— Полагаю, это результат ее жизни с матерью. Франсуаза была яркой, шумной женщиной. Она стремилась затмить всех вокруг, включая и дочь.

— Потому ты и женился на ней? — осторожно поинтересовалась Кэтрин. — Что она была яркой?

— Я женился на ней потому, что она была беременна.

Он отхлебнул кофе и уставился на нее поверх чашки, как будто развлекался, ожидая ее очередного вопроса. Кэтрин понимала, что он ответит ей, только если захочет, но стоит ей переступить запретную черту, как он резко, холодно и бесповоротно замолчит.

Ее вдруг осенило: не только он ее, но и она его по-настоящему не знала. Те шесть месяцев они плавали в каком-то далеком от всякой реальности облаке наслаждения. Невероятно, что такая короткая связь была насыщена такой мощью и повлекла за собой такие последствия.

— Бедняжка Клэр, — сочувственно проговорила она. Других слов у нее просто не нашлось — Ей хотелось бы расспросить его побольше, узнать что-нибудь о нем самом, но она не вправе была играть в эту игру. Учителя имеют право задавать вопросы только «от и до», а вопросы более личного характера запрещены неписаными этическими правилами. — Ужин подошел к концу, — вместо вопроса произнесла она, — а ты так и не сказал, зачем, собственно, пригласил меня.

— Верно, не сказал. — Он откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки и заявил вкрадчивым голосом: — Я хочу узнать, что происходит с моей сестрой.

— С твоей сестрой? — удивленно воззрилась на него. Кэтрин. — Господи, да мне-то откуда знать, что с ней происходит?

— Ты ей, похоже, понравилась. Если бы ей захотелось посекретничать с кем-нибудь, то ты, наверное, сгодилась бы на эту роль.

Потрясающий комплимент, кисло подумала Кэтрин. Ты достаточно скучная, чтобы годиться на роль вечной наперсницы всего населения. Успокаивающая пилюля для окружающих, заменитель аспирина.

— Если бы твоя сестра поделилась со мной своими секретами, то я тем более не смогла бы передать все тебе, разве нет? — парировала она.

— Она сообщила тебе, что за дьявольщина с ней происходит? — спросил он, как будто она и не открывала рта. — Она пристрастилась к ночным вылазкам, что, впрочем, для нее вполне обычно. А вот что совсем необычно, так это то, что я не вижу на горизонте никого из так называемых друзей, с которыми она развлекается.

— А почему тебя так волнуют ее вечерние отлучки? — недоуменно поинтересовалась Кэтрин. — В конце концов, она же не ребенок.

— Судя по происходящему, взрослой ее тоже трудно назвать.

— Может, ты чего-то недопонимаешь?

К их столику заскользил официант со счетом, и, пока Доминик расплачивался, Кэтрин пыталась вычислить, куда могут вести его подозрения, потому что куда-то они точно вели.

— Джек очень смелая, — как будто не было никакой паузы, продолжил он, когда они уже сели в машину. — Слишком смелая, себе во вред.

— Это совсем не плохо, — сказала Кэтрин, вспомнив собственную юность. Будь она тогда посмелее, — возможно, у нее не возникло бы отчаянного желания пуститься во все тяжкие, чтобы жизнь полетела кувырком.

— Кроме того, она невероятно легковерна, — раздался рядом голос Доминика.

— И ты считаешь своей обязанностью удержать ее от соблазнов.

— Я считаю своим долгом сделать все возможное, чтобы она не оказалась в положении, из которого не сможет выпутаться, — отрезал он.

Они подъехали к ее дому, Кэтрин вышла из машины и произнесла, давая понять, что закрывает тему:

— Тем не менее я уверена, что она прекрасно может позаботиться о себе сама. — Она направилась по дорожке к парадной двери и с упавшим сердцем услышала звук захлопнувшейся за ним дверцы машины.

— Она тебе что-нибудь рассказала? — спросил он, входя в дом следом за ней и по-хозяйски располагаясь на диване.

— Ни слова, — искренне ответила Кэтрин. — Ни единого слова. И по-моему, тебе не стоит пускать по ее следу ищеек. Она имеет право на личную жизнь.

— Вас этому учат на курсах повышения квалификации? — с издевкой поинтересовался он.

