрисдикции, например, архиепископ архиепископской епархии либо епископ или местоблюститель епископа в обычной епархии. — Авт.], викарий даже привез из Лондона свидетельство за подписью двух врачей, согласно которому его хрипота была вызвана болезнью легких. И это свидетельство показал он в церкви всем своим прихожанам и тем самым был очищен от подозрения в постыдности своего недуга. Правдивость этих сведений подтверждает еще один честный человека из сего прихода [Распутный викарий явно не вызывает у Скотта симпатии, однако его критика звучит достаточно осторожно. Автор предпочитает посеять в своих читателях сомнения в правдивости викария, оперируя в большей степени местными слухами и пересудами. — Авт.]. Словом, если бы один из присяжных не оказался мудрее другого, была бы Маргарет Симонc осуждена и по сему, и по иным столь же нелепым обвинениям. Ибо одно лишь звание ведьмы вызывает ужас у простых людей, и будь хоть одно бесспорное доказательство ее вины предъявлено, не избежала бы женщина смертного приговора [Скотт отмечает двоякий риск, связанный с обвинениями в колдовстве, как для обвиняемого, так и для обвинителя. Уже во время жизни следующего поколения в Северной Америке обвиняемый или обвиняемая в колдовстве могли подать в суд на распространителя слухов за клевету. При этом Скотт признает, что боязнь ведовства была столь велика, что одно лишь обвинение могло окончиться смертью подозреваемой в ведовстве. — Авт.].

Глава 3

О тех, кого называют ведьмами (с перечнем их отличительных черт в глазах людей), о том, что ведьмы сами верят в силу своих слов и мысленных приказов как орудия наведения порчи на детей и скот, а также о шарлатанах, притворщиках и лже-чародеях

Обычно те, кого называют ведьмами, — это хромые, мутноглазые, бледные, дурно пахнущие, морщинистые старухи, полные раздражения на весь свет и суеверий, а вдобавок еще и папистки [Папистами со времен Реформации в Англии презрительно именовали католиков. — Пер.]; либо те, кто не исповедуют никакой религии вообще и в чьих сонных умах Дьявол нашел себе пристанище. Стоит поблизости случиться любому бедствию, несчастью, драке или убийству, они сами убеждают себя, что стали тому причиной. В окружающих вызывают они страх своей истощенностью, печатью меланхолии на лице, а иногда и уродством. Они проходят все стадии помешательства, предаются Дьяволу и мало отличаются от тех, которые считают себя одержимыми духами. Крепостью своих убеждений заставляют они поверить в силу своих заклинаний.

Эти несчастные создания на плохом счету у соседей, а зачастую внушают такой страх, что немногие отваживаются гнать их прочь или отказывать им в их просьбах. Много берут они на себя, считая, что способны на деяния за гранью человеческой природы. Вот идут они от дома к дому, стуча в двери и требуя налить им в горшок молоко или эль, наполнить его опарой, положить жаркое или кашу, либо оказать такую услугу, без которой жалкой ведьме не прожить [Скотт подчеркивает всю иронию ситуации, когда те, кто заявляет о наличии у себя сверхспособностей, сами живут в бедности. В раннее новое время у общества не было средств и механизмов, чтобы помогать нуждающимся, поэтому нищенство было для многих тяжелой необходимостью, создавая дополнительное социальное напряжение внутри общин. — Авт.]. Взамен открыто обещают они нечестивые блага, суля легковерным красоту, деньги, должности, богатство, почитание, удовольствия, славу, наслаждения, знания, учение и прочие выгоды.

Не раз бывало, что побираются эти создания тщетно, а соседи осуждают их за разврат и непотребство. Презрение и ненависть, в свою очередь, толкают ведьму на то, чтобы во всеуслышание проклясть любого, будь то хозяин дома, его жена, дети, скот или даже поросенок, которого увидит она в хлеву. А теперь представьте себе, что время идет, и кто-то из соседей ведьмы заболевает или умирает, ведь таков удел человека. Или странный недуг посещает кого-то из их детей, как то удар [В оригинале «апоплексия». — Авт.], эпилепсия, судороги, лихорадка или паразиты. И тогда невежественный люд принимает естественный ход вещей за месть ведьмы. Тут как тут и лекари-неумехи, про которых придумана поговорка Inscitiae pallium maleficium & incantation [«Злодеяния и заклинания покрывают невежество» (лат.). — Авт.]. Колдовство и чародейство — мантия, в которую рядится невежество, ведь сегодня доподлинно известно, что злотворное сочетание гуморов [Согласно теории гуморов, принятой в то время, в теле человека текут четыре основные жидкости (гуморы): кровь (сангва), слизь (флегма), желтая желчь (холе) и черная желчь (мелэна холе). В норме эти жидкости находятся в равновесии, однако избыток одной или нескольких из них вызывает практически все внутренние болезни. — Пер.] — причина болезни, а не слова ведьмы или проделки духов. Да и падеж скота легче приписать чужой злой воле, а не объяснить болезнью, несчастным случаем или плохим содержанием. В дни горестей дурная слава неприятной женщины, живущей рядом, или проклятия, сорвавшиеся с уст ее, убеждают окружающих, что все их беды только от нее.

