Интервью с Кевином Уилсоном

— Какой из ваших персонажей нравится вам больше всех и почему? Идентифицируете ли вы себя со своими героями?

— Проще всего ответить, что каждый мой персонаж — частица меня, поэтому я нахожу всех их чрезвычайно привлекательными. Если не упрощать, то можно сказать, что я пишу об одиночестве, семье и любви, соответственно, определенные черты моего характера проступают в характерах персонажей, которых я создаю, потому что именно эти черты определяют мое отношение к окружающему миру.

Мне близка героиня «Бабушки напрокат», прожившая жизнь, не ощущая потребности в семье — или убедившая себя, что она в ней не нуждается, — и вдруг решающая глубоко погрузиться в жизнь чужих людей. Кажется, что она берется за эту работу из-за денег, но на деле за решением героини стоит скрытое отчаяние.

— В ваших рассказах реальное плавно перетекает в воображаемое. Вы создаете маленькие миры, существующие вроде бы по законам нашего мира, но несколько вывернутым. Как вы находите баланс между реальностью и воображаемым, необходимый для того, чтобы вашим историям поверили? Кто из героев сборника стремится выйти из мира фантазии в мир реальности? Есть ли в сборнике рассказы, которые вам хотелось бы сделать более реалистичными? Какую из ваших историй вы назовете самой невероятной?

— Обычно история сама дает вам понять, что вы слишком увлеклись. Когда вы начинаете переходить границы, история начинает издавать странные звуки. В рассказе «Роман хормейстерши» я пытался не доводить героя до крайности. Мне не хотелось делать из зубастого младенца монстра — герой и так сбит с толку этими невероятными детскими зубками. Впрочем, я не смог удержаться и заставил кроху сжевать «Биг-Мак».

Мир, в котором мы живем, так причудлив, настолько неподвластен логике, что заставить читателя поверить в предполагаемые странные обстоятельства не так уж трудно. Самое большое искусство, то, что дается мне сложнее всего — рассказывая о героях в странном, нелепом мире, не сделать их самих странными и нелепыми. Для меня это самое главное. Пусть объект симпатии героя странен (зубастый младенец, к примеру), его чувства к младенцу глубже, чем простое удивление, и в этом сила истории.

— Ваши протагонисты очень молоды, они только готовятся вступить во взрослый мир. Вы специально сделали героями рассказов людей молодых? Некоторым из них никак не дается взросление, например, в рассказах «Туннель к центру Земли» или «Стрелок». Другие, напротив, взрослеют слишком быстро, потому что вынуждены брать ответственность на себя, как в рассказах «Птицы в доме», «Вспыхнуть и сгореть». Как вы охарактеризуете Скотти и Уинна из «Мортал комбат» — они бегут от ответственности или готовы принять ее?

— Я написал много рассказов именно в таком переходном возрасте; неудивительно, что мои ощущения той поры передались моим героям. Я нахожу новизну переживаний, свойственную юным героям, крайне захватывающей. Для Пенни из «Выше, дальше, быстрее» чувство к соседскому мальчишке — не шестой или седьмой роман, а первая в жизни любовь. Подростки из «Туннеля к центру Земли» никогда не работали полный день, не закладывали дома в ипотеку — неудивительно, что жизнь под землей представляется им гораздо менее странной, чем взрослая жизнь на поверхности. Если не учитывать эти особенности поведения молодых героев, порой их поступки трудно понять.

А что до взрослых, которые хотят оставаться детьми, и детей, которым приходится взвалить на свои плечи груз взрослых забот, то и те, и другие хотят понимания. Герои «Туннеля к центру Земли», которых страшит взрослый мир, в поисках сочувствия цепляются друг за друга. Рассказчик «Птиц в доме», потеряв мать, становится опорой для отца. Герой «Вспыхнуть и сгореть», лишившийся родителей, погибших так странно и нелепо, больше всего на свете боится потерять брата и недавно обретенную любовь. Цепляются ли они за прошлое или живут настоящим, все мои герои хотят избежать одиночества.

Не знаю, бегут ли от ответственности Уинн и Скотти, но трудно осуждать шестнадцатилетних ребят — считающих, что они совершают что-то непоправимое — за то, что они стремятся избежать рефлексии.

— Стилистически рассказ «Мертвая сестра: руководство для безутешного брата» стоит в стороне от прочих. Что послужило для вас источником вдохновения? Почему вы решили написать этот рассказ в виде справочника?

— Этот рассказ начался со слова «помидоры». Один приятель дал мне старинную поваренную книгу «Помидоры и прочие огородные разности». Рецепты в ней перемежались историческими очерками, а самым интересным были советы и семейные истории, рассказанные к слову. Мне понравилось, что банальная книга рецептов оказалась не тем, чем представлялась на первый взгляд. Разумеется, в моем случае я использовал форму справочника для того, чтобы рассказать историю брата и сестры. Подобного рода эксперименты увлекают меня все больше — главное, не забыть, что в любом рассказе не должна теряться повествовательная нить.

— Героиня рассказа «Выше, дальше, быстрее» Пенни старше соседского мальчишки, с которым у нее роман. Это делает их отношения особенными — это не любовь и не дружба. Вам было важно подчеркнуть именно эту двойственность?

— Это движущая сила конфликта. И Пенни, и ее сосед — трогательные, чувствительные натуры, ценящие уникальность друг друга и не желающие меняться в угоду окружающему миру. Единственная причина, по которой им приходится скрывать свои чувства — нетерпимое отношение окружающих (вполне объяснимое) к роману между шестнадцатилетней девушкой и двенадцатилетним мальчишкой.

— В рассказах «Бабушка напрокат», «Туннель к центру Земли» и «Наихудший прогноз» ваши персонажи, подсознательно стремясь к счастью, загоняют себя в ловушку и затем пытаются из нее выбраться. Когда вы писали эти рассказы, рассматривали ли вы возможность продолжения: что героиня снова станет бабушкой напрокат, герои будут опять прокладывать туннели или предсказывать катастрофы?

— Героям необходимо развиваться, иначе они сойдут с ума или растеряют свои лучшие качества. Нужно достаточно долго прожить под землей, чтобы понять: пора выбираться на поверхность. Поражение всегда несет в себе печаль, но и обещание перемен.

— Почему рассказ «Роман хормейстерши» написан от второго лица? Кто в нем протагонист и кто антагонист?

— В этом рассказе я использовал обращение от второго лица, потому что история развивается по желанию персонажа, помимо воли рассказчика/автора. И рассказчик, желая утвердить свои права, решает напрямую обратиться к персонажу, захватившему первенство. Персонаж может игнорировать рассказчика, но по крайней мере ему приходится его выслушать. Неформальность такого обращения позволяет читателю быстрее включиться в историю. «Второе лицо» становится «первым, обращающимся к другому персонажу».

А протагонист или антагонист — зависит от того, кто вам ближе: рассказчик или герой.

— Спонтанно сгорающие родители героя, младенец с острыми зубками и странные герои «Туннеля к центру Земли» не кажутся реальными персонажами, скорее созданиями писательской фантазии. Тем не менее проводите ли вы какие-нибудь исследования перед тем, как писать рассказ? Помогает ли вам личный опыт?

— Я не сторонник пристального изучения предмета, о котором пишу. Это скользкая дорожка. Для романа, который я сейчас сочиняю, мне пришлось изучить устройство картофельной пушки. Я прочел о ней гораздо больше, чем нужно. Вместо того чтобы писать, я убил кучу времени, проделывая дыры размером с картофелину в листе фанеры с расстояния в пятьдесят ярдов.

Я считаю, что «Туннель к центру Земли» много потерял бы, если бы я несколько страниц объяснял, как укреплять стены туннелей. Я уверен, что если вам хочется вплести в ткань рассказа что-то странное или даже невозможное — делайте это незаметно, без помпы и лишнего шума, и тогда ваша задумка скорее найдет отклик у читателя.

В случае с рассказом «Вспыхнуть и сгореть» все, что я знал о спонтанных возгораниях, я почерпнул из комиксов и потрясающих документальных фильмов канала «Тайм-Лайф». Проводить более глубокие исследования кажется мне излишним.

— Как вы пишете ваши рассказы? Находите героя и выстраиваете историю вокруг него? Придумываете определенные сцены?

— Обычно я начинаю с визуального образа или фразы. Так, прежде чем написать «Птицы в доме», я представил стол, окруженный группой мужчин, и вращающиеся объекты, поднятые в воздух огромными вентиляторами. После множества набросков я написал рассказ в его окончательном виде.

В рассказе «Вспыхнуть и сгореть» сначала появился образ дощечек для скраббла, сыплющихся прямо с неба, а потом я додумал остальную историю. Позволю себе рискованное сравнение: я начинаю с елочных украшений, а потом уже ставлю саму елку. Возможно, это не самый лучший способ писать рассказы, но в отношении меня он работает.

— Какой из рассказов вам больше всего нравилось писать? Какая из ваших историй самая любимая? Почему?

— Писать — замечательное занятие вне зависимости от того, что получится в итоге. Наверное, больше всего мне нравилось писать «Вспыхнуть и сгореть». Это один из первых моих рассказов; в те времена я только открывал для себя секреты ремесла и впервые наслаждался необыкновенным чувством, которое охватывает тебя, когда ты видишь, что у тебя получается.

Моя любимая история — «Наихудший прогноз», отчасти потому, что я ощущаю родство с героем рассказа, и потому, что это первая история со счастливым концом, которую я написал. Это не означает, что мне нравятся только счастливые истории, да и не все читатели согласятся, что этот рассказ рождает надежду (из-за испытаний, через которые приходится пройти героям до счастливого финала), но я уверен, что герои непременно обретут счастье, и это делает историю для меня такой ценной. Я писал этот рассказ в угнетенном состоянии, но к концу рассказа почувствовал, что именно он помог мне окончательно не свихнуться. Возможно, именно это и заставляет меня писать.