— Да нет, просто здравый смысл подсказывает. Переусердствуй с опекой — и подопечный рано или поздно взбунтуется, а если позволить ему жить своей жизнью, то он всему научится на собственных ошибках и придет в конце концов к верному решению.

— Жизненная философия доверия, — сквозь зубы процедил Доминик, и Кэтрин тут же встала на дыбы:

— Джек не придет в восторг, если ты начнешь проверять каждый ее шаг. Да неужели ты сам не понимаешь? В жизни есть вещи, которые ты не в силах контролировать.

— Я не позволю ей сделать какую-нибудь глупость, — с ледяным спокойствием отозвался он.

— Не сделает она глупость, — буркнула Кэтрин, не желая продолжать дискуссию. — А если и сделает, ну и что? Значит, это было неизбежно, разве нет?

— Ты, похоже, не понимаешь, — холодно ответил он. — Любая глупость Джек непременно будет очень дорого стоить.

— Ах, вон что. Значит, все дело в деньгах? Тебя ни капельки не волнует, хорошо твоей сестре или плохо. Лишь бы она не влетела тебе в копеечку.

В его ответном взгляде сквозило плохо скрытое раздражение.

— Перестань прикидываться наивной девочкой. Совершенно очевидно, что моя сестра с кем-то встречается, и точно так же очевидно, что этот «кто-то» нежелателен для меня, поскольку она до сих пор не пригласила его в дом.

— Ну да, к тебе на проверку. Если честно, я ее понимаю.

Он злобно взглянул на нее, а потом встал и принялся мерить шагами гостиную.

— Она встречается с этим парнем, Дэвидом? — спросил он наконец, и у Кэтрин перехватило дыхание.

— С чего ты взял?

— А с кем же еще? Поначалу она о нем часто упоминала, а теперь даже не произносит его имени. Вы с ним видитесь?

— Разумеется, — с неловким чувством ответила она. — Да если уж на то пошло, разве Дэвид может быть для нее опасен? Или кто-нибудь другой, такой же открытый и надежный, как он?

— Когда дело касается денег, доверять нельзя никому, — зло сказал Доминик. — Я хочу знать, встречается ли он с моей сестрой.

— Так спроси его, — бросила она, и его лицо потемнело от ярости.

— Я спрашиваю тебя!

— А я не ребенок, чтобы на меня орать! — она сорвалась от злости на крик. — Мы с Дэвидом по-прежнему очень близки. — О Боже, зачем меня во все это втянули? — И он не из тех, кто путается с двумя женщинами одновременно. — Вырванное из контекста, это заявление было правдой. Формально я даже не вру, подумала она.

— Когда это началось?

— Я не намерена это обсуждать. — Она вскочила со своего места и подошла к входной двери. — Благодарю за прекрасный ужин. А сейчас, если не возражаешь, я с тобой распрощаюсь.

Она замерла у двери, а он лениво подошел к ней, привалился к стене и обратил на нее немигающий взгляд.

— Ты уверена, что хорошо знаешь этого своего Дэвида? — медовым голосом протянул он. — При нашей последней встрече он испарился вместе с моей сестрой, громогласно заявив, что вы с ним всего лишь хорошие друзья.

— Это преувеличение, — натянуто отозвалась Кэтрин.

— А может, ты убеждаешь себя, что это преувеличение? Может, ты просто не хочешь признать тот мучительный факт, что твой успех у мужчин оставляет желать лучшего? Полугодовая интрижка со мной много лет назад, причем безрезультатная, поскольку ты все равно ничего не добилась от своего любовника. Сначала испарился он, теперь вот Дэвид. Какое, должно быть, разочарование для тебя!

— Дэвид вовсе не испарился, — огрызнулась она, чувствуя, как краска злости и стыда заливает ее лицо.

— Значит, вы по-прежнему встречаетесь, не так ли? А с моей сестрой он никак не связан?

— Хватит вытаскивать из меня ответы клещами!

— Ну, взгляни же в лицо фактам. Ты его не интересуешь, Кэтрин. Он, наверное, шлялся Бог знает где, прикрываясь именем Джек.

Его голос был холодным, безжалостным, и ей казалось, что она тонет в глубине его глаз, задыхаясь, как выброшенная на сушу рыба.

