— Ладно. Давай искать еду. Потом решим, что делать дальше.
Брат с огромным облегчением перевел дух.
— Наконец-то ты стала рассуждать разумно! — Он ласково пихнул сестру плечом.
Медвежата снова поднялись на ноги и поплелись дальше, стараясь не отходить далеко от ямы, чтобы спрятаться в ней в случае необходимости. Ветер вылепил на заснеженной земле высокие дюны, холмы и взгорки, разделенные извилистыми желобами. При этом снежный ландшафт постоянно менялся в зависимости от направления ветра. Это был беспрестанно изменяющийся лабиринт, в котором горы то вырастали, то снова сглаживались, а на их месте рождались новые гребни.
Услышав какой-то шорох под снегом, Первый резко остановился.
— Лемминги? — спросил он. Он смутно помнил, что мама рассказывала им о леммингах. Кажется, это такие кругленькие маленькие грызуны, чуть пожирнее мыши, с глазками-бусинками.
Вторая с жаром закивала:
— А как мы их оттуда достанем?
— Пожалуй, за хвост их не ухватишь, потому что хвосты у них совсем коротенькие. Так мама говорила. Но она рассказывала, что у леммингов есть жир.
— Как у тюленей?
— Нет, не такой. Но нам сейчас выбирать не приходится.
В животе у Первого снова заурчало. Голод — штука опасная. Он вгрызается в тебя, поселяется внутри, вызывает не только слабость, но и головокружение. Сейчас Первому срочно нужно было поохотиться, но чтобы охотиться, нужно хорошенько подумать. А у него от голода кружится голова. Он положил голову на снег и стал слушать. Вторая заметила искру, вспыхнувшую в темных глазах брата.
Стоило Первому насторожиться, как к нему словно вернулись силы. «Наверное, он что-то услышал, — подумала Вторая. — Кажется, там, под коркой снега, кто-то копошится!»
Вдруг брат сорвался с места и бросился головой в сугроб. Снег взлетел вверх, Первый вынырнул из сугроба, похлопал глазами и чихнул. Из его ноздрей вырвались два маленьких снежных гейзера.
— Поймал что-нибудь? — спросила сестра.
— Нет, — угрюмо ответил он. — Но, честное слово, их там кишмя кишит!
— Что-то мне подсказывает, что грызуны не очень хороши на вкус.
— Я так хочу есть, что мне уже все равно!
Медвежата снова поплелись по беспрестанно меняющемуся снежному ландшафту, поросшему нанесенными ветром холмами и дюнами. С каждым шагом голод и холод чувствовались все сильнее.
— Может, передохнем немного? — хрипло прошептал Первый, когда они вернулись в свою ложбинку. Для берлоги она была слишком мала, однако, судя по валяющимся на дне клочьям мха и лишайника, эта яма когда-то служила логовом какому-то животному. Подстилка выглядела очень мягкой и уютной — так и хотелось лечь на нее, тесно прижаться друг к другу и немного вздремнуть… Дрожа от холода, медвежата забрались на самую большую груду мха и свернулись клубочками.
Спали они урывками, каждый раз просыпаясь с ощущением какой-то ужасной потери, и в первые мгновения после пробуждения не могли вспомнить, что случилось. А когда вспоминали, боль становилась еще сильнее.
Потом словно из ниоткуда возникла какая-то фигура, почти не различимая на белом снегу. Медвежата захлопали глазами. Фигура не спрыгнула сверху. На медвежат уставились два золотых глаза. Само существо было белее самого белого снега.
Животное стояло совершенно неподвижно, только его изящные ушки время от времени подрагивали то в одну, то в другую сторону, словно пытались уловить нечто невысказанное. «Так вот чей это был запах», — подумал Первый. Он настороженно разглядывал животное. Оно было меньше медвежат, но намного старше. И подобно крачке, которую Первый увидел несколько дней назад, оно тоже потеряло что-то очень дорогое.
Наконец животное заговорило:
— Что вы здесь делаете?
Только теперь Первый понял, что это странное маленькое существо с острой мордочкой и треугольными ушами было не кем иным, как белой нункьювикской лисицей. Брат и сестра переглянулись. Вторгнуться в чужое логово без подарка было грубейшим нарушением приличий.
