— Он закрылся, — отозвалась Салли. — Человек-птица сказал нам, что мы все умрём.

— Кто?

— Пророк.

Из-за маковой настойки глаза её казались немного стеклянными.

— Он приходил к нам, — объяснила она.

— Я о нём слышал, — сказал я.

Том недоумённо посмотрел на меня, и я прибавил:

— От Исаака. Он говорил, что в Лондоне есть пророк, который может предсказать ход чумы.

— Может, — подтвердила Салли, и глаза Тома расширились. — Он предупредил нас, что мы можем заболеть. Воспитатели давали нам всякие лекарства, но человек-птица сказал, что лекарства не остановят того, что грядёт. Так и было. В тот же день трое заболели.

— И что с ними сталось?

— Их отправили в чумной барак к северу от Бишопсгейта.

Чумной барак представлял собой ветхий сарай, где лежали некоторые больные. Я вздрогнул, подумав о детях, которых там умирали.

Веки Салли потяжелели.

— Воспитатели хотели запереть нас в приюте, но человек-птица сказал, что тогда заболеет ещё больше. Поэтому они закрыли Криплгейт и перевезли здоровых в церковь Святого Марка в Уэмбли.

— А ты не поехала?

— Меня не взяли. Я уже слишком большая.

Опустевшая кружка из-под маковой настойки едва не выпала из её пальцев.

— Вот потому-то я и пошла за тобой. Помню, ты говорил, что учишься у аптекаря Бенедикта Блэкторна. Я и подумала: может, ему понадобится горничная… — Салли перевела взгляд на Тома. — А ты и вправду здоровяк.

Том смущённо глянул на меня.

— Это мак действует, — тихо сказал я. — От него путаются мысли.

Я вновь обернулся к Салли:

— Мне надо осмотреть твой живот.

— Ладно.

Она принялась напевать себе под нос какую-то неведомую мелодию, а я ощупал её живот и спину. Когда я добрался до ребер, девушка вскрикнула.

— Прости.

Я снова надавил, и она, скуля, уткнулась лицом в солому. К счастью, ничего не двигалось внутри — там, где не должно было.

— Похоже, ничего не сломано, — сказал я. И это само по себе было чудом. — Но у тебя сильный ушиб рёбер.

— Не хочу. — Её слова звучали все неразборчивее. — Может, мне их продать? — Она хихикнула.

— Подержи её, — велел я Тому.

Том обхватил Салли, и она уставилась на него рассеянным взглядом, вновь принявшись напевать.

Я плотно обернул её грудь и живот полосой льняной ткани, предварительно намазав её маслом окопника, которое должно было помочь подлатать кости и внутренности. Салли была исцарапана, так что я смазал ссадины смесью мёда и чеснока. Она глянула на янтарную жижу на своей коже.

— Теперь я стала липкой булочкой.

Её пение стихло, голова опустилась на плечо Тома.

— Спок ночи, мистер Здоровяк, — сказала она и отключилась.

Том положил девушку обратно на тюфяк.

— Что теперь с ней будет? — спросил он.

Я задавался тем же вопросом. Раны Салли, хотя и болезненные, оказались не такими серьёзными, как я опасался. Вероятно, через неделю она поправится. Но у неё была большая проблема. Изгнание из Криплгейта означало, что она останется на улице, если не найдёт работу — а это было, считай, невозможно. Те немногие богачи, которые остались в городе, не брали новых слуг. И даже если бы работа нашлась, ей пришлось бы сражаться за неё с десятками тысяч других безработных девушек.

— Пусть останется здесь на несколько дней, — сказал я. — Ей в любом случае надо немного отдохнуть.

А вот что потом, я, честно говоря, не знал. Мне претила мысль просто выгнать Салли, но купленной на рынке еды не так много, чтобы кормить лишний рот. Я начинал думать, что стоило принять приглашение Исаака и отправиться в хранилище…

Если бы только удалось найти сокровище мастера Бенедикта! Нужно ещё раз попытаться расшифровать послание.

Я пошёл убрать банки, которые принёс мне Том. Поднявшись на низкую лесенку, чтобы поставить их на места, я глянул на полки и снова нахмурился.

— Это ты здесь играл? — спросил я у Тома.

— Нет.

— Тогда почему все банки переставлены?

Теперь я видел, что не только мак был не на месте. Еще несколько банок тоже передвинулись.

Книги и записи мастера Бенедикта, возможно, и пребывали в беспорядке, но в лавке он всегда поддерживал идеальный порядок. И приучил меня к тому же. Пусть наши клиенты разбежались, а его уже не было в живых, но я всё равно продолжал это делать. Однако сейчас всё было неправильно. Даже этикетки не выровнены должным образом.

— Если ты тут рылся, ничего страшного, — сказал я.

— Я не стал бы трогать твои вещи без спросу, — отозвался Том. — Тем более я понятия не имею, что это.

Разумеется, я ему верил. Но тогда почему банки перепутаны? Я спрыгнул с лесенки и обвёл взглядом лавку.

