Словами не передать, какой это удар, когда агент сообщает, что теперь ты труп. А вскоре место старой семьи занимает новая.

Но для Марты эти переживания были в новинку. Она стала чаще прикладываться к бутылке, и остальные семьи забеспокоились.

— Я не заслуживаю смерти, — твердила она. — Я не сделала ничего такого, за что меня нужно убивать!

— Все мы умрем, — пожала я плечами.

— Говори за себя, — фыркнула она. — Я их всех переживу! Они еще отпишут мне деньги в своих завещаниях!

— По крайней мере твоя смерть будет внезапной, — сказала Юджиния, — Хорошо хоть от нас не требуется разыгрывать приступы дурноты, падение в душе или…

— А как ты умрешь? — спросила я.

— Это самое возмутительное! Мирно окочурюсь во сне.

— И ты еще жалуешься? — удивилась Анжела.

— Я бы хотела неудачно прыгнуть с парашютом или схлопотать шальную пулю при ограблении банка.

— Смотри на вещи проще. Это часть нашей работы, — сказала я.

— А ведь мы уже немолоды для таких забав, — хмыкнула Марта, прихлебнув из стакана. — Куда нам, старухам, заигрывать со смертью!

Следующий вечер я проводила с Гретой. Мы играли в настольную игру — ту, где нужно передвигаться по громадному торговому центру, покупая товары с помощью золотой кредитки. Я никак не могла приспособиться к непомерно высоким ценам. В результате проиграла, что было мне на руку. Уступать — привилегия бабушки.

Сразу после моего прихода родители Греты разошлись по комнатам, оставив нас вдвоем с внучкой. Им не сиделось на месте. Навещая меня, они не проводили в доме и лишней минуты, тут же сбегали куда-то по делам. Я начинала подозревать, что им нужна не бабушка напрокат, а банальная няня, но не собиралась делиться своим наблюдениями с Бимерами.

Зато Грета была неподражаема. Я слушала, как она тараторит по-японски: ити-ни-сан-ён-го, совершенно не вникая в смысл. Грета была еще маловата для таких занятий и не все схватывала на лету. Когда я показала ей, как играть в веревочку, она долго не могла сообразить, куда продеть пальцы. Наконец до нее дошло, и Грета рассмеялась так звонко, так заразительно, что неожиданно для себя я рассмеялась в ответ (не забыть бы поупражняться в искреннем смехе, этот навык всегда пригодится).

Затем мы смотрели мультфильмы, которые вызывали во мне сильнейшее раздражение, но Грета радостно подпевала огромным цветным шарам, танцующим по экрану.

Утомившись, она залезла ко мне на колени и склонила головку мне на грудь. Я принялась тихонько укачивать ее и чуть не прозевала встречу с семейством Мидов. Не хотелось будить уснувшую девочку, однако деваться было некуда.

— Ты споешь мне нашу колыбельную? — спросила Грета, когда я укладывала ее в кроватку.

Я замерла.

— Какую нашу? — спросила я осторожно, лихорадочно прокручивая в голове детали контракта. Неужели я теряю хватку?

— Раньше ты всегда ее мне пела, — ответила Грета.

Перед глазами промелькнула картинка: Грета и ее настоящая бабушка — двое любящих друг друга людей, для которых все это взаправду. Я отогнала ненужные мысли.

— Голова у бабушки стала совсем дырявая, Грета. Я попробую вспомнить, а сегодня спою тебе другую колыбельную.

Я спела ей колыбельную, но голос звучал низко и хрипло. Надо будет взять пару уроков пения в досуговом центре.

Когда Грета заснула, я поцеловала ее в щечку и вышла из комнаты.

— Спи спокойно, детка, — сказала я, закрывая дверь. Кому? Ведь Грета уже спала.

Спустившись вниз, я зашагала прямо в тренажерный зал, где Бимеры в поте лица трудились над собой.

— Вы никогда не рассказывали мне про колыбельную, — сказала я громко.

— Про что? — спросили они хором, слегка замедлив темп.

— Про колыбельную! — Я была вне себя от ярости. — Про эту чер… про колыбельную, которую я должна ей петь!

— Первый раз слышу, — сказал мистер Бимер. — Грета вечно что-то придумывает.

— Если вы будете скрывать от меня важную информацию, — я еле сдерживалась, чтобы не орать, — из этой затеи ничего не выйдет! Если отношения Греты с бабушкой были более душевными, чем мне говорили…

— Мама, — перебил мистер Бимер, — вам не в чем нас упрекнуть, мы стараемся, как можем!

