— Это невозможно, мадам, — заметила Вторая. — Первый — медведь, а не медведица.
— Марш спать! — рявкнула Таака. — Вон туда, в тот угол. И не вздумайте притрагиваться к палтусу!
— Но мы хотим есть, — сказала Вторая таким тихим и дрожащим голосом, какого Первый никогда у нее не слышал.
— Невоспитанные маленькие грубияны остаются без еды, все ясно?!
В эту ночь медвежата ничего не ели. И на следующее утро тоже. Они были голодны, и им было скучно. Таака не рассказывала сказки. Она вообще не разговаривала с медвежатами, только огрызалась: «Поди прочь, Первый, ты уже наелся» или «Хватит скулить, Третий!» Однако она не спускала глаз с медвежат Свенны и не разрешила им выйти из берлоги, чтобы поиграть в снегу. Это выводило Первого из себя. Ему не нравилось, как Таака смотрит на них — его пугал голодный блеск ее глаз.
Вечером Таака все-таки позволила им съесть по крошечному кусочку палтуса. От этого жалкого угощения в медвежатах только сильнее проснулся голод, тем более что они вынуждены были смотреть, как старший детеныш Тааки уплетает свою первую твердую пищу. Ему достался огромный кусок палтуса.
— Коли не наелись, можете вылизать косточки, что свалены в углу — если, конечно, на них что-то осталось. — с усмешкой посоветовала им Таака.
Усталые и несчастные, Первый и Вторая встали и поплелись к груде рыбьих костей, сваленных в углу. Порывшись в них, Первый вытащил небольшую кость, которая выглядела гораздо толще рыбьих. Кроме того, у этой кости не было характерного солоноватого рыбного привкуса.
— Что это? — неуверенно спросил Первый, которого посетило очередное странное ощущение, за что мать называла его Разгадчиком.
— Не твое дело! — огрызнулась Таака и отвернулась к своему старшему медвежонку. — Ах ты мой миленький маленький толстячок-меховичок! — с нежностью заворковала она. — Еще рыбки? Еще рыбки для малюсика?
— Да, мама!
Медвежонок с жадностью проглотил еще один кусок.
— Таака, пожалуйста, — робко попросил Первый. — Можно нам съесть еще кусочек палтуса?
— Нет, — отрезала медведица. — Остатки я припасла для первого прикорма моего Второго. — Таака взглянула на него и вздохнула: — Кажется, ваша мать говорила, что вы умеете охотиться? Полагаю, вы достаточно нанежились у меня в логове — не пора ли поработать? Не ждите, что я буду отнимать еду у своих детенышей, чтобы накормить парочку лентяев вроде вас!
— Но ты же сама запретила нам выходить наружу! — опешил Первый.
— Огрызаться вздумал, Четвертый?! — чуть повысила голос Таака.
— Мы… мы пойдем охотиться завтра, — устало сказала Вторая. — Но если мы и сегодня не поедим… — Она осеклась и замолчала.
Таака кивнула головой в сторону:
— Вон в том углу есть ягоды. Я их запасла еще летом.
Медвежата с жадностью бросились в угол берлоги, но ягоды оказались твердые, как камни, и ничуть не утолили голод, грызший медвежат изнутри. У Первого закружилась голова, он чувствовал, будто весь съеживается и усыхает под своей шкурой. Снаружи по-прежнему бушевала вьюга. Ветер с воем и стоном носился над замерзшим морем. Вторая посмотрела на брата, устало съежившегося в углу. Его глаза потускнели, погасли.
— Первый, — тихо окликнула его Вторая. — Первый! — Он не отзывался, будто не слышал. Сестра не осмелилась окликнуть его громче, чтобы не получить выволочку от Тааки за то, что не называет брата Четвертым. — Первый, ты как?
— Я… Все хорошо. Я уже привыкаю к голоду.
— Нет-нет, Первый, не привыкай! — сестра принялась тормошить его. — Послушай меня! Мы должны бежать отсюда!
Но ее слова отскочили от него, как ото льда. Он даже не шелохнулся. Сестра впадала в отчаяние. Дыхание ее брата сделалось неровным. Паузы между вдохами становились все длиннее и длиннее. «Неужели мой брат умрет?!»
Бешеный вихрь отчаяния всколыхнулся у нее внутри. Она посмотрела на Тааку, которая нянчила двух своих крупных медвежат. Слабенький третий детеныш вяло пытался дотянуться до материнского молока. Мрачный холод начал расползаться по телу Второй. Они должны бежать отсюда. Даже если ей придется волоком тащить брата из этого логова! Она принялась его тормошить.
— Отстань от меня, — тихо проворчал Первый. — Я хочу спать.
Но если он уснет, то уже не проснется! Никто не говорил Второй об этом, но она точно знала, что так и будет. Она легонько куснула брата за заднюю лапу. Он вздрогнул и тихо взвизгнул.
— Что там еще? — сонно хмыкнула Таака. — Ешь своего братца, что ли?