— В чём дело? — спросил Том.

Я перешёл в мастерскую. Здесь я не стремился поддерживать порядок, и учитывая, что я то и дело проводил эксперименты, положение предметов менялось — особенно на верстаках. Но вот на полках всё всегда было идеально. Я осмотрел и эти банки. И сердце оглушительно забилось.

Том встревоженно смотрел на меня из дверного проёма.

— Что случилось?

— Ингредиенты стоят не так, как я их оставил.

— И что это значит?

— Это значит, что здесь кто-то был. — Сердце колотилось как бешеное. — Кто-то проник в мою аптеку.

Глава 7

Том судорожно сглотнул.

— Ты… ты уверен?

Хотелось бы мне ошибиться. Но почему иначе мои вещи оказались переставлены?

— Ты мог сделать это сам, — сказал Том. — Нечаянно.

— Я протирал пыль в лавке сегодня утром, — ответил я. — Все было на своих местах.

Тот, кто пробрался сюда, очевидно сделал это, когда мы были на рынке. Том встревожился не меньше моего.

— Что они украли? — спросил он.

Это было самое странное. Я осмотрел все банки, но, кто бы ни был в моём доме, похоже, он ничего не взял. Лекарства, стоявшие на полках, стоили целое состояние. Да и книги, тоже весьма ценные, оказались не тронуты. Даже денежный ящик стоял на своём месте под прилавком.

— Но если они не собирались ничего красть, — сказал Том, — то зачем сюда залезли?

Я вспомнил о культе Архангела. Три месяца назад они тоже проникли в лавку, но не пытались украсть ни деньги, ни ингредиенты. Они искали нечто конкретное. Спрятанное. У меня сжалось горло.

— О нет!

— Что? — сказал Том.

— Сокровище. Сокровище мастера Бенедикта. Если кто-то украл его…

— Погоди минутку. Как кто-то мог украсть сокровище мастера Бенедикта? Даже ты не знаешь, где оно. И Исаак не знает. Пока он не пришёл сюда, ты вообще понятия не имел, что сокровище существует.

Я ахнул.

— Письмо!

Письмо мастера Бенедикта! Я схватился за голову. Я оставил бумажку развёрнутой на верстаке в мастерской.

— Я даже обвёл для них секретное сообщение, — прибавил я в отчаянии.

Том не желал верить, что какой-то вор успешно разгадал загадку, которая оказалась мне не по зубам. Он даже сомневался насчёт взлома.

— Но банки были сдвинуты! — настаивал я.

Том поморщился.

— Ты только что узнал о сокровище мастера Бенедикта — и сразу же кто-то явился его украсть? Откуда они вообще могли знать, что оно здесь?

— Те люди… — сказал я.

— Какие люди?

— Сегодня в лавке. Этот нищий — Майлз Гаспар. Или двое других.

— И что с ними?

Я подошёл и указал на прилавок.

— Они были возле двери в мастерскую, когда я разговаривал там с Исааком. Те двое всё время стояли прямо здесь.

— Дверь же была закрыта, — сказал Том.

— И что? Я тебя слышал. Ты обращал внимание на эту парочку?

— Да. Ну… вроде того. Я разговаривал с ними, когда пришел Майлз.

Я вспомнил спор. Венецианская патока. Те двое сказали, что хозяин послал их за венецианской патокой. А она как раз была в одной из передвинутых банок. Я снял её с полки. Но повторная проверка не показала ничего нового. Патоки там было ровно столько, сколько нужно. Её не украли.

— Ну вот видишь, — сказал Том. — Если бы это были они, то взяли бы патоку.

— Тогда, наверное, это Майлз Гаспар. А я дал ему нашу еду…

Том покачал головой.

— Он никак не мог слышать ваш разговор. Он и близко не подходил к двери.

— Тогда надо выяснить, кто здесь был.

— И у кого ты об этом спросишь? У Бриджит?

Голубка выглянула из-за камина и заворковала.

— Нет. — Я ткнул большим пальцем в сторону окна. — Мы спросим одного человека, который всегда следит за лавкой.

На другой стороне улицы, в одном из окон трактира «Отрезанный палец» маячила высокая девушка лет семнадцати. Дороти, дочка трактирщика. Она вязала, откинувшись на спинку стула и положив ноги на подоконник. Увидев мой жест, она улыбнулась и махнула рукой. Том слегка покраснел.

— О. Хорошо. Хм… Я тут подожду.

— Почему?

— Ну… э-э… Салли! — внезапно сказал он.

Девушка спала на моём тюфяке. Она тихо дышала, и её грудь мерно поднималась и опадала.

— Кто-то должен за ней присмотреть!

— Я дал ей много мака. Она не проснётся ещё несколько часов.

— Мне лучше остаться. — Том переминался с ноги на ногу. — Просто чтобы она была в безопасности.

Я нахмурился.

— Что происходит?

Щеки Тома ещё сильнее побагровели.