— Так вы знаете, что это за колыбельная? — не отступала я.

— Я… я понятия не имею, о чем речь. — Он начал заикаться.

— Что ж, придется самой, — выпалила я, но тут до меня дошло, что я разговариваю со своими работодателями.

Я откинула со лба прядь волос и широко улыбнулась.

— Простите меня, — продолжила я другим тоном. — Грете ведь хорошо со мной, правда?

— Она вас очень любит! — воскликнула миссис Бимер, возобновив упражнения.

— Надеюсь, так будет и впредь. Обещаю, что больше не стану беспокоить вас по пустякам.

— Спасибо, мама, — сказал мистер Бимер.

Садясь в машину, я уже не думала о Бимерах. Чтобы отключиться от мыслей о Грете, мне потребовалась вся обратная дорога до офиса.

Чертова колыбельная не давала мне покоя. Я твердила себе, что забочусь о достижении новых профессиональных высот, но я себя обманывала: мне безумно хотелось увидеться с бабушкой Греты.

Каждый месяц мы обязаны проходить медицинский осмотр, на котором выявляется наша профпригодность. Компания не любит неожиданностей.

— Проблемы, стрессы? — спросил врач, постукивая карандашом по моей карточке.

— Моя жизнь — сплошной стресс, — ответила я. — У Тины умер хомяк. Мы говорили об этом целый час сверх оплаченного времени.

Он продолжал постукивать по карте карандашом.

— Причиной высокого давления могут быть несколько факторов. Следите за собой, а главное, успокойтесь.

Я последовала его совету. Преспокойно вышла из кабинета и направилась прямиком к своему агенту, уселась за стол напротив него и спросила, где живет бабушка Бимеров.

— Это безумие чистой воды, — сказал он. — А вы не безумны, вы — профессионалка.

— Мне просто хочется скопировать ее жесты и манеру говорить. Чтобы девочка ничего не заподозрила.

— А девочка что-то заподозрила? — Агент подпрыгнул в кресле.

— Да нет же! Девочка любит меня. Они все меня любят. Мне нужно увидеться с бабушкой, чтобы разузнать про колыбельную…

— Про что?

— Девочка вспомнила колыбельную, которую пела ей бабушка. Родители и слыхом о ней не слыхивали. Дайте мне адрес, и я уйду.

— А вы уверены, что он у меня есть? — спросил он.

— Еще как уверена.

Он кивнул и развернул ко мне монитор.

— Если вы проболтаетесь, я потеряю работу, — просто сказал он.

— Я профессионалка. Я не успокоюсь, пока не заставлю юную леди поверить, что именно я — ее бабушка.

Агент не улыбнулся.

— Зря вы это затеяли, — сказал он серьезно. — Просто разузнайте про свою колыбельную и уносите ноги.

— Кого ты больше любишь, — спросил Питер, старший из детей Макалистеров, — меня или Джулию?

Джулия затаила дыхание.

— Я люблю вас одинаково, — ответила я. — Я всех своих внуков люблю одинаково.

И это была чистая правда.

Этой ночью Кэл остался у меня.

— Мы должны работать вместе, — заявил он. — Сейчас спрос на полные семьи. Одна пара заказала сразу четверых: двух дедушек и двух бабушек.

Я поцеловала Кэла и велела ему заткнуться.

— Пойдем со мной, — предложила я минуту спустя.

Он покачал головой.

— Не хочу в этом участвовать.

Я попыталась объяснить ему, зачем мне нужно увидеться с бабушкой Греты. Если после этой встречи я не паду духом, не почувствую себя последней дрянью, то стану лучшей бабушкой напрокат.

— Ты можешь просто уйти, — сказал он. — Брось работу и выкинь все из головы.

— А деньги?

— Проживем.

— Но мне нравится моя работа! Всякий раз кидаешься в новую семью словно в омут с головой!

— Неправда, она тебе не нравится.

— Ладно, пусть так. Мне нравится забывать, что это работа.

— Для этого люди заводят семьи. Чтобы их любили.

— Нет, они платят нам, чтобы их любили мы.

— Старая приятельница, — представилась я медсестре в доме престарелых.

Она кивнула и повела меня по коридору. Поначалу меня ошеломила легкость, с которой я проникла внутрь, но вскоре до меня дошло, что люди поверят всему, чему хотят верить.

