— Раньше я бы ни за что не поверила, что от простого прикосновения может потемнеть в глазах.

Еще более странно то, что у мужчины темнеет в глазах от прикосновения женской груди к его ладони.

Хок закрыл глаза. Ладонь продолжала скользить по ее телу, словно он хотел узнать и запомнить ее не на взгляд, а на ощупь, как слепой.

— Не продавай перстень, Фрэнсис, — вдруг сказал он, открывая глаза.

— Я не желаю слепо подчиняться тебе в чем бы то ни было! Я не желаю становиться твоей покорной рабыней!

— Я твой муж, — сказал он просто.

Это означало, что дальнейший спор, по его мнению, не имел никакого смысла. Фрэнсис не стала настаивать: в данный момент ей меньше всего хотелось ссориться. Впрочем, если бы у нее и были доводы в защиту своей точки зрения, они бы испарились по мере того, как нарастало сладостное ощущение между бедер.

— Хок, — прошептала она, коснувшись висков мужа кончиками пальцев обеих рук. — Хок, я хочу тебя.

Это было сказано так естественно, с таким неприкрытым желанием, что привело его в полное неистовство. Фрэнсис ответила со всей недавно обретенной пылкостью. Ему нравилось, как она кричит от счастья, и она кричала, наслаждаясь прикосновением ладони ко рту. Ему нравилось, как она стонет, и она стонала, смутно угадывая, что этим только сильнее распаляет его. Его губы были влажные, мягкие и сладкие, и сила его толчков была бешеной и прекрасной.

— Боже милостивый… — выдохнул Хок, не в силах даже освободить Фрэнсис от тяжести своего тела. — Вы не дадите мне дожить до тридцати, мадам!

— Нас похоронят вместе, милорд, и мне будет даже обиднее, потому что я младше вас!

Минут через пять Хок пошевелился и без особенного удивления заметил, что готов продолжать. Он засмеялся.

— Я превращаюсь в какое-то ненасытное животное, — сказал он, весьма, впрочем, довольный.

— Вот и хорошо, — искренне одобрила Фрэнсис.

Она проснулась глубокой ночью от ощущения губ, движущихся вниз по шее, и рук, движущихся вниз по животу. Она лежала на боку, и муж прижимался к ней сзади. Фрэнсис счастливо улыбнулась в темноте.

— Согни ногу в колене, — прошептал Хок ей на ухо, и она подчинилась более чем охотно.

Она закусила губу, чувствуя, как он входит в нее. Это было так же сладостно — и совсем по-иному.

— Да… вот так хорошо… очень хорошо, милый…

Она не почувствовала его оргазма, потерявшись в собственном наслаждении, но когда очнулась, Хок уже засыпал, по-прежнему прижимаясь к ее спине. Она уснула через несколько минут.

Рано утром Хок проснулся и готов был в одиночку выйти покорять весь мир. Фрэнсис свернулась клубочком у него под боком и так крепко спала, что у него не хватило духу ее разбудить.

Со вздохом сожаления Хок направился в свою спальню. Позже, входя в комнату для завтраков, он чувствовал себя счастливейшим из смертных. Оттого, что за столом сидел только Эдмонд, настроение его только улучшилось.

— Доброе утро, Хок, — приветствовал его гость своим хорошо поставленным голосом. — Я полагаю, леди еще в постелях.

— Фрэнсис в постели, это я знаю точно, — ответил Хок. — У нее была довольно утомительная… день.

Он не догадывался, насколько его лицо отражает чувство глубочайшего удовлетворения, которое он испытывал. Это, однако, не укрылось от зорких глаз Эдмонда.

— Я вижу, дружище, семейная жизнь действует на вас благотворно.

— Не буду спорить, я в ладу с самим собой. Правда, поначалу все казалось очень необычным, даже нервировало… но стоило отказаться от борьбы, как наступила гармония. А вы, виконт, уже обсудили с Беатрисой дату венчания?

— В сентябре милости просим на нашу свадьбу. Надеюсь, и вы, и леди Фрэнсис осчастливите наше торжество своим присутствием.

— Можете рассчитывать на это. — Хок дождался, пока Рози подаст ему затрак, и отпустил ее. — Вот что, Эдмонд, скажу вам прямо: я решил ничего не продавать.

Тот издал невольный возглас удивления. Он был поражен до глубины души. Не дать ему даже возможности привести доводы в пользу сделки, ни даже шанса уговорить себя! Пропади он пропадом, этот будущий зять!