Первый заворочался. Слова Тааки пробудили его от глубокого сна. Он открыл глаза и уставился на медведицу. Жуткое открытие начало зарождаться у него внутри. Странная толстая кость! Та самая, без соленого привкуса, кость какого-то некрупного существа. Существа, не успевшего вырасти… То есть детеныша. «Она ждет, когда мы умрем, и тогда она нас съест!» — понял Первый, и его захлестнуло ужасом от отвращения. Теперь он понял, что означает этот странный голодный огонек в глазах Тааки. Вот медведица высунула язык и облизнулась, словно уже предвкушала сладость их крови.
В этот напряженный миг Вторая почувствовала тревогу брата и мгновенно поняла, что происходит. Ее обдало ледяным дыханием смерти.
«Подождем», — одними губами выдохнула она. Первый кивнул. Они дождутся, когда Таака уснет, и убегут. Медлить нельзя — следующая ночь в этом ужасном месте может стать для них последней.
Им не пришлось долго ждать. Как только в берлоге раздался храп Тааки, оба медвежонка бесшумно полезли вверх по крутому ходу, который за эти дни стал как будто шире. Они услышали, как Таака заворочалась во сне. Потом раздался писк кого-то из ее медвежат.
— Пропади ты пропадом! — прошипела Таака.
Первый и Вторая оцепенели. Если Таака проснется и застанет их в этом лазе, они пропали: она их поймает. Сердце Первого колотилось в груди так сильно, что он боялся, как бы Таака не услышала этот грохот. Они замерли. Они слышали, как Таака вздохнула, потом рыгнула, а потом наконец снова захрапела. Первый бесшумно выдохнул, подал знак сестре, и они снова полезли вверх. Преодолев последний участок подъема, они очутились в пасти бушующей вьюги.
Здесь, на лютом холоде, медвежата шумно выдохнули от облегчения. Лучше погибнуть от режущего ветра и ледяной стужи, чем их сожрет жадная Таака! Не говоря ни слова, они со всех ног бросились бежать. Казалось, весь мир против них. Вокруг бушевало то, что их мать называла «гложущей вьюгой» — кристаллы снега острее клыков безжалостно прокусывали медвежьи шкуры. Но медвежата не чувствовали боли. Нестерпимый страх гнал их вперед, словно обезумевшая река. Плечом к плечу, наклонив головы от ветра, брат и сестра прокладывали себе путь сквозь буран.
Логово скорби
Черный купол неба, усеянный звездами, висел над бескрайним ледяным миром. Никогда еще этот белый мир не казался медвежатам таким огромным. Вторая задрала голову к небу. Без мамы все звезды сделались безымянными. Она не могла найти даже Великого звездного медведя, не говоря уж о звезде в его колене, в честь которой был назван их отец. Она не знала, где искать пятку Звездного медведя, на которой находилась звезда их матери, или две маленькие блуждающие звездочки Йутте и Стеллан, про которые их мать говорила, будто бы они ведут большого медведя сквозь ночь. Эти звезды, их семейные звезды, теперь для медвежат были потеряны.
Вторая не знала, как далеко они успели отойти от берлоги, когда вдруг оба провалились в глубокую яму. Она даже не взвизгнула, ударившись о землю. Главное — здесь можно было наконец укрыться от ветра.
Вторая с глубоким выдохом свернулась на мягкой снежной подушке, но в следующее мгновение вдруг сморщила нос.
— Здесь как-то странно пахнет. — Она кивнула в дальнюю часть ямы.
Брат повел носом:
— Ну и чем?
— Не мамой, — вздохнула Вторая. — Как ты думаешь, мы когда-нибудь найдем нашу маму?
— Она ушла в Берлогу вечного мороза, в Чертог ледяной звезды.
— Ну и что! — ощетинилась Вторая. — Это еще не значит, что она исчезла! Она ведь все равно где-то здесь!
Первый почувствовал прилив досады. Сестра слишком легко загоралась! Ее послушать — так нет ничего проще, чем пересечь Замерзшее море и разыскать их маму! «Она никогда ни над чем не задумывается всерьез».
— Послушай… Допустим, мы хотели бы догнать нашу маму — но ведь мы даже не знаем, в какую сторону она пошла! Она много рассказывала нам о Берлоге вечного мороза — но никогда не говорила, где находится это место. Впрочем, все это сейчас не важно. Сначала мы должны найти какую-нибудь еду. — Словно в подтверждение этих слов в животе у Первого громко заурчало.
Сестра ненадолго задумалась:
— Ладно. Раз ты считаешь, что мы не сможем найти маму, то я придумала кое-что получше!
— И что же?
— Давай искать нашего отца! — Вторая в восторге затопала лапами.
— Ты что, совсем каплунга? Он же нас бросил!
Она посмотрела в небо, пытаясь найти звезду в колене Великого медведя, в честь которой был назван ее отец Сверн. «Неправда! — подумала она. — Никакая я не сумасшедшая». Однако в одном Первый был прав. Прежде чем что-то предпринять, они должны поесть. Вторая посмотрела на брата:
