Глава 5

Виктория была измотана, но спать не могла. Каждый раз, закрывая глаза, она видела, как Антонио берет ее за руку, чтобы надеть кольцо, и снова переживала болезненную бурю эмоций, с которой никак не могла справиться. Она покрутила кольцо. Оно было холодным и непривычным, совсем как настроение Антонио с той минуты, когда их объявили мужем и женой. Хотя чего она ожидала? Они ведь почти ничего не знали друг о друге. Даже поцелуй в щеку и бокал шампанского смотрелись бы нелепо. И все равно, когда он подошел к ней совсем близко, все ее тело напряглось. После церемонии, когда они устраивались в его личном самолете, он небрежно помог ей поправить ремень, и она замерла. Конечно, он заметил это и был удивлен: он велел ей расслабиться и добавил, что не съест ее.

Она откинулась в удобном кожаном кресле, прислушиваясь к гудению двигателей и желая, чтобы они усыпили ее, как Натана. Он свернулся клубочком на соседнем сиденье и уже несколько часов крепко спал. Она протянула руку и убрала прядь волос с его лица, но он даже не пошевелился. Бедный малыш очень устал, для него это был тяжелый день, к тому же он не спал днем. Виктория перевела взгляд с ребенка на другую сторону самолета, где сидел Антонио. С самого взлета он закопался в бумаги, а теперь работал за ноутбуком. Его красивое лицо было серьезно, когда он читал и делал пометки. Похоже, что о свадьбе он уже забыл — она просто затерялась среди десятков дел, требовавших его внимания. Может быть, он забыл даже, что она летит с ним, — за несколько часов он не сказал ей ни слова.

Не то чтобы ее это не устраивало, просто не хотелось, закрывая глаза, видеть, как он смотрит на нее и просит стать его женой. Он был полностью уверен в себе, и, кроме этой уверенности, никаких других эмоций не было написано у него на лице. И не должно было, напомнила она себе, потому что он ничего не чувствует к ней. Их брак был притворством, способом достижения цели. Она заметила, что клятвы, которые они приносили, были тщательно подобраны и не подразумевали серьезных обязательств. Ее голос, в отличие от его, был еле слышен и дрожал. Она не знала, почему была так глупо взволнована, ведь условия были ей известны.

Так или иначе, церемония была позади, и лучше просто забыть про нее. Антонио поднял глаза на Викторию, и ее словно ударило током, когда их взгляды встретились.

— Вам лучше? — поинтересовался он.

— О чем вы? — нахмурилась она.

— Мне показалось, вы были немного напряжены во время церемонии.

— Не знаю, почему вы так решили.

Она старалась говорить беззаботно, отчаянно пытаясь вытащить немного гордости из хаоса чувств.

— Прекрасно. Почему бы нам в таком случае не перекусить?

Ее ответ явно был ему непринципиален. С неуютным чувством она смотрела, как он закрывает ноутбук и убирает бумаги со стола. Вряд ли она сможет поесть, особенно если он будет сидеть напротив, однако признаться в этом не могла, поэтому сказала, когда он снова взглянул на нее:

— Конечно.

— Чудесно. Я спрошу у стюардессы, что она может нам предложить.

Он нажал на кнопку рядом со своим сиденьем, и Виктория поняла, что придется сесть напротив него.

— Я… пойду освежусь. Вы не присмотрите за Натаном? Он пристегнут, а я ненадолго.

Антонио согласно наклонил голову.

— Воспользуйтесь ванной в жилой части, — сказал он, продолжая складывать бумаги. — Ваша сумка там.

— В жилой части?

Она удивленно посмотрела на него, и он указал на дверь в дальнем конце салона. Виктория никогда не летала на таком самолете — он был полной противоположностью самолету эконом-класса, на котором она прилетела в Австралию. Она открыла указанную дверь и обнаружила за ней спальню со всеми полагающимися составляющими, в ванной даже был душ.

