Глава 25

Джибраил вел по улицам многочисленный, хорошо вооруженный отряд солдат.

Выслушав его мрачный рассказ, дальний родственник, занимавший немаловажный пост, немедленно распорядился предоставить Джибраилу столько людей, сколько понадобится для задержания еретика и преступника. Амир знал теперь все входы и выходы в доме Бен-Нижада, поэтому командование отрядом поручили его отцу и ему самому.

Вряд ли Ибрагим Бен-Фарид сдастся добровольно, так что лучше быть готовым к сопротивлению, и сопротивлению ожесточенному. Амир успел немного отдохнуть и прийти в себя, Селим туго перебинтовал его сломанные ребра, так что юноша чувствовал себя вполне сносно, насколько возможно, когда не спишь уже больше суток, наполненных драматическими событиями.

Что ж, зато теперь он шел в дом еретика и убийцы вооруженный до зубов и с солидной группой поддержки, к тому же не тайным шпионом, а открыто и с полным правом. Яркий утренний свет стал постепенно меркнуть, краешек солнца уже откусила луна.

— Отец, надо спешить! — взмолился Амир. Джибраил жестом остановил отряд и сурово оглядел солдат.

— Солдаты! — сурово начал он, оглядев вооруженных людей — Мы идем не просто на врага, мы несем справедливый джихад еретикам, извращающим священный Коран. Помните об этом и не щадите никого! Если вы погибнете в этом бою, то сразу вознесетесь в рай, где будете пребывать вечно.

— Иншалла! — отозвались солдаты.

Отряд, не скрываясь, подошел прямо к главному входу в имение Бен-Фарида. Массивные ворота преграждали путь в гнездо порока и разврата, но это не могло остановить людей, одержимых желанием покарать еретиков.

— Стучать, я думаю, не стоит, — заявил Джибраил и подозвал двух солдат: — Взрывайте!

Пару минут спустя ворота взлетели на воздух, превратившись в мелкую труху. Путь был свободен. В селамлике почти никого не встретили, а те несколько стражников, что все же попытались сопротивляться, быстро попытки эти оставили.

И вот наконец дверь в подвал. Стражники, услышав подозрительный шум, заперлись изнутри, так что опять пришлось прибегнуть к помощи взрывчатки. Дом содрогнулся до основания, но в главной пещере это вряд ли слышали — слишком далеко. Амир первым ворвался в подземелье и помчался по знакомому туннелю, предоставив остальным следовать за ним.

Только вот юноша не ожидал, что в пещере будет темно. Вылетев в зал из освещенного прохода, он на мгновение ослеп и лишь спустя какое-то время увидел всю мизансцену. Слава Аллаху, они не опоздали! Но еще бы чуть-чуть… И… страшно подумать!

Откуда-то сверху, со свода пещеры, падал яркий сноп света, освещавший тот самый мраморный камень, где убили полицейского. Теперь, к ужасу Амира, на нем лежала распростертая, прикованная Злата, над которой уже склонился подлый Ибрагим. Забыв обо всем на свете, Амир достал пистолет, тщательно прицелился и выстрелил в Бен-Фарида, но в это время из туннеля выбежал солдат и толкнул юношу в спину. Пуля, взвизгнув, улетела в темноту. Ибрагим мгновенно выскочил из круга света и скрылся в темноте пещеры.

— Стой! — закричал Амир. — Назад! Несите факелы! Насколько он успел разобраться днем, из пещеры был только один выход — он же вход. Если немедленно не захватить всех еретиков, то потом придется вести осаду по всем правилам.

И тут свет, падающий в пещеру, стал стремительно меркнуть. Полное затмение солнца пятого августа тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года наступило.

Злата и Ибрагим оказались будто отрезаны от остальной пещеры, от остального мира стенами из света, лишь было слышно тяжелое и возбужденное дыхание нескольких десятков людей.

— Нет! — прошептала Злата одними губами. — Нет!

— О да! — выдохнул Ибрагим, склоняясь над ней. Получилось это у него как-то неловко (тоже нашелся герой-любовник!), Бен-Фарид оступился и едва не рухнул на землю, но удержался, вцепившись в край камня. Лицо его оказалось совсем близко от Златы, и она увидела, что один глаз у Ибрагима стремительно заплывает.

Значит, хотя бы один из ударов ручкой от трона попал точно в цель. Злата почувствовала от этого факта удовлетворение, она попробовала подавить страх и взглянула на солнце, чтобы определить, сколько у нее осталось времени. Да, затмение уже шло полным ходом.

«Амир! Амир! Где же ты?!»

Неожиданно грохнул выстрел, и девушка услышала голос Амира:

— Несите факелы!

Он все-таки пришел! Но радоваться пока рано.

Солнечный свет окончательно померк, и в пещере воцарился хаос.

Сектанты что-то вопили по-арабски и носились туда-сюда, у входа перекрикивались атакующие. Хор взволнованных мужских голосов слился в какофонию, эхо металось под сводами зала, многократно дробясь. Злата, насколько позволяли прикованные руки и ноги, сжалась и постаралась стать как можно незаметнее. Сейчас здесь начнется смертоубийство.

…Джибраил влетел в пещеру: джебба развевается за спиной, в одной руке факел, в другой — обнаженная сабля.

— Факелы на колоннах, отец! — крикнул Амир. Бен-Нижад последовал в указанном направлении, и вскоре факелы начали зажигаться один за другим, а солдаты следовали по освещенному пути. Сектанты предпочли отступать, не решаясь напасть. Видимо, рассчитывали принять решение в зависимости от числа врагов и пока просто боялись. Вот вам и отчаянные хашишины. Да, за века способность убивать без промедления и без раздумий утратилась, лишь некоторые обкуренные фанатики теперь на такое способны. Например, Ибрагим, который так некстати затерялся в толпе.

Как только Джибраил зажег первый факел, Амир схватил его и помчался к мраморному жертвеннику. Конечно, он сильно рисковал, отрываясь от своего отряда, но юноша не мог участвовать в облаве, когда Злата находилась где-то в темноте, скованная и беззащитная.

Когда же Амир добрался до камня, он оказался пуст.

Факелы зажигались один за другим, и шум почему-то стих, поэтому Злата услышала шаги — кто-то подбирается к ней. Этот «кто-то» освободил ей сначала ноги, а затем руки.

— Амир? — с надеждой прошептала Злата, голос дрожал.

— Отнюдь, — издевательски прошипел Ибрагим. — Это из-за тебя он вернулся сюда с целой армией. Так что теперь тебе и быть моим билетом на выход.

— Он пришел сюда из-за Дауда, — чуть не плача, ответила Злата.

— Пришел из-за Дауда, а вернулся из-за тебя. — Ибрагим сдернул девушку с необработанного камня так резко, что она ободрала локти.

— Куда вы меня тащите?

— Туда, где темно. Я не хочу, чтобы меня в суете пристрелили. Позже, когда страсти утихнут, я вступлю в переговоры, — объяснил Ибрагим.

Но далеко они отойти не успели, из-за колонны выскочил Амир с факелом.

— Амир, я здесь! — успела выкрикнуть Злата, прежде чем Ибрагим зажал ей рот рукой и приставил нож к горлу.

Юноша услышал и, сделав несколько шагов, остановился, увидев их.

— Стой, где стоишь! — приказал Ибрагим и прижал лезвие кинжала к шее Златы, она почувствовала, как тоненькая струйка крови побежала за воротник расшитого хамиза.

Амир замер.

«Спаси меня!» — молили глаза Златы.

— Если ты меня не отпустишь, я ее убью! — прорычал Ибрагим.

Амир, казалось, не слышал его.

— Аллах акбар, — начал он молитву, поднял пистолет, взвел курок, прицелился… Но выстрелить не успел.

Едва прозвучало последнее слово молитвы, Ибрагим вдруг закатил глаза, выронил нож и упал как подкошенный. Тело его дернулось в страшной судороге — и застьшо. Злата, тихо вскрикнув, отскочила от мертвого тела своего мучителя.

— Что это с ним? — едва слышно пискнула она.

— Аллах сотворил чудо, — бесстрастно проговорил подошедший к ним немолодой, но очень похожий на Амира мужчина. — Судя по всему, кровоизлияние в мозг. Кто-то знатно приложил его по голове. Иншалла.

— Иншалла, — эхом отозвался Амир. — Кого за это благодарить? Он спас тебе жизнь, Злата.