— Что ты хочешь от меня услышать? — с дрожью в голосе спросила она. — Что все твои слова — правда? Что я — отчаявшаяся женщина, которая закрывает глаза на все, отказываясь поверить, что ее возлюбленный ей изменяет?

— Ты его любишь?

— Ну конечно, я люблю его.

Но не так, как ты думаешь. Я люблю его, как любила бы брата, которого у меня нет. Я люблю его как друга, с которым знакома много лет и который не отказывался выслушать меня; когда мне это было нужно. Да, я люблю его такой любовью. Но я не люблю его как мужчину. Я не люблю его с той сжигающей, мучительной, непреодолимой страстью, которая придает жизни смысл и в то же время способна все перевернуть с ног на голову. Нет, такую любовь я отдала не Дэвиду. Такую любовь я отдала тебе.

Вот и решился вопрос о ее чувствах к Доминику. Она не удивилась. Она любила Доминика шесть лет назад и так и не перестала любить. В глубине души она всегда знала об этом.

Знала с той самой минуты, как Доминик вошел в школьный кабинет и она подняла глаза и увидела лицо, которое шесть долгих лет мучило ее во снах.

Сейчас она отвернулась от него, чувствуя себя глубоко несчастной, но он обхватил ее лицо ладонями. Его глаза метали молнии.

— Перестань лгать самой себе, Кэтрин, — жестко произнес он. — Ты любишь его не больше, чем он тебя.

— А ты вдруг научился читать мысли?

— Ты забываешь, что я тебя знаю.

— Ты только так думаешь. — Она глубоко вздохнула, изо всех сил стараясь, чтобы ее чувства не отразились на лице. Все так сложно, так кошмарно запуталось. И единственный ясный, неизменный факт в этой неразберихе — то, что ее любовь к Доминику Дювалю нисколько не облегчает ее участь. — А как бы ты поступил? Если бы Дэвид в самом деле встречался с твоей сестрой?

— Будет зависеть от того, насколько все серьезно.

Он по-прежнему не отрывал от нее взгляда, и она представления не имела, о чем он думает. В его глазах было что-то жесткое и властное, а в теле какая-то яростная скованность, и все это пугало и будоражило ее. Вздрогнув, она опустила глаза.

— А если бы все было очень серьезно?

— Ты пытаешься мне что-то сказать?

— Я только высказываюсь гипотетически.

— В таком случае, — без тени сомнения ответил он, — высказываясь гипотетически, я приложил бы все силы, чтобы положить этому конец. Я намерен оградить свою сестру от охотников за ее деньгами, а нищий школьный учитель, недовольней своей работой, полностью подходит под это определение. — Он выпрямился и взглянул на нее еще раз, теперь уже с угрозой. — Поэтому, если ты его по каким-то причинам защищаешь, ты просто дура. Если же нет, если ты искренне, веришь, что у вас с ним есть хоть какое-то будущее, тогда ты, дорогая моя Кэтрин, еще большая дура!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Разумеется, Кэтрин сообщила Дэвиду о визите Доминика, причем с таким чувством, как будто ее засасывает неумолимая трясина. Но Дэвид отмахнулся от ее слов с несвойственной ему беспечностью.

Вспоминая потом об этом небрежном жесте, она решила, что Дэвид как-то тревожно возбужден. Не знай она правды, она подумала бы, что он заболевает. Либо грипп подхватил, либо ему угрожает временное помрачение рассудка, если только временное сумасшествие может выражаться в лихорадочной, нервной веселости.

Кэтрин сказала ему, что следует проявить благоразумие и заставить Джек побольше бывать дома, с Домиником, но он только расхохотался. Она сказала ему, что Доминик может быть очень серьезным противником, но он расхохотался еще громче и попросил ее перестать волноваться и не вести себя как старуха, задев ее куда больше, чем она позволила ему заметить.

Что ж, безмолвно сообщила она тетрадке, где красовалась кривобокая елка, а Санта-Клаус, попирая законы всемирного тяготения, висел между небом и землей, не говорите, что я не пыталась. Теперь я умываю руки — и прощайте ваши чертовы сложности.

Ее, правда, не оставляло неприятное ощущение, что их чертовы сложности не хотят прощаться с ней. Пока не хотят. И она оказалась права, потому что через два дня, не успела она вернуться домой, и как раз в ту минуту, когда она решила сообразить что-нибудь на ужин, в дверь позвонили, и она мгновенно поняла, что те самые чертовы сложности вот-вот объявятся на ее пороге.

Даже не успев открыть дверь, она поняла, что это Дэвид. Или, возможно, Джек. Или, что более вероятно, сразу оба — с очередными планами, как вовлечь ее в свою запутанную любовь.

Откажусь, твердо решила она. Выскажу все, что думаю, и пусть сколько влезет называют меня старой ворчуньей.

Она рванула на себя дверь и окаменела, увидев Доминика в смокинге и с галстуком-бабочкой.

— Хватит смотреть на меня как на инопланетянина, — не изменил он своей милой привычке опускать формальности. — Лучше дай мне войти в дом.

— Ты ошибся адресом, — не сдвинувшись с места, сообщила ему Кэтрин. — Сегодня в этом доме не устраивают прием.

— У меня нет времени на шуточки, — ответил он и протиснулся мимо нее, а затем закрыл дверь, прежде чем она успела возразить. — Хочу попросить тебя об одолжении. И не вздумай, — тут же добавил он, — сочинять отговорки.

— Что за одолжение? — Она старалась не пялить на него глаза, но это было выше ее сил. В этом костюме он выглядел особенно привлекательным. Даже вообразить себе трудно красоту столь сокрушающей силы.

— У меня сегодня вечером встреча с клиентом, а Джек меня бросила. — Он говорил спокойно и сурово. — Как только доберусь до нее, собственноручно сверну ей шею.

— Ты хочешь, чтобы я заняла ее место? — Это что, ее голос? Больше похоже на слабый писк.

— Как ты угадала?

— Но почему я? — в ужасе уставилась она на него. — Разве тебе больше некого попросить? Разве нет кого-нибудь более подходящего?

— Ты мне полностью подходишь. Я, конечно, понимаю, что это вторжение в твою личную жизнь, и даже извиняюсь, но внезапное исчезновение Джек не оставило мне выбора.

В его тоне не было и намека на извинение, и она вдруг почувствовала, что к горлу подступил комок. Почему все всегда рассчитывают на нее? Теперь даже он уверен, что она без колебаний ринется ему на помощь.

— Мне нечего надеть, — сказала она, не пытаясь притвориться, что вечер у нее уже занят. — Честно, нечего, Доминик.

Он устремил на нее взгляд, такой долгий, что она готова была от смущения провалиться сквозь землю.

Какой он видит меня? — думала она. Может, женщину уже далеко не молодую, жизнь которой настолько лишена всяких удовольствий, что в ее гардеробе нет ни единого платья для приличного выхода. Наверное, он сравнивает меня с той женщиной, которую знал когда-то, разодетую в чужие наряды, танцевавшую до рассвета и хохотавшую до слез.

— Дай мне взглянуть, — скомандовал он.

— Я не обманываю.

— Где твоя спальня?

Она посмотрела в сторону лестницы и заколебалась. Воспользовавшись этим, он зашагал вверх по лестнице, а ей осталось лишь идти следом и в душе оплакивать свою судьбу.

Он распахнул дверцы гардероба, а она с несчастным видом стояла в сторонке, и ей было скорее стыдно, чем досадно.

Смешно, конечно, но те шесть месяцев в Лондоне она носила вещи, о которых и не мечтала раньше, — и при этом не испытывала ни малейшего неудобства, поскольку наряды входили в ее спектакль. Тогда одежда странным образом влияла и на ее личность. В этой одежде она выглядела эффектной и уверенной в себе — и начинала вести себя именно так.

Но как только все это осталось позади, она в ту же секунду превратилась в Золушку без убранства принцессы. Она стала покупать себе скромные, невыразительные костюмы. Она вернулась к своей прежней личности, вылепленной матерью, которая покупала ей только скромную, невыразительную одежду.

Доминик перерыл ее гардероб, вытащил черную юбку и пиджак и спросил, нет ли у нее черной шелковой комбинации.

— Мм, есть, — красная как рак, кивнула Кэтрин.

— Вот и надень.

— А сверху что?

— Ничего. Просто пиджак.