Она закрыла за собой дверь и уставилась в огромное зеркало. Ее одежда помялась, сама она была бледна и выглядела усталой, пряди волос выбились из прически и упали на лицо. Она быстро собрала их в тугой хвост, сняла очки и умылась холодной водой, потом задумалась, стоит ли переодеваться. Открыв чемодан, она вытащила брюки для бега и футболку: сейчас в них будет удобнее.

Виктория как раз заканчивала одеваться, когда самолет вошел в зону турбулентности и ее очки соскользнули с раковины и с резким звуком ударились об пол. Она поспешила поднять их. Стекла были целы, но дужка болталась: то ли выскочил винтик, то ли шарнир сместился. Без очков она видела слишком плохо, чтобы пытаться починить их. Отличный конец отличного дня, раздраженно подумала она. Вещи расплывались перед глазами. Интересно, сможет ли Антонио починить очки? Просить его ей не хотелось, но без очков она чувствовала себя беспомощной.

Самолет снова тряхнуло, и она наконец сдвинулась с места. С очками она разберется потом, сейчас надо проверить Натана — он мог проснуться и испугаться, не найдя ее.

Когда она вернулась в салон, держа очки в руке, самолет выровнялся и Натан, к счастью, все так же крепко спал. Внимание Антонио было полностью поглощено новым документом.

— Я взял на себя смелость заказать вам ужин, — пробормотал он, делая пометки на полях. — Каннеллони и говядина «Веллингтон». Надеюсь, что вы не вегетарианка.

— Нет, это подойдет.

— Хорошо.

Он еще глубже ушел в изучение документа.

Она посмотрела на него сквозь пелену и нервно кашлянула:

— Вы, похоже, очень заняты.

— Мне надо решить много вопросов, прежде чем мы приземлимся.

— Если у вас будет минутка…

— Да?

Он по-прежнему не смотрел на нее, да и слушал, похоже, вполуха. Это немного успокоило ее.

— Я уронила очки, и они сломались.

Он наконец поднял голову. Она не видела выражения его лица, но поняла, что теперь его внимание полностью переключилось на нее, и ее кожу начало покалывать от смущения.

— Вы не могли бы попробовать починить их? Я бы сама попробовала, но плохо вижу.

Антонио был ошеломлен. Оказалось, что у нее лицо красивой формы, вздернутый носик и высокие скулы, делавшие ее красоту почти классической, кожа была гладкой и свежей. Она выглядела моложе своих лет, и, глядя, как опускаются ее длинные темные ресницы, он удивился, что не заметил этого раньше.

— Попробуете? — чуть хрипло повторила она. — Пожалуйста.

Он молча взял у нее очки и осмотрел их. Шарнир выскочил из паза, и нужно было всего лишь поставить его на место.

— Ну что? — взволнованно спросила она.

Какая-то часть его хотела ответить, что он ничего не может сделать, и спросить, зачем она прячет такое милое личико за такими ужасными очками. Но он вовремя напомнил себе, что это не его дело, поэтому просто сделал что было нужно и толкнул очки по столу к ней:

— Готово.

— Спасибо.

Стюардесса принесла им еду и бутылку вина.

— Что-нибудь еще, сэр? — спросила она, разглаживая белую скатерть, расставляя бокалы и раскладывая приборы.

— Ничего, Салли, спасибо, — ответил он, убирая последние бумаги.

— Приятного аппетита.

Стюардесса улыбнулась ему, вежливо кивнула Виктории и исчезла.

Антонио посмотрел на Викторию:

— Вина?

— Совсем немного, пожалуйста.

Освещение в салоне было неярким, шторки на иллюминаторах были опущены. Обстановка казалась почти интимной, хотя в этом, скорее всего, была виновата странность происходящего. В других обстоятельствах компанию Антонио составляла бы женщина покрасивее. Виктория почему-то почувствовала себя неуютно, подумав об этом. Она бы с удовольствием оказалась подальше отсюда, но они были на высоте тридцати девяти тысяч футов над землей, одни, если не считать спящего ребенка.

Ей хотелось, чтобы Натан проснулся и дал ей предлог выйти из-за стола. Она быстро посмотрела на него, но он даже не шевелился.

— Хорошо, что вы покормили его раньше, — сказал Антонио, заметив ее взгляд.