Миссис Бимер сидела на кровати, и, увидев ее, я еле удержалась, чтобы не выбежать вон. Она была моей прямой противоположностью: тщедушная, редкие волосы, запавшие глаза. Нас невозможно перепутать! И все же Грета поверила, что я ее бабушка. Растерянность сменилась воодушевлением. Я ощутила прилив гордости.

Она улыбнулась мне. Я улыбнулась в ответ. Медсестра вышла, улыбка миссис Бимер погасла, и она осторожно спросила:

— Простите, вы кто?

— Старая приятельница миссис Бимер, — ляпнула я наугад.

— Понятно.

Я сказала, что Бимеры попросили меня ее навестить.

— Им вас так не хватает, — сказала я.

— Я тоже по ним скучаю, — ответила она. — Мне бы хотелось, чтобы мы виделись чаще.

Я протянула ей фотокарточку Греты.

— Кто это?

Мне стало грустно. Неудивительно, что в этом месте она быстро угасала.

— Грета, ваша внучка.

Она покачала головой.

— Это не моя Грета, — сказала она уверенно, и у меня не хватило духу с ней спорить.

Миссис Бимер подняла с тумбочки фотографию в рамке.

— Вот моя Грета.

Она указала на золотоволосую кроху, у которой не хватало двух передних зубов, стоявшую между супругами Бимер. Но это была не Грета!

У меня закружилась голова. Я отказывалась понимать происходящее.

— Это ваша внучка?

Она кивнула.

— И она навещает вас?

— Раз в месяц. Мой сын и его жена — занятые люди, но раз в месяц они присылают Грету с шофером, и мы прекрасно проводим время. Только мы вдвоем, в этой комнате. Разве не чудесно?

Я кивнула. Идея и впрямь превосходная — внучка напрокат, двойная подмена. Мне стало дурно.

— Вам плохо? — спросила миссис Бимер, но я молчала.

Из головы не шла золотоволосая кроха. По дороге к дому престарелых она старательно вычеркивает из памяти все то немногое, что знает о жизни, семье и любви, и называет бабушкой старую женщину, которую видит первый раз в жизни.

Я никогда не считала свою работу легкой, однако по сравнению с этим мои труды стоили немного.

— Вы слышите? — Миссис Бимер пыталась привлечь мое внимание.

— Простите?

Я осознала, что, кроме меня, в комнате есть кто-то еще, и заторопилась уходить.

— Вы чего-то хотели? Зачем вы приходили?

Только тут я вспомнила о цели своего визита.

— Не могли бы вы напеть колыбельную, которую поете для Греты? — решилась я.

— Конечно. Грета давно не просила меня спеть ее.

Я вытащила магнитофон, и она спела: тихо и нежно, про луну, которую вырезали из старой позеленевшей головки сыра. Не самая красивая колыбельная на свете, но миссис Бимер вкладывала в пение душу. Когда она допела, я выключила магнитофон и вышла из комнаты.

— Скажите им, чтобы приходили почаще! — крикнула она мне вслед.

Я не ответила.

Одна из бабушек напрокат уволилась из компании через месяц работы.

— Я чувствую себя проституткой, — объяснила она.

— Брось, — ответила Марта, — проститутки смотрят на это проще.

Я упорно стучалась, пока не подошел сам хозяин.

— А, это вы, мама! — Мистер Бимер приложил палец ко лбу. — Разве у нас на сегодня что-то запланировано?

— Сегодня я кое с кем познакомилась.

— С кем?

— С вашей матерью.

— Вам не следовало этого делать.

— Объясните, зачем приводить в дом новую бабушку, а для настоящей нанимать новую внучку?

— Поговорим в другой раз, — сказал мистер Бимер раздраженно. — Хотя я не вижу в этом смысла.

— Но это же просто смешно!

— Ничего смешного. — Кажется, он завелся не на шутку. — Мы хотим, чтобы у Греты была бабушка, которая привнесет в ее жизнь что-то новое, даст ей то, чего не в состоянии дать моя мать! И мы можем себе позволить купить для Греты лучшую бабушку на свете.

— Меня.

— Вас, — ничуть не смутился он. — А поскольку я люблю свою мать, я нанял для нее внучку, которая посещает ее раз в месяц, и, судя по отчетам вашей компании и ее собственным письмам, моя мать всем довольна. Грета — застенчивый, скованный ребенок, а эта девочка — само обаяние, ее даже снимали на телевидении. Она лучше всех. Впрочем, как и вы. Я хочу, чтобы у моей семьи было все самое лучшее.