— Прости нас. У нас нет тюленины, — устыдился Первый, слегка опуская голову.
— Понятное дело. Ведь вы еще не выходили на лед. Вы что, считаете меня идиоткой?
«Нет», — подумал Первый. Приглядевшись повнимательней, он понял, что ни за что не назвал бы эту лису глупой. По словам их матери, лисы не уступали в мудрости медведям и были искусны в охоте…
— Нет-нет, что вы! — быстро выпалил он. — Но как вы сюда попали?
Лиса слегка мотнула головой:
— Через другой тоннель. Я знала, что вы здесь.
— Откуда? — спросила Вторая, пристально разглядывая лису.
— У меня есть уши, ты заметила? — Лиса повела ушами из стороны в сторону.
«Неужели она нюхает… ушами?» — поразился Первый.
— Ты нас услышала? — спросил он.
— Мы, лисы, слышим лучше всех в Нункьювике.
Вторая заметно занервничала:
— Ты хочешь, чтобы мы ушли? Но мы не можем вернуться к Тааке!
Несколько мгновений лиса молчала.
— Нет, я не жду, что вы уйдете. Таака плохая. Злая и хитрая, как горностай. На свете нет никого хуже горностаев.
Первый испытал сильнейшее облегчение, но, однако, его тревога не успокоилась. Эта лиса могла бы стать им другом, но ведь медвежатам нечего было предложить ей взамен.
— Видать, ваша мать была в отчаянном положении, раз она оставила вас у Тааки, — сказала лиса. — Куда она ушла?
— Наша мама ушла в Берлогу вечного мороза, — с гордостью ответила Вторая.
— В Берлогу вечного мороза? — переспросила лиса. — Это она вам так сказала? — Какая-то тень затуманила золотую глубину ее глаз, и Первого отчего-то бросило в дрожь.
— Да, — подтвердил он. — Она рассказывала нам много разных историй об этом месте. Ты знаешь, где это?
— Никогда о нем не слышала, — очень быстро ответила лиса. Но Первый по-прежнему видел в ее золотых глазах что-то нехорошее. Что-то похожее на тревогу, мелькнувшую в глазах его матери, когда он спросил, что ее печалит.
Лиса глубоко вздохнула:
— Послушайте, что я вам скажу. Логово, в которое вы ввалились, — это моя нора скорби.
— Что такое «скорби»? — переспросил Первый, хотя уже почувствовал, что это слово обозначает утрату.
Лиса зажмурилась, словно обдумывала какие-то сложные мысли.
— Скорбь, — медленно ответила она, — это то, что вы испытываете, когда думаете о своей матери. Это то, что поселяется в нашем сердце, когда у нас забирают тех, кого мы любим.
— Но нашу маму никто не забирал! — возразила Вторая. — Она ушла сама. Правда, я не понимаю, почему она оставила нас у Тааки. Если она нас любила, то…
— Что значит «если», Вторая?! — оборвал ее Первый, сверкнув глазами. — У нее не было выхода! Она нас любит! Как ты можешь сомневаться в этом?
Вторая знала, что Первый прав. Мама любит их. Но тогда как же она могла сделать то, что сделала? Когда Вторая думала об этом, ей начинало казаться, что место их настоящей мамы заняла другая, поддельная. Разве такое возможно?!
— Ты тоже скучаешь по своей маме? — спросила Вторая у лисы.
— Нет. Я скучаю по своим детям.
— А что с ними случилось? — выпалила Вторая. Первый украдкой лягнул ее ногой. Порой сестра бывала просто несносной!
— Их унесли две большие полярные совы.
— Какой ужас! Но зачем они им? — не унималась Вторая.
— Зачем? — переспросила лиса. — Чтобы съесть их — зачем же еще?
Боль в ее глазах стала такой сильной, что Первый больше не мог ее выносить. Он почувствовал, как его затягивает прямо в голову лисы. В тот же миг перед ним пронесся вихрь ужасающих образов — это лиса вспоминала, как ее окровавленные дети рвались из когтей полярных сов, а она, обессиленная и беспомощная, смотрела, как хищные птицы неторопливо уносят их в облака.