— Понимаю.. — протянул он, лихорадочно выискивая хоть какой-то способ воздействия на Хока.

— Дело в том, что племенной завод, скаковые конюшни и лошади в целом значат для Фрэнсис очень много, — объяснил Хок, задумчиво пережевывая каперс и рассеянно глядя перед собой. — Сама идея продажи родилась из того, что я подсознательно старался избежать ответственности. Все это принадлежало Невилу и в моих глазах осталось его собственностью даже после его смерти. Возможно, я боялся оказаться его бледной, не способной ни к чему тенью.

— А теперь ваш взгляд на вещи изменился. Окончательно? —Да.

— Что ж, тогда не стоит более возвращаться к этому вопросу, — протянул Эдмонд.

— Совершенно с вами согласен. Надеюсь, это не помешает вам и Беатрисе погостить у нас некоторое время?

— С удовольствием принимаю ваше приглашение. Боюсь только, скоро терпение вашей жены истощится, и она вцепится Беатрисе в волосы.

Эти слова, сказанные в шутку, оказались почти пророческими.

После завтрака, прогуливаясь по выгонам, Хок наткнулся на Фрэнсис и Беатрису. Его сестра с надменным видом читала лекцию на тему тренировки скаковых лошадей, в частности Тамерлана. У Фрэнсис подозрительно поблескивали глаза, а губы были сложены так, словно она собиралась плюнуть лекторше в физиономию. Хок мысленно застонал.

Белвис в сторонке явно забавлялся происходящим, зато один из младших тренеров, Генри, в испуге разинув рот, переводил взгляд с одной леди на другую.

— Ваш метод никуда не годится, — пренебрежительно заявила Беатриса, как раз когда Хок оказался в пределах слышимости. — Неужели я должна напоминать вам, что…

— Доброе утро вам, леди, и вам, Белвис и Генри! — Хок ловко вклинился между женщинами и начал оглаживать морду Тамерлана. — Перед нами будущий чемпион, не правда ли, сестра? Фрэнсис, дорогая, ты до сих пор не в амазонке? Разве мы не договорились выехать на прогулку ровно в одиннадцать? Поторопись же!

Та бросилась прочь так поспешно, словно за ней гнались. Беатриса только и делала, что выводила ее из себя, но нельзя было закрывать глаза на то, что сестра мужа разбиралась в скаковых лошадях и методах их тренировки.

Не прошло и получаса, как Фрэнсис вернулась в элегантнейшей амазонке цвета морской волны и кокетливой шляпе с вуалеткой, дерзко сдвинутой на лоб. К тому моменту Хок остался в одиночестве. Она помедлила, почему-то очень смущенная, но муж обратился к ней с самым непринужденным видом. Интимности в его манере держаться не было и в помине. Одним движением он забросил Фрэнсис в седло, вскочил на Эбонита и сделал приглашающий жест.

— Ты будешь сегодня ведомой, малышка, — обратилась Фрэнсис к своей кобыле Фиалке и послала ее в галоп.

Хок не проронил ни слова до тех пор, пока они не достигли его любимого уголка в долине реки Уз. Там он спешился, привязал Эбонита к нижней ветке тисового дерева и помог Фрэнсис спрыгнуть с дамского седла.

— Мы здесь одни, — сообщил он, привлекая ее к себе в продолжительном поцелуе.

Ненадолго отстранив Фрэнсис, он с удовольствием отметил ее учащенное дыхание и лихорадочный румянец на щеках.

— Однако как же нам избавиться от всех этих неподходящих тряпок? Разумеется, ты выглядишь просто потрясающе в этом туалете, но он чертовски некстати в данный момент Придется просто задрать тебе юбки, как крестьянке. Да-да. это будет удобнее всего.

— Хок!

Он только усмехнулся при виде смущенного лица Фрэнсис, приподнял ее и опустил на спину в густую и сочную прибрежную траву. Запах диких цветов, необычайно сильный, окутал ее свежим облаком.

— Приподними бедра, дорогая.

Она подчинилась вопреки внутреннему протесту. Руки мужа скользнули снизу вверх, поднимая подол амазонки выше ее талии. За этим последовало возмутительно бессовестное и сладостное прикосновение.

— Но ведь сейчас день… — запротестовала она, видя, что Хок расстегивает пуговицы на брюках.