— Это она его ударила, — раздался из темноты ехидный голос Дауда. — Бешеная кошка. Под стать тебе, щенок. Что ж, тогда я тебя не добил, ошибки надо исправлять.

Щелчок взводимого курка и…..Злата, не помня себя, бросилась к Амиру и изо всех сил толкнула его…..и грянул выстрел. Руку обожгло как огнем, и она мгновенно онемела.

Амир подхватил падающую девушку.

— Нет, Злата! Нет!

Джибраил бросился туда, где заметил вспышку выстрела, раздался звон клинков.

— Злата! — Амир лихорадочно шарил руками, пытаясь понять, куда попала пуля. — Ты ранена? Куда ты ранена?

— В руку, в правую, — слабо прошептала девушка. — Но мне совсем не больно.

Амир разорвал рукав ее хамиза и осмотрел рану.

— Хвала Аллаху! Кость не задета, пуля прошла навылет.

Злата слабо улыбнулась в ответ.

— Ты спасла меня. Опять. — Амир так крепко сжал ее в объятиях, что она не могла вздохнуть.

— И ты спас меня. Ты пришел!..

…Джибраил положился на волю Аллаха и бросился на вооруженного пистолетом брата, и Всевышний помог старшему Бен-Нижаду. Дауд даже не успел понять, что проиграл, как оказался обезоружен и брошен на пол.

— Тебе не тягаться со мной, предатель, я не юный Амир, — проговорил Джибраил, придавливая брата к полу.

Но Дауд оказался увертлив, как змея, изловчился и метнулся куда-то в темноту.

Джибраил в сердцах выругался и вернулся к сыну и Злате. Амир нежно обнимал девушку.

— Ты поймал его, отец?

— Сбежал, — махнул рукой Джибраил. — Но пистолет я у него отнял, так что поймаем, далеко не уйдет. Девушка ранена?

— Да, но неопасно.

Джибраил отвесил Злате поясной поклон:

— Девушка, проси у меня чего пожелаешь, ты сохранила жизнь моего сына.

— Он тоже спас меня, — вступилась за Амира Злата.

— Он мужчина, это его долг, — отчеканил Джибраил.

В углу пещеры возникла непонятная суета, солдаты столпились там и замерли в нерешительности. Все люди в коричневых хламидах валялись на полу, кто связанный, кто убитый.

— Что там происходит? — проворчал Джибраил. — Надо взглянуть.

В углу, скорчившись, сидел Дауд и держал фитиль динамитной шашки в непосредственной близости от факела.

— Ш-шайтан, — прошипел Джибраил.

— Не подходите! — взвизгнул Дауд. — Дайте мне пройти.

Солдаты в нерешительности отступили. Медленно, не выпуская из рук факел и динамит, Дауд встал. Все замерли. Дауд сделал шаг, другой и споткнулся о труп сектанта, фитиль загорелся…

— Бегите! — крикнул Джибраил, изо всех сил толкнул Дауда, тот упал навзничь, динамитная шашка покатилась по полу. — Бегите!

Бен-Нижад развернулся и побежал к выходу. Амир подхватил Злату на руки и последовал за отцом, сзади топотали солдаты. Не успели все выскочить в туннель, как сзади рвануло, земля содрогнулась, со свода посыпались камни.

— Господи! Кажется, сейчас все рухнет! — прокричала в ужасе Злата.

Под градом камней отряд выбежал из подвала, следом за ними в дом влетело огромное облако белой пыли и покрыло все ровным слоем, люди стали похожи на мраморные статуи.

— Пышно он провалился в ад, — отряхиваясь проговорил Джибраил.

Злата нервно хихикнула и зарыдала, нервное напряжение наконец прорвалось слезами.

Глава 26

Оказалось, что перед походом в дом Бен-Фарида Джибраил все же успел сообщить о Злате в русское посольство, поэтому во дворе ее уже ждала двухместная коляска и лично посол Теряев. Он был чрезвычайно встревожен, но, увидев выходящую из дома процессию, едва в ладоши не захлопал.

— Барышня, милая! Златочка! Как же так, как же так?! — запричитал густым басом посол. — Ну ничего, ничего, все устроится…

Бубня всяческие благоглупости, Виктор Александрович под локоток увлек Злату в коляску. Девушка пребывала в полной прострации, не в силах вымолвить ни слова.

Амир подошел к коляске и поклонился послу.