— Да, он так устал.

— Тяжелый день для всех.

Она кивнула и посмотрела на еду, выглядевшую удивительно аппетитно.

— С едой из вашего ресторана не сравнится, но для обеда в самолете вполне прилично, — сказал Антонио, — попробуйте.

Она попробовала и была приятно удивлена:

— Последний раз, когда я ела в самолете, еда напоминала картон, но вы правы, это совсем неплохо, разве что паста немного пересолена.

— Вот как?

Он дразняще посмотрел на нее, и она покраснела.

— Извините, профессиональная привычка. Когда ты зарабатываешь на жизнь готовкой, то привыкаешь критически относиться к еде.

— Вообще-то я думаю, что вы правы насчет пасты, — улыбнулся он.

— Вам лучше знать.

— Пожалуй. — Он наклонил голову. — Итальянская еда, возможно, лучшая в мире, но я пристрастен. Вы можете дать более трезвую оценку.

— Скорее всего, я дам ее, даже не желая того.

Некоторое время он молча смотрел на нее. Когда она говорила о своем деле, она преображалась, становясь куда более уверенной, словно прекращая сдерживать себя. Он задумался, что сделало ее такой закрытой.

— Как долго вы держите ресторан? — вдруг спросил он.

— Около двух с половиной лет.

— Вы были беременны, когда начинали дело?

Она только молча кивнула.

— И одиноки?

Еще один безмолвный кивок.

— Должно быть, это очень тяжело.

Она пожала плечами, в изумрудных глазах вспыхнул огонь.

— Ничто стоящее не дается легко.

Она совершенно очевидно возводила стену вокруг себя, не желая, чтобы он продолжал допрос, но Антонио не привык так просто сдаваться, когда хотел что-то узнать.

— А отец вашего ребенка? Он совсем не помогал вам?

Виктория вспомнила выражение лица Ли, когда она сказала ему, что беременна. «Просто избавься от него. Ты же не думала, что я захочу, чтобы ты родила? Боже, Вики, между нами ведь нет ничего серьезного». Ее словно окатили ледяной водой. Да, они переспали всего однажды, но до этого он несколько месяцев ухаживал за ней. Потом он перестал звонить, и она поняла, что одна ночь — все, что ему было нужно, но она все равно сочла своим долгом сообщить ему о беременности, подумав, что он имеет право знать. Она ничего не хотела от него, но такая реакция шокировала ее. Ей вообще не следовало сходиться с ним, но она была так молода и наивна и искала любовь не в том месте. Что ж, она получила хороший урок.

— Похоже, ему было плевать, когда вы сказали ему?

Это было уж слишком. Антонио заметил боль в ее глазах, прежде чем опустились темные ресницы.

— Это совсем не ваше дело, — тихо, но с достоинством сказала она. — Наш… брак не дает вам права ставить под сомнение мои моральные и жизненные принципы.

— Вы правы, не дает.

— Так прекратите расспросы!

И снова этот сверкающий взгляд теперь ледяных глаз.

— На самом деле я ставлю под сомнение моральные принципы человека, отвернувшегося от собственного ребенка, — мягко заметил Антонио. — Но это действительно не мое дело.

Дверь в салон отворилась, и к ним подошла стюардесса:

— Еда устраивает вас, сэр? Подавать главное блюдо?

Антонио посмотрел на Викторию, и она кивнула.

Пока стюардесса убирала тарелки, он заметил, что Виктория ела мало. На столе появилось новое блюдо, и они снова остались вдвоем.

— Будем надеяться, что говядина съедобная, — сказал Антонио, — иначе придется посылать за китайской едой, когда мы будем заправляться в Гонконге.

Это прозвучало так глупо, что Виктория рассмеялась:

— Это ведь была шутка?

— Конечно. — Он улыбнулся. — Но если вам нравится китайская еда, это можно устроить. Мы пробудем там несколько часов.

— Я люблю ее, но могу удовлетвориться и говядиной «Веллингтон».

— Вы ее еще не попробовали. — Антонио наклонился и наполнил ее стакан. — А когда в последний раз ели в самолете? — небрежно спросил он.

