Кэтрин Нэвилл

Огонь

Посвящается Солано

В 782 году от Рождества Христова император Карл Великий получил сказочный подарок от Ибн аль-Араби, мавританского правителя Барселоны: сделанные из золота и серебра и украшенные самоцветами шахматы, известные нам как шахматы Монглана. Ходили упорные слухи, что в этом шахматном наборе заключена тайная магическая сила. Все властолюбцы стремились завладеть шахматными фигурами. Но почти тысячу лет их стремления оставались тщетными, ибо никто из них не знал секретного места захоронения шахмат Монглана.

В 1790 году, в начале Французской революции, упомянутый шахматный набор извлекли из тайника Монгланского аббатства в Баскских Пиренеях, и его фигуры были рассеяны по земному шару.

Так начался новый круг смертельно опасной Игры, той самой Игры, что и по сей день угрожает высечь искру, способную воспламенить весь мир…

Эндшпиль

Единственная цель шахматной игры состоит в том, чтобы доказать превосходство над соперником. И самым важным и исчерпывающим является именно умственное превосходство. Причем противник должен быть повержен. Полностью повержен.

Гроссмейстер Гарри Каспаров, чемпион мира по шахматам

Загорский монастырь, Россия, осень 1993 года

Соларин крепко держал дочь за руку, согреваемую варежкой. Они брели по обнесенному стенами монастырскому парку, и Соларин прислушивался к скрипу снега под ногами и наблюдал, как его дыхание в морозном воздухе превращается в серебристые облачка. Троице-Сергиева лавра стояла на том самом месте, где в давние времена преподобный Сергий Радонежский, причисленный позже к лику святых, возвел храм в честь Святой Троицы Живоначальной и основал малую обитель. Зимний морозец совершенно внезапно обрушился на чудесную пору бабьего лета, и им пришлось укутаться в пальто, меховые шапки и шерстяные шарфы — в общем, в то, что удалось раздобыть. Но пронизывающий ветер все равно пробирал до костей.

Зачем он привез дочь в Россию, невзирая на горькие воспоминания, связанные с его родной страной? Во времена правления Сталина сам он был еще ребенком, но детская память отлично сохранила роковую ночь, погубившую жизнь его семьи. Ему удалось пережить суровые порядки сиротского приюта в Грузии и долгое унылое отрочество в Ленинградском Дворце пионеров, куда юного Сашу Соларина отправили лишь благодаря его неординарным способностям к шахматах.

Кэт умоляла его не ездить сюда, ведь он подвергал риску не только самого себя, но и их ребенка. Она упорно твердила, что за двадцать лет, проведенных Солариным вдали от родины, Россия не стала менее опасной. Но больше всего его жена боялась не России, а Игры — Игры, за которую оба уже заплатили слишком дорогую цену. Той самой Игры, что не раз приводила их совместную жизнь на край гибели.

Соларин приехал в Сергиев Посад ради шахмат, ради решающей игры — финальной партии затянувшегося на неделю турнира. Узнав, что финальную игру внезапно перенесли в столь удаленный от Москвы монастырь, он почувствовал, что эта перемена не сулит ничего хорошего.

В Загорске, называемом так иногда по привычке советских времен, находилась старейшая лавра, крупнейший из православных мужских монастырей, уже шестьсот лет образующих вокруг Москвы оборонительное кольцо монастырских крепостей, начиная с тех самых пор, когда с благословения святого Сергия русские изгнали со своей земли монгольские орды. Но в наше время богатство и могущество лавры заметно возросли: ее казна наполнилась золотом, а музеи и церкви накопили редкие коллекции икон и уникальных реликвий. Несмотря на такое благополучие, а возможно, именно из-за него, Московская патриархия обзавелась множеством самых разных недоброжелателей.

Всего два года прошло с тех пор, как унылая и мрачная Советская империя с треском развалилась, — два тревожных года гласности, перестройки и хаоса. Но Московская ортодоксальная церковь словно родилась заново, воскреснув, как феникс из пепла. Слово «богоискательство» вертелось на языке у всех. Его твердили на разные лады, точно средневековые псалмы. Купаясь в денежном изобилии, многие соборы, церкви и храмы в окрестностях Москвы обрели новую жизнь и заблестели свежими красками.

Даже здесь, в шестидесяти километрах от российской столицы, в сельской уединенности Сергиева Посада, обширный парк украсился множеством обновленных зданий, на их башнях и луковичных куполах золотились россыпи звезд, богато поблескивая, подобно драгоценным камням, лазоревыми, рубиновыми и изумрудными красками.

«Такое впечатление, — подумал Соларин, — будто сдерживаемые семьдесят пять лет чувства спонтанно взорвались, породив яркую, кричащую палитру». Но он знал, что за стенами этих бастионов по-прежнему царит мрак.