— Берегите ее, — попросил он.

— Конечно, конечно, уважаемый! Мы уже и ее батюшке телеграфировали, что она жива-здорова, он скоро прибудет. Уже в пути… — Теряев постучал кучера тростью по спине. — Трогай!

Коляска покатила по улице, оставляя позади разгромленный особняк Бен-Фарида, где Злата провела около месяца. Только сейчас девушка смогла стряхнуть оцепенение. Раненая рука, наспех замотанная какой-то тряпицей, болела зверски, голова кружилась, но намерение вернуться было абсолютно ясным и четким.

— Нет, постойте, я хочу назад!

— Тише, голубка, тише, у тебя шок… — Посол удержал вскочившую Злату, дабы та не выпала на ходу. — Куда ты рвешься?

— К нему, к Амиру!

— К этому юноше? — удивился посол. — Ну дело молодое, надо будет, он знает, где тебя искать.

— Но я даже не обняла его на прощание! Не поблагодарила, не… не сказала, что люблю…

— И не надо, барышня. Он же мусульманин, не чета тебе, православной.

Обессиленная, девушка горько заплакала.

Амир смотрел вслед удаляющейся коляске, увозившей Злату и русского посла, и готов был взвыть от беспомощности и отчаяния.

Ни слова на прощание, ничего! Увидит ли он когда-нибудь еще Злату? Почему она уехала, даже ничего не сказав?

— Злата! — крикнул он и бросился за коляской.

— Нет! — перехватила его твердая рука Джибраи-ла. — Нет!

— Почему, отец? Я люблю ее!

— Ты мужчина. Ты должен сперва решить все для себя, а потом сообщить решение женщине.

— Что решить? — выкрикнул Амир, но перестал вырываться.

— Как жить дальше, — пояснил Джибраил. — Любовь — это только начало.

— Нет! Жизнь бессмысленна. Любовь есть смысл. — Именно эти слова произнес умирающий Тафари там, в гареме.

— Романтично, но непрактично. Успокойся. — Джибраил сурово взглянул на сына. — Спешить не стоит.

— Отец! Она же уезжает! — не успокаивался Амир. — И скоро уедет навсегда!

— Навсегда только умирают, — философски заметил Джибраил. — Пока человек жив, жива и надежда.

Амир ошарашенно посмотрел на отца, постепенно успокаиваясь. Он наконец-то услышал буквально крик своего избитого усталого тела: болели ребра, саднила разбитая бровь, а после удара даудовской дубинкой, гореть ему в аду, рука распухла и почти не шевелилась.

В посольстве Злату устроили со всеми удобствами. Появился врач, осмотрел рану и наложил новую повязку, а также дал какую-то настойку, от которой Злате немедленно полегчало. Рука, конечно, болела, но, в общем и целом, девушка оставалась вполне дееспособной — чего не скажешь о ее душевном состоянии: события последних дней, да и месяца в целом, оказались слишком тяжелыми для юной души. Когда Злата осталась одна в отведенной ей комнате посольства, то тут же упала на кровать и проспала больше суток. Как объяснил доктор Григорьев, от нервного потрясения.

Пришлось снова переодеться в привычную европейскую одежду, надеть туфли, но теперь все это Злате ужасно мешало. За месяц, проведенный в гареме, она привыкла ходить босиком, носить невесомые одежды, привыкла к легкому позвякиванию браслетов на щиколотках… Надо же, и совсем отвыкла от европейской одежды… Элегантное синее платье, которое, ахая, разложила перед нею служанка, показалось Злате элементом чужого мира. Она даже укорила себя за такие мысли и платье надела, но в нем чувствовала себя не слишком удобно — однако ничего не поделаешь — не переодеваться же опять в восточные одежды. Тем более что их пришлось бы покупать, ее необыкновенный дорогой наряд после беготни по подземельям пришел в полную негодность.

Все ужасы последних дней в доме Бен-Фарида будто отодвинулись, подернулись дымкой. Теперь Злате казалось, что она спала и видела сон — яркий, волшебный и немного страшный, как все восточные сказки. Она не хотела вспоминать ни о кинжале у ее горла, ни о том, как Ибрагим хотел надругаться над ней, ни о последнем взрыве. Если думать об этом, можно с ума сойти, хотя Злата и отличалась несокрушимым душевным здоровьем. Наверное, должно пройти какое-то время, пока она сможет думать об этом без содрогания. Тем более что далеко не все в этой сказке было страшным.