Она подозрительно посмотрела на него.

— Вы сказали, что еда была похожа на картон, — пояснил он.

— Давно. Я летела из Лондона в Сидней, мне было четырнадцать. — Она отрезала кусочек говядины, которая была приготовлена отлично. — Не помню, что это было, но точно намного хуже этого:

— Ваш говор скорее английский, чем австралийский. Вы, вероятно, переехали с родителями?

— Нет, я была одна. Моя мать умерла, и меня отправили к ее сестре.

— А ваш отец?

— Он умер годом раньше. — Она взглянула на него. — Еда отличная, посылать за китайской не нужно.

Он заметил смену темы, понял, что она не хочет говорить о себе, и подумал, что не должен настаивать. Ее жизнь его не касалась.

— Ваша жизнь, наверное, удивительна, — вдруг пробормотала она.

— Вы так думаете?

— Вы так богаты и влиятельны, что можете позволить себе что угодно, когда угодно. Это удивительно.

— Я никогда так не смотрел на это, был слишком занят. — Он отпил вина и откинулся в кресле. — Но, думаю, да, богатство имеет свои плюсы.

— Что самое импульсивное вы позволяли себе? — с любопытством спросила она.

— Кроме покупки жены?

Он кисло посмотрел на нее, и она покраснела от унижения. Когда она думала об этом в таком ключе, это казалось ужасающим.

— Я что-то расхотела есть.

Она со звоном опустила вилку на тарелку. Ей хотелось сбежать, а не сидеть напротив него, вежливо улыбаться и притворяться, что ее не волнует то, что она сделала, чтоон заставил еесделать.

— Извините, я…

— Сядьте, — тихо сказал он, когда она привстала.

Она не обратила на него внимания, и он поймал ее за руку, осторожно, но все ее чувства немедленно обострились.

— Сядьте, — повторил он.

Противостоять его повелительному тону было невозможно. Она медленно села.

— Вы спросили — я ответил. Я женился на вас в рамках сделки. Это очень импульсивно.

Она попыталась сделать вид, что ей все равно, и даже нашла в себе силы пошутить:

— Будем надеяться, что я стою этих денег.

— Пока мне кажется, что я заключил хорошую сделку. Время покажет.

Лучше бы он не смотрел на нее так задорно и не говорил этого: внутри разрасталось странное чувство, она была испугана и очень взволнована.

— А что случится?

— Посмотрим, как вы будете вести себя в Италии.

— Вести себя?

— Я потребую от вас кое-чего, что делают жены, Виктория. Ничего особенного, просто сопровождать меня на ужине в доме моего отца. Он очень захочет увидеть вас.

— Понятно. — Хотя она ничего не поняла. — Значит, вы не сказали ему, что наш брак — фальшивка?

— Брак настоящий, Виктория, бумаги подтверждают это. Но нет, он ничего не знает о вас и нашем соглашении, по крайней мере пока.

Он хотел рассказать ему об этом, глядя в глаза.

Виктория заметила решительное выражение на его лице, заставившее ее задуматься, что происходит между ним и его отцом.

— И вам не терпится сказать ему, верно? — прошептала она.

— Да, Виктория, не терпится.

Ей хотелось спросить почему, но она не осмелилась: слишком холодно было его лицо. Повисло молчание. Она взяла вилку и попыталась съесть еще немного, но, когда пришла стюардесса, чтобы убрать со стола, она вздохнула с облегчением.

Антонио попросил кофе, но Виктория ничего больше не захотела. Он наклонился вперед и задумчиво разглядывал ее.

— Не смотрите на меня так! — порывисто сказала она.

— Как?

Он, кажется, был удивлен.

— Не знаю. — Она беспомощно пожала плечами. Она знала только, что от его взгляда начинала дрожать, но потом подумала с острым чувством стыда, что это ее проблемы, а не его. — Наверное, я просто устала. Еще долго лететь?

— Всего около девятнадцати часов.

Ее сердце провалилось в желудок. Антонио улыбнулся:

— Вам надо расслабиться.