Лучше и быть не может, — сказал он своим волнующим, глубоким и бархатным голосом. — Я наконец увижу тебя при свете дня, по крайней мере от талии и ниже.

* * *

Фрэнсис посмотрела вверх — туда, где солнечный свет лезвиями падал сквозь листву и ветви дерева. Но потом над ней оказалось лицо мужа, и прекраснее этого не было ничего на свете.

Среди солнца и шелеста листвы, среди птичьих трелей и запаха цветов он вошел в нее не просто как мужчина — вошел всем существом.

— Фрэнсис… — Это прозвучало почти как стон.

И она самозабвенно ответила ему.

Глава 26

Если устрица способна любить, даже она на это время обретает душу.

Ричард Шеридан

Фрэнсис ворвалась в кабинет управляющего с пылающими щеками и сильно бьющимся сердцем. Слава Богу, Хок находился там в полном одиночестве. При виде нее он поспешно поднялся и вышел из-за стола.

— Добрый день, дорогая! Что слу…

— Я нашла их в постели! — воскликнула Фрэнсис, тщательно прикрыв за собой дверь. — В постели, можешь себе представить?

— Кого, скажи на милость?

— Беатрису и Эдмонда! Я собиралась поговорить с твоей сестрой и вошла к ней в комнату — предварительно постучав, конечно. Они лежали в постели, вдвоем!

— Да что ты говоришь! — Хок всплеснул руками, насмешливо улыбаясь.

— Но ведь они еще не повенчаны! Не понимаю, как я не сгорела со стыда! Хок, он лежал на ней, совершенно голый!

— Они тебя заметили?

— Нет, они были так поглощены своим занятием, что даже не повернулись в мою сторону!

— Они вскоре поженятся, Фрэнсис, — заверил Хок, сполна наслаждаясь ситуацией.

— Да ну! — процедила Фрэнсис, принимая стойку бойцового петушка. — Мы же с тобой не улеглись в постель до венчания!

Хок вспомнил ужасное серо-коричневое четырехглазое пугало — и содрогнулся.

— Да уж, мы с тобой свято соблюдали божественную заповедь. Вернее, ты соблюдала, а я делил постель с одной симпатичной вдовушкой из Глазго.

— Что-о? Что ты сказал?.. — угрожающе начала Фрэнсис, но решила, что над ней подшучивают, и неуверенно улыбнулась.

— Я не шучу. Помнится, ее звали Джорджина. Прехорошенькая вертихвостка!

— Ах ты развратник! Бесстыдник! Похотливый… похотливый…

— Ублюдок? Негодяй? Неужели ты лишилась дара речи, дорогая? Я не смел и надеяться на такой поворот дела. Временная немота идет женщине больше, чем самый элегантный туалет. К тому же, Фрэнсис, тебе не мешает вспомнить, что мы не только не были повенчаны в те дни, но и ненавидели друг друга.

— Я до сих пор ненавижу тебя!

— О нет, дорогая! — возразил Хок, растягивая слова до невероятной длины. — Ты меня обожаешь, ты жаждешь меня до безумия, до потери сознания. Прошлой ночью (и это после нашего приключения у реки!) ты добилась того, что я совершенно лишился сил, как какой-нибудь…

— Я не только ненавижу вас, милорд, вы мне противны Хок по-кошачьи двинулся вдоль стола и через комнату

Улыбка на его губах оставалась, но глаза потемнели.

— Хочешь, я докажу тебе, что ты на самом деле обожаешь меня и желаешь безумно?

— Н-нет, — прошептала Фрэнсис, прижимаясь спиной к двери кабинета.

Хок отнюдь не был уверен, что, приблизившись, не получит хороший удар кулаком. С Фрэнсис — этой строптивой девчонкой — ничего нельзя было знать наверняка. Не спуская глаз со сжатых кулаков, он привлек ее к себе.

— Как же ты хорошо пахнешь!

Речь не об этом, — буркнула она ему в плечо.

— О чем же ты хотела поговорить с моей сестрой? — поинтересовался Хок, оглаживая ее вдоль спины своими большими ладонями.

Она едва заметно напряглась — и тотчас расслабилась. Он успел заметить это и отстранил Фрэнсис, внимательно вглядевшись ей в лицо.

— Так ты знала, плутовка, что Эдмонд в это время был у невесты? Неужели ты за тем и вошла к ней, чтобы увидеть?..