Ей снился Амир, и, проснувшись, она тоже думала об Амире. Его имя по-арабски означает «принц» — он и стал ее принцем на белом коне, а она-то полагала, что их не существует. И вот он объявился, и он здесь, в этом городе. Человек, которого Злата полюбила сердцем и душой, но они не могут быть вместе, потому что между ними пропасть. Вне стен гарема они принадлежат к абсолютно разным и непересекающимся мирам.

Злате в российском посольстве определили в услужение немногословную пожилую женщину, Глафиру, отлично справлявшуюся со своими обязанностями. Но вот поговорить с ней о том, что сейчас тревожило Злату, абсолютно невозможно. И с Теряевым Злата не могла откровенничать. Он мужчина, и вряд ли поймет молодую девушку. Бесполезно!

Злата пришла в кабинет Теряева после обеда, когда тот находился в благодушном настроении.

— Что, барышня, душенька? Да садись, садись! — Посол указал на мягкое кресло. — Как чувствуешь себя?

— Благодарю, Виктор Александрович, теперь хорошо, — ответила Злата, как и положено благовоспитанной барышне. — У меня к вам просьба.

— Для тебя, Злата Петровна, все что угодно! — улыбнулся посол.

— Я хотела бы посетить мечеть Омейядов, — застенчиво попросила девушка. — Я себя отлично чувствую, а не посмотреть подобный выдающийся памятник архитектуры просто невозможно.

— Ты уверена? — обеспокоился посол. — Ох, и боязно мне тебя за порог посольства выпускать! А ну как снова украдут? — Он задумчиво нахмурился. Злата смотрела умоляюще. — Но если я с тобой поеду, то сам смогу и присмотреть.

— Хорошо! — просияла девушка.

Теряев подозрительно посмотрел на Злату и после паузы промолвил:

— Странная ты барышня, ох и странная! Другая бы на твоем месте в православный храм запросилась, а ты, вишь, в мечеть хочешь… Ну ладно, ладно! — воскликнул он, увидев растерянность Златы. — Всему свое время, и если душа просит, ехать надо. Завтра с утра и поедем.

— Идея постройки этой мечети, — рассказывал Виктор Александрович по пути к вожделенному памятнику архитектуры, — принадлежит халифу Вали-ду, жившему в начале восьмого века. В Европе в то время были темные времена, а арабы стремились на Запад, завоевать северные народы. Ну и об искусстве не забывали. Халиф Валид был, судя по всему, человеком непростым. Именно ему принадлежали в свое время знаменитые бани «Каср Амра» в Иордании — единственный уникальный памятник той эпохи, стены которого украшены изображениями живых существ. В мозаиках же самой мечети нет ни одного изображения человека.

…Злата стояла на огромной площади, вымощенной мрамором, и чувствовала, что не ошиблась, приехав сюда. Ступив на мозаичный пол, Злата почувствовала, как ее душа наполняется покоем. И вот сейчас — она будто с Амиром встретилась…

На следующий день после побоища в катакомбах Амир отправил слугу в российское посольство, чтобы осведомиться о здоровье Златы. Тот вернулся с ответом посла, что состояние девушки опасений не вызывает, а сама Злата не передала ни слова, ни записки, ничего.

Амир неприкаянно бродил по дому, не зная, на что решиться, что делать. Периодически к нему подходил лекарь Селим с какими-то лекарствами и примочками, юноша покорно подчинялся. Отец упорно избегал его, то куда-то уходя из дома, то запираясь в библиотеке.

Что же делать? Пойти в посольство, встретиться со Златой и спросить, любит ли она его? Или просто сказать ей о своей любви? Нет, признаниями они уже обменялись. Амир понял, что находится в тупике: все его воспитание, весь жизненный опыт просто не предусматривали такой ситуации. Будь Злата мусульманкой, Джибраил бы переговорил с отцом девушки, потом их представили бы друг другу, затем, если бы ни у кого не возникло возражений, была бы помолвка, дальше свадьба, и, наконец, если повезет, возникла бы любовь… У них же со Златой все совсем не так. У них есть любовь, но больше нет ничего. Достаточно ли одной любви?