— Я не хочу идти в «Отрезанный палец».
— И почему же?
Том кивнул головой в сторону трактира. Дороти по-прежнему поглядывала в окно.
— Мне не нравится, как эта девушка на меня смотрит.
— А как она смотрит?
— Как будто она мясник, а я племенная корова.
Я прыснул.
— Даю слово, что тебе ничего не угрожает. Дороти безобидна.
— Она хочет, чтобы я познакомил её со своей семьёй!
— Ой, да брось, — отмахнулся я.
И всё же мне пришлось чуть ли не волоком тащить Тома через улицу.
«Отрезанный палец», как и прочие заведения в городе, потерял почти всех своих клиентов. До того как пришла болезнь, здесь было шумно и суетливо, как и на улицах. Мне всегда нравилось тепло этого места, поэтому иногда — в особых случаях — мастер Бенедикт приводил меня сюда поужинать. Дороти работала у своего отца подавальщицей и всегда приносила доброе слово вместе с миской горячего рагу. Но с приходом чумы работы у неё стало мало, и она проводила большую часть времени за вязанием, сидя у окна. Сегодня, как в большинство других дней, в зале почти никого не оказалось. Единственным посетителем был одинокий пьяница, который в полусне бормотал вульгарные песни в кресле у огня.
Дороти, казалось, была довольна, что мы пришли.
— Привет, Кристофер, — поприветствовала она меня, кинув взгляд на Тома.
Девушка выпрямилась на стуле и разгладила фартук, надетый поверх льняного платья цвета бирюзы. Том попытался спрятаться за мной, но, поскольку он был в два раза крупнее, это не вполне удалось.
Дороти одарила его самой лучезарной улыбкой, какую мне доводилось видеть.
— Как приятно, что ты заглянул, Томас.
Том покраснел.
— Привет, — сказал он.
— Я очень надеялась, что ты зайдёшь меня навестить.
Том заалел так, что показалось — он вот-вот загорится. Он пробормотал что-то в ответ. Возможно, он сказал: «Я был очень занят», хотя звучало более похоже на: «Спасите-помогите». Видимо, Том был прав: дочка трактирщика действительно положила на него глаз.
Во мне ещё бурлил гнев. Я злился на воров. И хотя всё это выглядело очень забавно, я был слишком расстроен, чтобы в полной мере насладиться действом.
Дороти, не переставая улыбаться, обернулась ко мне.
— А что это за девушку ты привёл к себе домой?
Я вкратце рассказал ей о Салли, а потом перешёл к сути дела:
— Кто-то проник в мою лавку.
Дороти замерла, не вывязав петлю. У неё приоткрылся рот.
— Когда?
— Пока я был на рынке. Ты же видела, как я уходил утром?
— Конечно.
— Кто-нибудь заходил внутрь?
— Да.
Я уставилась на неё.
— Кто?
— Какой-то мужчина. — Она пожала плечами. — Никогда раньше его не видела.
— Почему же ты не пришла и не рассказала, что ко мне кто-то вломился? — с изумлением спросил я.
Она смутилась:
— Но он не вломился, а вошёл.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что сказала. Ты ушёл. А через несколько минут тот человек вошёл в лавку.
— Но… дверь была заперта.
Дороти поджала губы.
— Знаешь, это было довольно странно. Мне казалось, я видела, как ты запирал дверь. Но потом этот человек вошёл, и я решила, что Томас ещё внутри.
Ну конечно. Пока я запирал дверь, Том вывозил тележку через заднюю дверь. Поскольку Дороти не видела, что он уходит, она и не подумала, что здесь что-то не так. Однако оставался вопрос: как этот человек вошёл? Я кинулся обратно через улицу. Том побежал следом.
Дороти наблюдала за нами из окна. Мы стояли перед аптекой.
— Я уверен, что запер дверь, — сказал я.
— Может, с твоим ключом что-то не так? — предположил Том.
Делать было нечего, кроме как попробовать. Я повернул ключ. Он шёл туго, но я почувствовал, как сдвинулся язычок замка. Том толкнул дверь. Она не пошевелилась.
— Видишь? — сказал я. — Всё в порядке.
Том пошевелил дверную ручку.
— Тогда как он мог…
Щёлк!
Дверь открылась. Мы смотрели, как она покачивается на петлях.