Правда, оттенки этого мрака, слишком хорошо знакомого Соларину, слегка изменились. И, как будто подчеркивая справедливость его мнения, за высокими парапетами через каждые несколько метров по внутреннему периметру стен маячили фигуры охранников в черных кожаных куртках с поднятыми воротниками и зеркальных черных очках, и у каждого из них имелся за пазухой внушительный пистолет, а в руке темнела портативная рация. Такие парни всегда были на одно лицо, вне зависимости от эпохи, подобно агентам вездесущего КГБ, которые сопровождали Соларина повсюду с тех пор, как он стал одним из самых знаменитых советских гроссмейстеров.

Но здешняя агентура, насколько понял Соларин, принадлежала к другой печально известной секретной службе, к так называемой «Московской монашеской мафии». Поговаривали, что Русская церковь образовала совсем не священный союз с бывшими служащими КГБ, Красной Армии и прочими недовольными гражданами, пополнившими идейные ряды «национально-освободительных» движений. На самом деле больше всего Соларина пугало то, что именно монахи Загорска стали организаторами сегодняшней игры.

Пройдя мимо Духовской церкви, они направились по открытому двору к входу в ризницу, где вскоре должна была состояться игра. По-прежнему крепко сжимая детскую руку, Соларин посмотрел на свою дочь Александру, которую в семье звали Кси. Она подняла к нему улыбчивое лицо, ее зеленые глаза излучали уверенность и доверие, и его сердце, потрясенное красотой девочки, едва не вырвалось из груди. Как удалось им с Кэт сотворить подобное чудо?

Соларин не испытывал страха — настоящего страха — до тех пор, пока у него не родился ребенок. А сейчас он старался не думать об этих вооруженных охранниках бандитского вида, которые следили за ними с высоких стен. Его мучение усугублялось знанием того, что он ведет своего ребенка в львиное логово. Но он понимал, что это неизбежно.

Его дочь жила в мире шахмат. Без них она уподобилась бы выброшенной из воды рыбе. Возможно, в этом также отчасти его вина: страсть к шахматам передалась ей от него по наследству. И хотя все возражали против поездки, особенно мать девочки, Соларин понимал, что это будет самый важный турнир в жизни юной Кси.

В течение всего недельного пребывания в России, несмотря на жуткий холод, дождь со снегом и кошмарное питание — черный хлеб, черный чай и жидкую овсянку, Кси хранила завидную стойкость духа. Казалось, вступив в царственные владения шахматной доски, она не замечала ничего вокруг. Целую неделю она играла со стахановским энтузиазмом, в каждой партии завоевывая очко за очком, словно усердный помощник каменщика, складывающий кирпичи. За неделю она проиграла лишь одну партию. И оба они знали, что больше ей проигрывать нельзя.

Нет, он все-таки должен был привезти ее сюда. Именно на этом турнире и именно здесь, в Загорске, где сегодня состоится финальная партия, могло решиться будущее его юной дочери. Сегодня в ризнице Троице-Сергиева монастыря она должна стать победительницей финальной партии. Они оба понимали, что сегодняшняя игра может сделать Кси — Александру Соларину, которой еще не исполнилось двенадцати лет, — самым юным шахматным гроссмейстером среди мужчин и женщин за всю историю шахмат.

Кси дернула отца за руку и, оттянув защищающий от холода шарф, сказала:

— Не волнуйся, папа. Сегодня я выиграю у него.

Она имела в виду предстоящую игру с юным Вартаном Азовым, талантливым украинским шахматистом. Он был всего на год старше самой Кси, и только ему она проиграла, один раз за весь турнир. Впрочем, его победа была сомнительной; в сущности, Кси случайно проиграла ту партию.

Соларин знал, что Александра, следуя заветам ее отца и тренера, разыграла против юного Азова ее любимую королевскую индийскую защиту: позволила отважному черному коню броситься в атаку, перепрыгнув через головы других фигур. Смело принеся в жертву королеву, девочка вызвала неодобрительный ропот зрителей, но зато освободила себе поле боя в центре доски. Казалось, эта воспитанная Солариным воинственная юная шахматистка готова бесстрашно прыгнуть по меньшей мере через Рейхенбахский водопад и вцепиться мертвой хваткой в юного мастера Азова. Но прыжка не получилось.

И такая неудача имеет вполне определенное название: Amaurosis scacchistica, что означает «шахматная слепота». Этот внезапный недуг знаком каждому шахматисту. Его обычно называют «ошибкой» — временным затмением, не позволяющим заметить реально угрожающую опасность. Такое затмение нашло на Соларина однажды в ранней юности. Он помнил, что во время той игры у него возникло странное ощущение свободного падения, будто какая-то неодолимая сила влекла его в темный провал, не давая возможности оценить глубину пропасти.