Он одарил ее очаровательной улыбкой, и Кэтрин, вернувшись через полчаса в гостиную, вынуждена была признать, что чувствует себя гораздо лучше. Волосы она распустила, и они ровным, блестящим покрывалом легли ей на спину. Она покрутилась перед зеркалом еще в спальне, не веря своим глазам: неужели это действительно она?

— Так-то лучше. — Доминик одобрительно кивнул. — Еще чуть-чуть расслабиться — и все в порядке.

— Обычно я так не одеваюсь, — сообщила она ему уже в машине, на этот раз с шофером, чтобы Доминик мог пить, не заботясь о возвращении.

— Мне лень даже напоминать, что ты одевалась именно так. Когда-то. — Она отвернулась, но чувствовала на себе его взгляд. — По какой-то непонятной причине ты решила, что на самом деле то была не ты, а ты настоящая — благоразумная скромница.

— Так и есть, — упрямо подтвердила она. Пальцы ее были сжаты в кулаки, а обнаженные груди терлись о шелковую ткань.

— Как я понял, все это связано с матерью, которая заставила тебя нести ответственность за ее неудавшийся брак?

Кэтрин стрельнула в него изумленным, нервным взглядом из-под ресниц.

— В детстве я была серой мышкой, — прошептала она и подумала, что они зря затеяли этот разговор, тем более в машине.

Она ему нисколько не интересна, так зачем же задавать такие вопросы?

— Это твоя мать так говорила?

— На пару с зеркалом, — со смешком ответила Кэтрин, но он не поддержал шутку. Черты его лица были жесткими и суровыми.

— И как ты себя почувствовала, когда наконец-то распустила волосы в Лондоне?

В первый раз он упомянул об их связи в Лондоне без ядовитой горечи или ледяного безразличия. Кэтрин задумчиво ответила, повернув к нему лицо:

— Сказочно. — Ей вспомнилась та беззаботность, что охватила ее, едва она приняла решение. Исчезли страх, растерянность и гнев — и она бросилась в новую жизнь с такой неистребимой жадностью, какой до тех пор в себе не подозревала. — Так свободно, — продолжала она, устремив на него глаза, но не видя его, потому что всматривалась в свое прошлое, — как будто кто-то взмахнул волшебной палочкой и выпустил меня из клетки. Хотя нет, может показаться, что раньше я совсем не знала счастья, а это не так. — У нее вырвался тихий смущенный смешок. — Скорее, как будто кто-то открыл мне дверь.

— Объявляю перерыв в слушании дела, — бесцеремонно прервал ее Доминик и она в изумлении уставилась на него.

— Какого дела?

— Сама догадайся.

Машина затормозила у входа в отель, и у Кэтрин все внутри задрожало от нервного страха. Она украдкой взглянула на Доминика. Тот как раз наклонился к шоферу с какими-то наставлениями, а вид у него был такой, как будто если у него и имелись когда-либо нервы, то все они давно уже превратились в стальные тросы.

Ситуация щекотливая, подумала Кэтрин. Что она вообще здесь делает? Отправилась с Домиником Дювалем в шикарный отель в центре Бирмингема развлекать клиентов! Она же не служащая его и не любовница. Но, раз задумавшись, она не успокоится, пока не найдет точный ответ. Палочка-выручалочка на крайний случай — вот что она такое. И это подходит ему, но не ей, поскольку если он ничего не теряет, когда возникает на ее пороге и просит об одолжении, то она теряет ох как много.

Легонько поддерживая под локоть, Доминик провел ее в отель. Очень скоро выяснилось, что великосветский прием, который, как она ожидала, истреплет ей все нервы, — это всего-навсего ужин на шесть человек гостей — троих бизнесменов и их жен.

Бизнесмены — финансисты самого высокого ранга — отличались безукоризненными манерами и выглядели слегка утомленными, как будто находили ужин самым нелегким из своих дел. Их жены, в изысканнейших нарядах и дорогих украшениях, инстинктивно отделились от мужей, которые за аперитивом обсуждали деловые проблемы. Женщины, лучезарно улыбаясь, засыпали Кэтрин вопросами о ней самой и ее жизни, а про себя, видимо, гадали, что связывает ее с Домиником Дювалем.