Глава третья

Вперед!

— Аббан! — залаяла Кайла, когда Гвиннет опустила волчонка к ее лапам.

Аббана так сильно трясло, что он едва держался на ногах. С него ручьями текла вода, мех его плотно прилип к коже, и он выглядел вдвое меньше своего настоящего размера. Казалось, что это вовсе не волчонок, а какое-то неведомое существо. Он несколько раз усердно поморгал, словно пытаясь понять, работают ли его веки, но смотрел при этом вдаль, не обращая внимания на происходящее.

— Аббан?

Мать его встала на колени и зашептала:

— Ты упал с большой высоты прямо в воду, дорогой. Но теперь все в порядке.

Последние слова она произнесла неуверенно, будто спрашивала, так ли это на самом деле.

— Сейчас я тебя согрею.

Кайла принялась яростно вылизывать Аббана, к ней присоединились Мхайри с Дэрли.

Уже через минуту волчонок перестал дрожать.

— Аббан, ты можешь поговорить со мной? — спросила Кайла. — Скажи что-нибудь.

Аббан посмотрел на мать, но в его зеленых глазах была все та же пустота. Мхайри прекратила вылизывать его и тоже встала на колени.

— Аббан, это я, Мхайри. Твоя сестра.

Волчонок по-прежнему молчал. Но зеленый огонек в его глазах разгорался все ярче и ярче, а потом он открыл пасть и выпалил:

— Вы вылизали с меня все море.

— Он заговорил! Заговорил! — радостно воскликнула Кайла, не замечая странной отрешенности в голосе Аббана.

— Заговорил, заговорил, но зуб меня подцепил и воду вокруг меня разделил, — прошептал он.

— Что он сказал? — спросила Мхайри.

— Не знаю… — ответила Дэрли. — Но звучит как-то… не очень обычно…

— Ничего подобного! — выпалила Кайла. — С моим щенком все в порядке. Он в целости и сохранности!

Дэрли принесла Аббану лемминга, которого он умял с аппетитом. Потом к нему осторожно подошла Эдме и спросила, готов ли он идти дальше. Волчонок посмотрел на нее, будто не узнавая. Глаза его расширились и приобрели мутно-зеленоватый оттенок, похожий по цвету на воду, из которой его недавно вытащили.

— Ты точно можешь идти? Ничего не болит? Ты готов? — беспокойно поинтересовалась Эдме.

— Готов ли я? — спросил он и немного помолчал, словно серьезно обдумывая слова Эдме. — Должны мы шевелиться иль в пыль обратиться.

— Ну-ка, повтори еще раз, сынок, — взволнованно попросила Кайла.

— Повторить я повторю, но неправды не терплю.

Животные переглянулись, недоумевая, почему Аббан разговаривает так странно. Наконец Катрия шагнула вперед.

— Мне кажется, Аббан готов идти. Ведь правда, малыш?

На этот раз Аббан только важно кивнул, не произнося не единого слова.

Наступали сумерки. Фаолан поднял голову, надеясь разглядеть Молгит — первую звезду Звездной лестницы, что вела к тропе духов, а затем и к самой Пещере Душ. Но в этой части мира звезды располагались на небе немного иначе. В стране Далеко-Далеко они перемещались по известным маршрутам и со сменой времен года меняли свое расположение предсказуемо. Понятно, что такого не могло случиться, но Фаолан иногда задавал себе вопрос: уж не расшатало землетрясение столбы, на которых покоится небосвод, отчего созвездия соскочили со своих привычных мест? Самое странное заключалось в том, что слепой волк Бизар, которого никогда не было видно в это время года, не отставал от странников в их пути на запад. Было что-то зловещее в том, что их преследует слепой и спотыкающийся волк.

— Следите за щенками и медвежатами, — пролаял Фаолан. — Держитесь поближе к ним.

Кайла схватила Аббана за шкирку и понесла, как выносят из логова сосущих молоко малышей. Миррглош семенил рядом с Эдме. Медвежата были гораздо больше волчат, но Свистун заметил, как они стараются прижиматься к Эйрмид и Катрии, сильным волчицам из некогда великого клана МакНамар. Банджа, как и Кайла Аббана, несла свою малышку Моди в пасти.

Моди запищала тоненьким голоском:

— Мама, я уже не такая маленькая!

