— Я не хочу идти в «Отрезанный палец».

— И почему же?

Том кивнул головой в сторону трактира. Дороти по-прежнему поглядывала в окно.

— Мне не нравится, как эта девушка на меня смотрит.

— А как она смотрит?

— Как будто она мясник, а я племенная корова.

Я прыснул.

— Даю слово, что тебе ничего не угрожает. Дороти безобидна.

— Она хочет, чтобы я познакомил её со своей семьёй!

— Ой, да брось, — отмахнулся я.

И всё же мне пришлось чуть ли не волоком тащить Тома через улицу.

«Отрезанный палец», как и прочие заведения в городе, потерял почти всех своих клиентов. До того как пришла болезнь, здесь было шумно и суетливо, как и на улицах. Мне всегда нравилось тепло этого места, поэтому иногда — в особых случаях — мастер Бенедикт приводил меня сюда поужинать. Дороти работала у своего отца подавальщицей и всегда приносила доброе слово вместе с миской горячего рагу. Но с приходом чумы работы у неё стало мало, и она проводила большую часть времени за вязанием, сидя у окна. Сегодня, как в большинство других дней, в зале почти никого не оказалось. Единственным посетителем был одинокий пьяница, который в полусне бормотал вульгарные песни в кресле у огня.

Дороти, казалось, была довольна, что мы пришли.

— Привет, Кристофер, — поприветствовала она меня, кинув взгляд на Тома.

Девушка выпрямилась на стуле и разгладила фартук, надетый поверх льняного платья цвета бирюзы. Том попытался спрятаться за мной, но, поскольку он был в два раза крупнее, это не вполне удалось.

Дороти одарила его самой лучезарной улыбкой, какую мне доводилось видеть.

— Как приятно, что ты заглянул, Томас.

Том покраснел.

— Привет, — сказал он.

— Я очень надеялась, что ты зайдёшь меня навестить.

Том заалел так, что показалось — он вот-вот загорится. Он пробормотал что-то в ответ. Возможно, он сказал: «Я был очень занят», хотя звучало более похоже на: «Спасите-помогите». Видимо, Том был прав: дочка трактирщика действительно положила на него глаз.

Во мне ещё бурлил гнев. Я злился на воров. И хотя всё это выглядело очень забавно, я был слишком расстроен, чтобы в полной мере насладиться действом.

Дороти, не переставая улыбаться, обернулась ко мне.

— А что это за девушку ты привёл к себе домой?

Я вкратце рассказал ей о Салли, а потом перешёл к сути дела:

— Кто-то проник в мою лавку.

Дороти замерла, не вывязав петлю. У неё приоткрылся рот.

— Когда?

— Пока я был на рынке. Ты же видела, как я уходил утром?

— Конечно.

— Кто-нибудь заходил внутрь?

— Да.

Я уставилась на неё.

— Кто?

— Какой-то мужчина. — Она пожала плечами. — Никогда раньше его не видела.

— Почему же ты не пришла и не рассказала, что ко мне кто-то вломился? — с изумлением спросил я.

Она смутилась:

— Но он не вломился, а вошёл.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что сказала. Ты ушёл. А через несколько минут тот человек вошёл в лавку.

— Но… дверь была заперта.

Дороти поджала губы.

— Знаешь, это было довольно странно. Мне казалось, я видела, как ты запирал дверь. Но потом этот человек вошёл, и я решила, что Томас ещё внутри.

Ну конечно. Пока я запирал дверь, Том вывозил тележку через заднюю дверь. Поскольку Дороти не видела, что он уходит, она и не подумала, что здесь что-то не так. Однако оставался вопрос: как этот человек вошёл? Я кинулся обратно через улицу. Том побежал следом.

Дороти наблюдала за нами из окна. Мы стояли перед аптекой.

— Я уверен, что запер дверь, — сказал я.

— Может, с твоим ключом что-то не так? — предположил Том.

Делать было нечего, кроме как попробовать. Я повернул ключ. Он шёл туго, но я почувствовал, как сдвинулся язычок замка. Том толкнул дверь. Она не пошевелилась.

— Видишь? — сказал я. — Всё в порядке.

Том пошевелил дверную ручку.

— Тогда как он мог…

Щёлк!

Дверь открылась. Мы смотрели, как она покачивается на петлях.

— Что за…

Потом я заметил язычок замка. Он не вошёл до конца. Когда Том пошевелил ручку, он сдвинулся достаточно, чтобы выскользнуть из паза. Открыв дверь, я снова повернул ключ и на сей раз не почувствовал сопротивления — защёлка лязгнула, как и предполагалось.

— Кристофер… — Том опустился на колени возле дверного косяка и заглянул в паз. — Смотри.

Я увидел то же, что и он. Внутри лежал кусочек дерева, не позволяющий язычку замка полностью войти в паз. Том вынул нож и попытался выковырять деревяшку, но та засела плотно.

— Это не случайность, — сказал он. — Кто-то нарочно засунул его туда.

Я не мог поверить своим глазам. Кто-то потрудился над моей дверью. Я побежал к «Отрезанному пальцу».

— Мужчина, который вошёл в аптеку, — долго ли он там пробыл?

Дороти задумалась.

— Некоторое время… Может, час? Точно не скажу.

Час.

— У него было что-нибудь при себе, когда он уходил?

Она прикрыла глаза, пытаясь вспомнить.

— Я ничего не видела. Он остановился в дверном проёме, на мгновение ткнул в дверную раму.

— В раму?

— Там, где стоит Томас. — Она указала туда, где Том пытался выковырять деревяшку из замка.

— В мою лавку зашли три человека, — сказал я, — сегодня утром.

Дороти покачала головой.

— Это не они, если ты об этом спрашиваешь. Тот человек был выше. И одет во всё синее. Синий камзол, синие бриджи, синие кожаные туфли.

Я напряг память, но не мог припомнить, чтобы в аптеку приходил кто-нибудь, одетый подобным образом. Но, конечно, в первую очередь меня интересовало его лицо.

— Я не рассмотрела, — сказала Дороти извиняющимся тоном. — У него был чёрный парик. И шарф. Синий, как и вся прочая одежда. И он всё время закрывал им лицо.

Многие люди носили у носа пропитанные духами платки, надеясь, что это защитит их от чумы. Но я сомневался, что вор держал у лица шарф по этой причине. Мужчина, чуть выше среднего, одетый в синее. Это не поможет. Разочарованный, я повернулся, намереваясь уйти.

— Погоди.

Я остановился.

— Была одна вещь, — сказала Дороти. — Когда тот человек вышел из лавки, он так сильно натянул шарф на лицо, что открылась грудь. И я увидела, что там что-то есть. Маленькая медная пуговица.

— На камзоле?

— Да. Вот здесь. — Она постучала себя по груди чуть выше сердца. — Я видела её только секунду. Он быстро её прикрыл, когда понял, что она видна.

Медная пуговица… У меня заколотилось сердце.

— Та пуговица, — сказал я, — может, она была бронзовая?

— Может быть.

Бронза. Маленькая бронзовая пуговица. Или медальон. Как тот, какие носили двое мужчин. Я кинулся обратно к аптеке. Том стоял на коленях у двери, посасывая окровавленный большой палец. Ему удалось вынуть деревяшку, но в процессе он поцарапался. Я передал ему рассказ Дороти:

— Это они! У вора был такой же медальон. Один из них, должно быть, испортил дверь, когда они пришли.

— Я ничего не заметил, — удручённо сказал Том. — Прости.

Я не винил его. Но был в ярости.

— Я никому не позволю у меня красть!

— Вроде бы Дороти сказала, что он ничего не унёс с собой.

— Он мог легко сунуть мешочек с монетами или что-то ещё за пазуху. Под шарфом она не заметила бы.

Том посмотрел на меня скептически.

— Монеты? Ты имеешь в виду сокровище мастера Бенедикта? Ты правда думаешь, что вор мог его найти?

— Не знаю, — растерянно протянул я. — Но что ещё он искал среди моих вещей целый час? Он не взял никаких лекарств или ингредиентов. Ни инструментов, ни книг. Если не считать сокровища, у меня больше ничего нет. Если вор пришёл не за ним, то почему вообще ко мне влез? Чего он хотел?

У Тома не было на это ответа. Зато имелся собственный вопрос:

— Даже если так, мы не знаем, кто этот человек. Так что мы можем сделать?

— Те люди сказали, что служат какому-то господину, — ответил я. — И у них были такие же бронзовые медальоны, что и у вора. Если мы выясним, что это за медальон, возможно, сумеем понять, кто здесь был.

И я знал одного человека, который мог нам помочь.