С другой стороны, сама ведьма ожидает, что ее заклятия и пророчества когда-нибудь да сбудутся (хотя сам Боден [Жан Боден (1529(30?)-1596) — видный французский политик, философ, юрист. Несмотря на приверженность передовым для того времени принципам веротерпимости, отрицательно относился к колдовству и принимал участие в судах над ведьмами на стороне обвинения. Ему же принадлежит знаменитый трактат «Демономания колдунов» (1580 г.). — Пер.] — известный гонитель ведьм — признавал, что сбывается не более двух из ста таких пожеланий и предсказаний). Представ перед судом, который в своем стремлении к исследованию истины ошибочно пытается доказать, что ее проклятья и пророчества превращаются в злосчастия ее соседей и, значит, сбываются, она чувствует себя могучей волшебницей, коей подвластен ход вещей, и признается в ведовстве. При этом не только она, но и обвинитель, и судья страшным образом заблуждаются и впадают в безбожие, ибо то, что, как все они считают, ведьма совершила и в чем она призналась, подвластно только Богу.

Не забудем, что существуют ведьмы и колдуны совсем другого рода — это шарлатаны, обманщики и лже-чародеи. Во имя славы, известности или выгоды они заявляют, что способны творить такое, что под силу только Богу или Дьяволу, беззастенчиво занимаясь предсказаниями, «лечением» недугов и всяческими «чудесами». Но о таких людях я подробнее расскажу ниже.

Глава 4

Джордж Гиффорд,

«Диалог о ведьмах и колдунах»

1593

Одним из тех, кто раньше всех начал писать о ведовстве доступным английским языком, стал пуританский священник Джордж Гиффорд из Мэлдона в графстве Эссекс. Его самый известный и увлекательный труд под названием «Диалог о ведьмах и колдунах» увидел свет в 1593 году и представляет собой весьма живое обсуждение таких актуальных для того времени вопросов, как природа ведовства и отношение верующего христианина к магическим ритуалам и гонениям на ведьм. Кроме того, «Диалог» Гиффорда предназначался для объяснения простыми словами широко распространенной практики суеверий, включая обращение за советом к «знающим» в тех случаях, когда ведьма или колдун подозревались в наслании порчи на членов общины. Некоторые историки придерживаются мнения, что подход Гиффорда по своей сути был методом ученого-антрополога [Алан Макфарлейн, «Антрополог в эпоху Тюдоров: Рассуждение и Диалог Джорджа Гиффорда» в кн. «Проклятое искусство: обзор литературы о колдовстве», под ред. Сидни Энгло (Лондон, изд-во «Рутледж энд Киган Пол», 1977 г.), стр. 140. — Авт.]. Вместо того, чтобы рассматривать ведовство как интеллектуальную проблему, как поступил Реджинальд Скотт [См. предшествующую главу «Реджинальд Скотт. „Разоблачение колдовства“. 1584». — Пер.], или как проблему теологического свойства, как это сделает чуть позже король Яков I [См. следующую главу «Король Яков I. „Демонология“. 1597». — Пер.], Гиффорд воспринял распространение суеверий как своего рода пасторский вызов и своим трудом постарался дать ответ на следующие вопросы.

Что должен сделать пастырь для того, чтобы христианин расстался с укоренившимся в повседневности доверием к магическим ритуалам? Как вернуть такому прихожанину веру в Бога, выступающего в качестве единственного и безусловного авторитета? [Скотт Мак-Гиннис «Раскрытие обмана: пастырский взгляд на веру в ведьм в трудах Джорджа Гиффорда», в Сборнике материалов по изучению XVI века, выпуск ХХХШ/3 (2002 г.): стр. 665. — Авт.]