Но Банджа просто фыркнула в ответ, не разжимая пасти.

Фырканье могло означать что угодно, тем более у Банджи, подумала Эдме. Кто бы мог подумать, что эта сварливая рыжая волчица, которой так нравилось ворчать на новичков в Кольце Священных Вулканов, способна на такую сильную любовь и нежность по отношению к своему щенку? Эдме казалось, что у Банджи не просто родилась малышка, а что и сама Банджа родилась заново, превратившись в совсем другое существо.

Небольшая группа продолжала свой путь. Фаолан тревожно оглядывался через каждые несколько шагов, чтобы убедиться в том, что им ничего не угрожает. При первых порывах ветра он пролаял команду «Врихтонг!», что на древнем волчьем языке означало «припасть к земле». Волки немного удивлялись тому, что он использует давно вышедшие из употребления слова. На этом древнем языке давным-давно никто не говорил; старинные слова иногда встречались в правилах и законах страны Далеко-Далеко и их иногда выгрызали на костях, повествовавших о событиях далекого прошлого.

Но для Эдме древний волчий язык вдруг зазвучал как-то по-новому. «Или по-старому?» — подумала она. Смутная боль снова пронзила ее бедро, и она покрепче сжала зубами кость. И бедро, и эта кость, которую она несет с самой страны Далеко-Далеко, казались ей отзвуками давних времен. Что все это значит? Эдме обернулась и посмотрела на Фаолана. Их взгляды пересеклись.

«Она чувствует, — подумал он. — Она ощущает присутствие моих душ-вихрей. Но как?» Откуда ей все это знать, откуда ей знать про души, почти такие же древние, как само время? Ведь он не просто волк с серебристой шкурой, не обычный волк из страны Далеко-Далеко, а дух вихря. Изогнутая лапа означала, что Фаолан — малькад, но знак спирали на ней говорил о том, что в нем возродились души древних существ.

До того как стать Фаоланом, он прожил жизнь как Эо, медведь-гризли. А до медведя Эо он был полярной совой Фионулой. Первой же его душой была душа древнего волка Фенго, которого так называли много сотен лет назад, когда он возглавлял племя обессилевших от голода волков в их походе из охваченной Долгим Холодом Синей Дали на восток, в страну Далеко-Далеко — в походе, который зеркально повторяет их нынешний путь на запад. Он был Фенго, первым вождем Стражи Кольца Священных Вулканов. Его имя стало почетным титулом, который наследовали десятки других фенго на протяжении тысячелетия.

Но животные, направлявшиеся к Синей Дали, не знали об этом. За исключением, вероятно, Эдме. Такие мысли быстро промелькнули в голове у Фаолана, пока они обменивались с ней взглядом. Но все же волки не промолвили ни слова, да и о чем им было говорить? Эдме покрепче сжала зубами кость, и Фаолан почти физически ощутил боль в ее бедре, как будто это была их общая боль. Глубоко внутри Эдме тоже покоилось что-то очень древнее, почти позабытое. У нее не было никаких отметин душ вихря, но ее странная походка и эта кость пробуждали в Фаолане какие-то смутные ощущения, похожие на едва заметный шепот в ночи. Древняя бедренная кость так и приковывала его взгляд. Ему казалось, что это самая прекрасная кость на свете, с изумительными узорами, почти стершимися от времени.

Эту кость он нашел в Пещере Древних Времен, когда луч лунного света, проникший через расщелину в потолке, упал на землю. И именно в это мгновение Фаолан встретил своего первого духа вихря» — Фенго. Все это произошло мгновенно или, по крайней мере, представлялось мгновенным сейчас, когда он вспоминал о том случае. Он взял эту кость, но потом ее понесла Эдме. На ней были выглоданы древние знаки — вероятно, слова на древнем волчьем языке, — и, хотя Эдме знала древний язык еще меньше, чем Фаолан, ему казалось, что она лучше ощущает связь с этой костью. Возможно, это просто игра воображения, но ему казалось, что, когда Эдме несет эту кость, она меньше хромает.

Но вот Эдме отвернулась и продолжила трусить дальше слегка хромой походкой; с каждым шагом их общая боль понемногу меркла, как меркнут звезды на рассвете. Фаолану не хотелось, чтобы эта боль прошла полностью. Ему очень хотелось разделить боль Эдме.