Фрэнсис яростно помотала головой, но ее выдала виноватая краска на щеках. Хока очень позабавила мысль о том, что жене хотелось посмотреть, как кто-то другой занимается любовью.

— И как же это выглядело? Они вели себя так же, как и мы? Надеюсь, ты сполна удовлетворила свое любопытство?

— Я не знаю, как мы с тобой выглядим со стороны! Это было ужасно, ужасно, и мне не следовало слушать Гертруду!..

— При чем тут зануда Гертруда? Ответь мне, Фрэнсис!

— Она пожаловалась мне, что нигде не могла найти Эд-монда и решила заглянуть в комнату своей хозяйки. Но оттуда были слышны какие-то странные звуки, которые ее встревожили… и она… она…

— Ты ведь знала, что там происходит? Ты только сделала вид, что потрясена до глубины души?

Фрэнсис попробовала запротестовать, но потом опустила голову и слабо кивнула:

— Я подозревала… что-то. Ладно, ладно, я признаюсь, что знала заранее!

— Зачем же ты прибежала сюда изображать оскорбленную добродетель? Слаб человек, не так ли, Фрэнсис? Я в восторге от того, что ты небезупречна, дорогая.

— Я ничуть не лучше Гертруды!

Фрэнсис умирала от стыда. Как же так? Он что же, уже научился видеть ее насквозь? Так быстро? Это было пугающее открытие.

— Может быть, мне следует наказать тебя за этот проступок? Я бы с удовольствием… — Хок с надеждой бросил взгляд на обширный стол Маркуса Карутерса, но тот был сплошь завален книгами, бумагами и Бог знает чем еще. — Увы, дорогая, твое наказание откладывается. Зато я могу по радовать тебя хорошей новостью.

Фрэнсис настороженно на него покосилась.

— Я уже предупредил Эдмонда, что не продам лошадей ни ему, ни кому бы то ни было.

— Хок! — Фрэнсис ахнула от радости, бросилась мужу на шею и так стиснула его в объятиях, что у него перехватило дыхание.

— Сколько счастья, любовь моя! Доставлять тебе удовольствие — моя первейшая обязанность.

«Любовь моя». Это заставило Фрэнсис притихнуть. Почему он назвал ее так? Неужели это было одно из тех нежных словечек, которое джентльмен произносит не задумываясь?

— Так ты не поедешь в Лондон, я правильно поняла? — осторожно спросила она и задержала дыхание в ожидании ответа.

— Все зависит от того, хочешь ли ты этого, — ответил Хок, пытливо вглядываясь в ее лицо.

— Мне казалось, тебе не терпится там оказаться. В конце концов, твоя любовница…

— Ах да, любовница. А тебе известно, Фрэнсис, что почти каждый джентльмен имеет любовницу? Как ты смотришь на это?

Она пропустила мимо ушей серьезность этого вопроса, расслышав только насмешку в голосе.

— Я смотрю на это сквозь пальцы! Если бы тебе пришлось отказаться от любовницы, то и я была бы вынуждена бросить своих многочисленных любовников!

— Неприятная перспектива. — На этот раз в голосе Хока не осталось ничего, кроме насмешки.

— Так ты остаешься?

— Допустим, да.

— Только потому, что здесь гостят твоя сестра и Эдмонд?

— Частично поэтому. Обязанности хозяина дома, сама понимаешь.

— Не правда! Ты остаешься потому, что я еще не успела тебе наскучить!

— Фрэнсис, дорогая, — сказал Хок, поймав в ладонь ее выпяченный подбородок и подняв ее лицо к своему, — ты можешь привести меня в ярость, можешь вызвать во мне желание придушить тебя, можешь пробить брешь в панцире, защищающем мою мужскую гордость, но наскучить

Мне ты не можешь.

— Не ты ли сам говорил, что хочешь заставить меня размякнуть? Когда я стану послушной дурочкой, ты сразу потеряешь ко мне интерес.

— Ну и память у тебя, дорогая! Я так говорил, точно? Ну и как далеко мы продвинулись по этой дороге? Достаточно ты размякла? Достаточно поглупела?

— Этому не бывать!.. — начала Фрэнсис и больно прикусила язык, когда дверь чувствительно хлопнула ее по спине.

В дверях появился Маркус. Увидев их вдвоем, он покраснел до корней волос:

— Милорд, миледи! Я не знал… я… э-э… я пришел за…

— Полно, Маркус! — Хок благодушно прервал лепет управляющего и отпустил локоть Фрэнсис. — Ее светлость и я всего лишь обсуждали загадку исчезнувших купчих. Удалось ли вам раскрыть новые детали этого дела?