Диалог открывает некто Сэмюэл, обеспокоенный тем, что его семья, как он считает, заколдована. Такой вывод сделан на основании того, что его хозяйство несет убытки — внезапно и необъяснимо пал ценный хряк, а жена Сэмюэла потеряла нескольких цыплят. Сэмюэл начинает прикидывать, не стоит ли ему принести своего рода «жертву», чтобы освободиться от нападения злых сил, и уже собирается посетить в этой связи «знающего» человека, когда встречает на дороге своего старинного друга и единоверца — богобоязненного Дэниэля. Последний делится мнением о том, что трудности в жизни Сэмюэла вызваны не злокознями ведьмы, а самим Дьяволом. Сэмюэл приглашает Дэниэля к себе домой, чтобы подробно обсудить сложившееся положение вещей со школьным учителем, претендующим на роль местного интеллектуала.

Основная аудитория Гиффорда — среднестатистический обыватель, и потому он использует своего героя Сэмюэла как рупор живущих в народе наиболее распространенных верований о колдунах и ведьмах. Сэмюэл считает, что ведьмы обладают властью над физическими объектами и имуществом. Гиффорд устами Дэниэля стремится убедить Сэмюэла в том, что ведьмы в принципе могут существовать, но заблуждаются, считая себя наделенными особыми навыками. Все ведьмовские способности происходят напрямую от Сатаны, посему лучшая защита от ведьм и колдунов — не обращение к закону или к разуму, а духоподъемная практика. По мнению Гиффорда, мотивом преследования ведьм в большинстве случаев являются жадность, гнев, страх и ненависть, а отнюдь не желание услужить Господу [Мак-Гиннис «Раскрытие обмана», стр. 672. — Авт.]. Ничто так не любо врагу рода человеческого, считает Гиффорд, как необузданные гонения на ведьм, во время которых соседи идут войной друг на друга. Гиффорд убежден, что добрым прихожанам нет смысла бояться ведьм и колдунов вокруг себя, но надлежит изгнать Сатану из своих собственных душ [Для Гиффорда вопрос того, существуют ведьмы или нет, не имеет принципиального значения. Для него гораздо более важно понять, что ведьма и ведовство представляют собой. Он признает, что ведьма играет важную роль в культуре, либо выступая как «козел отпущения» в случае бедствий и несчастий, либо предлагая оккультную защиту от этих несчастий, и тогда имя ей — «знающая». Складывается впечатление, что Гиффорд входит в положение простых деревенских жителей той эпохи, жизнь которых была полна страхов и неопределенностей. Он прямо не осуждает веру в ведьм и духов как проявление невежества, как это делает Скотт. Вместо этого Гиффорд хочет направить страхи обывателя в нужное русло, чтобы те, кто верит в колдовство, укрепили вместо этого свою веру в Бога. — Авт.].

Диалог о ведьмах и колдунах [Все цитаты приводятся по книге Джорджа Гиффорда «Диалог о ведьмах и колдунах, в котором раскрываются искусные козни Дьявола, сбивающие с пути истинного не только прибегающих к колдовству, но и прочих, вводя их в великие заблуждения», впервые опубликованной в Лондоне Джоном Виндетом по заказу Тоби Кука и Майкла Харта в 1593 году. Изображение оригинала документа хранится в Хантингтонской библиотеке, и с ним можно ознакомиться при помощи сервиса Early English Books Online по ссылке: http://gateway.proquest.com/openurl?ctx_ver=239.88-2003amp;res_id=xri: eeboamp;:rft_id=xri: eebo: image:5997 Альтернативная версия представлена по ссылке: https://archive.org/details/adialogueconcerOOgiffgoog. Сам оригинал документа также находится в Хантингтонской библиотеке (Сан-Марино, штат Калифорния), peг. номер 59292. — Авт.]

Участники:

Сэмюэл, Дэниэль, жена Сэмюэла, школьный учитель М. Б., матушка Р.

[…]

Дэниэль: Что случилось с тобой, друг мой? Отчего ты так печален? На тебя легли все беды и горе мира сего? Отринь их, ибо, как говорит Священное писание, огорчения мирские порождают смерть (2-е послание Коринфянам 7:10) [2-е Послание Коринфянам 7:10, «Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть». — Авт.]. От неверия в промысел Божий рождается великий грех чрезмерной задумчивости человека над судьбами мира.