Как она могла расслабиться, когда его взгляд рвал ее чувства в клочья?

— Я пойду к Натану. — Она бросила на него умоляющий взгляд и добавила, помня, как он заставил ее сесть: — Можно?

— Пожалуйста, — иронично сказал он, однако ее реакцией был удивлен: немногие женщины пытались сбежать от него. — Можете поспать в спальне, если хотите.

— Было бы здорово, но как же вы?

Она задала вопрос, не подумав, и, только заметив блеск в его глазах, поняла, что он может неправильно истолковать его.

— Это приглашение? — лениво спросил он.

— Нет! И вам прекрасно это известно!

Он не смог вспомнить случая, когда женщина заливалась таким густым румянцем от его поддразниваний, и это было восхитительно.

— Я просто хотела знать, не собирались ли вы сами идти спать! — поспешно добавила она.

— Очень предусмотрительно с вашей стороны, — улыбнулся он. — Уверяю вас, если я захочу предъявить на что-то права, я скажу вам позже. Сейчас мне надо работать.

Он просто подшучивал над ней, вдруг поняла она. Проблема была в том, что она не могла нормально думать в его присутствии. Внезапно ей стало интересно, что было бы, если бы он по-настоящему флиртовал с ней, если бы она интересовала его. Даже думать об этом было опасно: все ее чувства встали на дыбы, и она поскорее отогнала эту мысль. Антонио относился к типу мужчин, флиртующих неосознанно, и никогда серьезно не заинтересовался бы кем-то вроде нее. Она поспешно отвернулась:

— Оставляю вас наедине с работой. Натана я заберу с собой, чтобы он не потревожил вас.

— Как угодно.

Ей было угодно убраться от него подальше как можно скорее. Она подошла к полке, на которой лежала сумка с вещами Натана, но вытащить ее оказалось труднее, чем она ожидала, и ей пришлось встать на цыпочки и потянуть сильнее.

Антонио поймал себя на том, что смотрит на нее. Свободная футболка поднялась, открывая его взгляду узкую талию. Облегающие брюки подчеркивали плоский живот и округлые ягодицы. Он медленно поднял глаза на бесформенную футболку, пытаясь представить ее грудь, и тут же нахмурился. Ему не было дела до ее груди. Она была не в его вкусе, и он не хотел все усложнять.

Виктория еще сильнее потянула сумку за ручку, остро ощущая, что Антонио поднимается на ноги.

— Помочь?

Он сложил столик, чтобы освободить больше места.

— Спасибо, я справлюсь. — Она сказала это так решительно, что он улыбнулся и двинулся к ней. — Правда, справлюсь.

Она бросила на него нервный взгляд, но он подошел к ней сзади и потянулся к сумке. Он не касался ее, но в ограниченном пространстве их тела почти соприкасались, так что он чувствовал ее напряжение. Ни одна женщина еще не реагировала на него так. Обычно они заигрывали с ним, стараясь оказаться как можно ближе. Виктория же, похоже, до смерти боялась его прикосновений.

Его взгляд скользнул по ее тонкой шее, и ему пришлось напомнить себе, что ее отчуждение было ему на руку, делая ее идеальной фиктивной женой, исключая риск эмоциональной катастрофы.

— Это все, что вам нужно? Там лежит еще несколько игрушек.

— Только сумка. Спасибо.

Она не решалась повернуться к нему, ожидая, когда он отступит на шаг. Однако он не торопился уходить. Вместо этого он потянулся и положил сумку на сиденье перед ней. Его рука тронула ее, шею согрело его теплое дыхание, и она задрожала.

Если бы Антонио не знал, что у нее есть ребенок, он мог бы поклясться, что она девственница. Она была так разительно не похожа на современных женщин, отдававшихся ему легко и охотно. Ему стало интересно, как она отреагирует, если он обнимет ее. Наверное, с ума сойдет от ужаса. Он представил, как разворачивает ее лицом к себе и властно целует дрожащие губы. Она, должно быть, совсем ничего не знает об искусстве любви… Хотя нет, конечно знает! У нее ведь ребенок. А он думает совсем не о том, о чем надо.