Маркус рванул воротничок, который не впервые показался ему слишком тесным в присутствии хозяина. Лишь несколько минут спустя ему удалось обрести часть апломба, который он обычно выказывал на своем рабочем месте.

— Увы, милорд, ничего нового обнаружить не удалось. Среди бумаг имеются только купчие на лошадей возрастом свыше четырех лет. Трех-и четырехлетки словно свалились в Десборо-Холл с неба.

По правде сказать, Хоку было глубоко безразлично, откуда они свалились, но он постарался принять заинтересованный вид. Фрэнсис тоже успела обрести привычное самообладание, и он обратился к ней, как бы продолжая прерванную беседу:

— Так вот, дорогая, лорд Чалмерс рассказал мне много неаппетитных подробностей о скаковом мире. Оказывается, там все насквозь прогнило, кругом продажность, подкуп, несчастные случаи происходят то с одной лошадью, то с другой. Например, призовой жеребец лорда Демерли (претендент на чемпионский титул в прошлом году) был отравлен накануне скачек. Виновным признан жокей, который сразу после этого сбежал на континент. Должно быть, в его карманах было не пусто после такой дьявольской проделки.

— Какой кошмар! — воскликнула Фрэнсис. — Я и не подозревала, что такое случается.

— Там, где дело касается денег, случается все, что угод-

Но, — сухо заметил Хок. — Деньги и мошенничество всегда идут рука об руку.

— Если на жокеев нельзя полагаться, — начала Фрэнсис, — то нельзя ли мне участвовать в скачках. В седле я держусь отлично и вешу немного…

— Леди не имеют права участвовать в скачках. Если судьи узнают, нас исключат из числа участников. Но ты можешь не волноваться: у Белвиса есть молодой племянник, который будет в Десборо-Холле к концу недели. Поскольку он родня тренеру, вряд ли его удастся уговорить отравить лошадей.

За обедом выяснилось, что Беатриса заготовила достаточно словесных снарядов, способных поколебать сопротивление почти любого противника.

— Филип, ты же абсолютно ничего не смыслишь в скаковых лошадях! Конечно, каждый может выращивать племенных кобыл, но чистокровные скаковые лошади другое дело! Разве ты не знаешь, что Эдмонд владеет в Девоншире целой конюшней! У него больше скаковых лошадей, чем у всех дворян графства, вместе взятых. А ты никогда не проявлял интереса к делам Десборо.

— Не ходи вокруг да около, Беатриса, — поощрил сестру Хок. — Скажи напрямик, чего ты добиваешься.

— Я считаю, что продажа в твоих же интересах, братец. Кроме того, этим ты доставишь огромную радость и мне, и Эдмонду.

Хок промолчал, зная, что это, как ничто другое, подзадорит Беатрису. И в самом деле, та бросилась в бой со всем пылом своего темперамента.

— Ты же понимаешь, что, будь я мужского пола, по праву наследования все перешло бы ко мне. В отличие от тебя я горжусь и восхищаюсь заводом Десборо, свято чту семейную традицию…

— Неужели тебе будет недостаточно конюшен Эдмонда, чтобы бродить по колено в навозе? — мягко прервал ее маркиз, который до этого момента хранил задумчивое молчание. — Оставь Хока в покое, сделай милость. Неужели тебе до сих пор не ясно, что он принял решение?

— Это все ее рук дело! — процедила Беатриса, бросая на Фрэнсис ненавидящий взгляд.

— Отчасти это так, — согласился Хок.

Я бы предпочла, чтобы она убралась назад в Шотландию, там ей самое место! Как ты мог жениться на каком-то ничтожестве и…

Маркиз, не говоря ни слова, швырнул в дочь тяжелую серебряную ложку. Она попала Беатрисе в грудь, и та ахнула от боли:

— Отец!

Эдмонд, нимало не смущенный этой сценой, от души расхохотался. Он взял руку невесты, которую та прижимала к груди, и снисходительно похлопал по ней:

— Ты зашла слишком далеко, дорогая. К чему было устраивать весь этот шум? Возможно, Хок со временем передумает. Скаковой мир отнимает время и деньги, заставляет сталкиваться с худшими из человеческих пороков, а это не каждому по плечу. Заканчивай обед и давай-ка проедемся верхом.