— Простите, — сказала лиса. Ее взгляд смягчился. — Вы совсем не знаете, как устроена жизнь. Мне следовало бы догадаться, что медведям не ведома угроза быть съеденными. Как-никак вы самые крупные хищники на свете, и вас никто не ест. Вы сами всех едите — вернее, будете есть, когда вырастете.
Медвежата ненадолго примолкли.
— Я… Мне так жаль твоих детенышей, — тихо прошептал Первый. — Как тебя зовут?
— Лаго. А вас? — Лиса снова повела ушами, словно пытаясь выудить имена медвежат из воздуха.
— Меня — Первый. — представился Первый. — А ее — Вторая.
— Наша мама рассказывала нам истории про вас, — вставила Вторая.
— Про меня?
— Ну, не совсем про тебя. Про лис.
— А, ты имеешь в виду эти глупые ки-хи-ру истории, о лисицах-оборотнях, которые могут превращаться в овцебыков, тюленей или даже медведей?
— Ну да! Я помню одну легенду о лисе и медведе. Короче, этот медведь не знал, что берет себе в пару лису, потому что лиса обратилась в медведицу, а он…
— Какая глупость! — рассмеялась Лаго. Смех у нее был скрипучий и пронзительный, как тявканье. Но когда Первый заглянул в ее золотые глаза, то увидел, что за этим весельем прячется что-то другое.
Страх.
Лаго тревожится
Лаго позволила медвежатам провести ночь в ее норе. Еды для них у нее не было, но она могла хотя бы дать им убежище. С рассветом Лаго растолкала медвежат.
— Идемте со мной, — прошептала она.
Лаго уже достаточно просидела в своем логове скорби. Если она хотела растолстеть и найти нового самца, ей нужно было поскорее снова выйти на лед. Но для начала стоило в последний раз нырнуть в снег за мышкой, чтобы подкрепиться перед долгой дорогой и заодно отыскать еще парочку для бедных медвежат. Наверное, нужно показать им пару-тройку приемов охоты на грызунов.
Следом за лисой медвежата выбрались на хрустящий наст.
Вся подобравшись, Лаго заскользила по насту, едва заметно покачивая головой. Медвежата видели, что ее ушки тоже слегка подрагивают. Внезапно лиса высоко подпрыгнула в воздух, ее тело белой дугой выгнулось над снегом, а в следующий миг нырнуло вниз, прямо в рассыпчатую белизну. Когда она выбралась обратно, в ее пасти были зажаты две мышки. Медвежата остолбенели. Кто она — птица или лиса?! На миг им показалось, будто лиса взлетела.
Лаго подбежала к медвежатам и бросила мышей к их ногам:
— Вот, попробуйте. Может, вам и не понравится — но нужно же что-то есть! Там, под снегом, их много.
Мыши были жирные. На вкус они показались отвратительными, но тем не менее медвежата жадно слопали угощение.
— А как же ты? — спросила Вторая, когда Лаго швырнула им еще двух мышей.
— Я себе еще поймаю.
— Как ты вообще их находишь? — спросил Первый. Сам он ровным счетом ничего не видел и не слышал.
— Я использую… как бы вам это объяснить… Короче, это есть у всех лис. Северность.
— Северность? — переспросил Первый.
— Это то, с чем рождается каждая лиса. Северность позволяет нам находить правильный путь, где бы мы ни очутились. И помогает охотиться. Это похоже на сверкающую линию у нас в голове, которая соотносится с такой же линией в глубине земли. Мы постоянно сверяемся с этой линией и соизмеряем с ней все на свете. Это наш путеводитель.
Первый серьезно кивнул:
— Мама рассказывала нам о звезде под названием Неподвижная, которая помогает медведям находить дорогу в замерзшем море. Это почти то же самое?
— Пожалуй, похоже. Но не совсем. — Лаго бросила на медвежат странный взгляд, который они не вполне поняли. — А теперь мне пора уходить. Я должна выследить на льду одного медведя.
Конец ознакомительного фрагмента