— Что за…
Потом я заметил язычок замка. Он не вошёл до конца. Когда Том пошевелил ручку, он сдвинулся достаточно, чтобы выскользнуть из паза. Открыв дверь, я снова повернул ключ и на сей раз не почувствовал сопротивления — защёлка лязгнула, как и предполагалось.
— Кристофер… — Том опустился на колени возле дверного косяка и заглянул в паз. — Смотри.
Я увидел то же, что и он. Внутри лежал кусочек дерева, не позволяющий язычку замка полностью войти в паз. Том вынул нож и попытался выковырять деревяшку, но та засела плотно.
— Это не случайность, — сказал он. — Кто-то нарочно засунул его туда.
Я не мог поверить своим глазам. Кто-то потрудился над моей дверью. Я побежал к «Отрезанному пальцу».
— Мужчина, который вошёл в аптеку, — долго ли он там пробыл?
Дороти задумалась.
— Некоторое время… Может, час? Точно не скажу.
Час.
— У него было что-нибудь при себе, когда он уходил?
Она прикрыла глаза, пытаясь вспомнить.
— Я ничего не видела. Он остановился в дверном проёме, на мгновение ткнул в дверную раму.
— В раму?
— Там, где стоит Томас. — Она указала туда, где Том пытался выковырять деревяшку из замка.
— В мою лавку зашли три человека, — сказал я, — сегодня утром.
Дороти покачала головой.
— Это не они, если ты об этом спрашиваешь. Тот человек был выше. И одет во всё синее. Синий камзол, синие бриджи, синие кожаные туфли.
Я напряг память, но не мог припомнить, чтобы в аптеку приходил кто-нибудь, одетый подобным образом. Но, конечно, в первую очередь меня интересовало его лицо.
— Я не рассмотрела, — сказала Дороти извиняющимся тоном. — У него был чёрный парик. И шарф. Синий, как и вся прочая одежда. И он всё время закрывал им лицо.
Многие люди носили у носа пропитанные духами платки, надеясь, что это защитит их от чумы. Но я сомневался, что вор держал у лица шарф по этой причине. Мужчина, чуть выше среднего, одетый в синее. Это не поможет. Разочарованный, я повернулся, намереваясь уйти.
— Погоди.
Я остановился.
— Была одна вещь, — сказала Дороти. — Когда тот человек вышел из лавки, он так сильно натянул шарф на лицо, что открылась грудь. И я увидела, что там что-то есть. Маленькая медная пуговица.
— На камзоле?
— Да. Вот здесь. — Она постучала себя по груди чуть выше сердца. — Я видела её только секунду. Он быстро её прикрыл, когда понял, что она видна.
Медная пуговица… У меня заколотилось сердце.
— Та пуговица, — сказал я, — может, она была бронзовая?
— Может быть.
Бронза. Маленькая бронзовая пуговица. Или медальон. Как тот, какие носили двое мужчин. Я кинулся обратно к аптеке. Том стоял на коленях у двери, посасывая окровавленный большой палец. Ему удалось вынуть деревяшку, но в процессе он поцарапался. Я передал ему рассказ Дороти:
— Это они! У вора был такой же медальон. Один из них, должно быть, испортил дверь, когда они пришли.
— Я ничего не заметил, — удручённо сказал Том. — Прости.
Я не винил его. Но был в ярости.
— Я никому не позволю у меня красть!
— Вроде бы Дороти сказала, что он ничего не унёс с собой.
— Он мог легко сунуть мешочек с монетами или что-то ещё за пазуху. Под шарфом она не заметила бы.
Том посмотрел на меня скептически.
— Монеты? Ты имеешь в виду сокровище мастера Бенедикта? Ты правда думаешь, что вор мог его найти?
— Не знаю, — растерянно протянул я. — Но что ещё он искал среди моих вещей целый час? Он не взял никаких лекарств или ингредиентов. Ни инструментов, ни книг. Если не считать сокровища, у меня больше ничего нет. Если вор пришёл не за ним, то почему вообще ко мне влез? Чего он хотел?
У Тома не было на это ответа. Зато имелся собственный вопрос:
— Даже если так, мы не знаем, кто этот человек. Так что мы можем сделать?
— Те люди сказали, что служат какому-то господину, — ответил я. — И у них были такие же бронзовые медальоны, что и у вора. Если мы выясним, что это за медальон, возможно, сумеем понять, кто здесь был.
И я знал одного человека, который мог нам помочь.