— И вы ни разу ее не проведали?

— Это все усложнит. Родственники — не всегда самый подходящий круг общения. Мы ничего не можем друг другу дать.

— Она ваша мать, — напомнила я.

Мистер Бимер нахмурился.

— Вы — моя мать. Вы, а не она.

Он покачал головой, словно я была докучным ребенком.

— Ненадолго.

— Послушайте… — Он бросил нетерпеливый взгляд на часы. — Пусть вы и лучшая, но не единственная.

— Второй раз у вас этот номер не пройдет.

— Еще как пройдет.

Мы замолчали, сверля друг друга взглядами.

Я уже видела, как он звонит моему агенту, представляла, как его отзыв скажется на моей дальнейшей карьере. Я ни за что не призналась бы, как дорожу своей работой, как страшно, когда в твоих услугах не нуждаются. Не важно, что я думала о Бимерах — мне была необходима их любовь.

— Простите, что вышла из себя, — выдавила я.

— С кем не бывает, — кивнул он и обнял меня. — В любой семье время от времени случаются ссоры.

Я спросила, могу ли навестить Грету, и он впустил меня.

Она лежала в кровати, но при моем появлении вскочила.

Я сказала, что принесла ей подарок, протянула девочке магнитофон и нажала на кнопку. Зазвучала колыбельная, которую пела ее бабушка.

— Это она, она! — захлопала Грета в ладоши на первых тактах. — Это ты поешь? — спросила она, прислушавшись.

Я кивнула.

— Ты можешь включать его, когда захочешь, и вспоминать обо мне.

Мы прослушали колыбельную еще раз, и Грета уснула.

Я спустилась вниз, открыла входную дверь.

— До свидания, мама! — ладно вывели Бимеры, и я вышла.

— Ужасно, — вздохнул Кэл, когда я рассказала ему обо всем.

— Да, ты прав, я ужасная дрянь.

— Я приеду, — сказал он, но я ему не позволила. Хотелось побыть одной.

— Я люблю тебя, — сказал Кэл.

— Не надо, не говори этих слов, — ответила я и повесила трубку.

Позвонив Кэлу, я достала коробки с моими семейными реликвиями и выставила их в коридор. Каким пустым будет теперь дом! Подчинив свою жизнь работе, я постепенно избавлялась от вещей, которые были по-настоящему моими. Я никогда не цеплялась за вещи. Когда все мои сегодняшние семьи «пустят меня в расход», мой дом станет гораздо просторнее, чем был до того, как я стала бабушкой напрокат.

В первый раз, когда я прошла через это, я хранила коробку с вещами несколько недель после расторжения контракта. Когда агент попросил вернуть вещи, я сказала, что хочу сохранить их, чтобы не запутаться.

— Они ведь не собираются воскрешать вас из мертвых, — попытался он меня урезонить.

— При чем здесь это? — возмутилась я тогда. — Я не хочу, чтобы меня воскрешали! Просто боюсь запутаться.

Спустя несколько недель я осознала, что мелкие детали, делающие каждую семью особенной — вроде того, что любит на завтрак внучка, или как коверкает слова внук, — продолжают жить внутри меня. И тогда я сказала себе: «Они — не твоя семья…» Сердце подпрыгнуло и опустилось.

«…и никогда ею не были», — закончила я.

На следующий день я вернула коробку агенту.

В два часа ночи я послала агенту сообщение. Спустя несколько минут он перезвонил.

— Решил не рисковать, — сказал он, подавляя зевок.

— Убейте меня.

— Должно быть, я сплю, и это мне снится.

— Пустите меня в расход, к чертовой матери.

— Давайте поговорим с утра. — Теперь в его голосе не было и следа сонливости. — Вам не нравятся Бимеры. Прекрасно, я и сам от них не в восторге, но я найду того, кто согласится с ними работать. Считайте, что с Бимерами покончено. Довольны?

— Убейте меня окончательно. Я больше не хочу быть бабушкой напрокат.

— Вы даже не представляете, какие проблемы создаете для компании!

— Тогда я сама им позвоню и шепну внукам на ушко пару словечек.

— Это подло и неэтично!

— Повторяю, убейте меня.

На том конце провода повисло молчание.

— Вы не сможете вернуться.

— Вот и прекрасно.

— Ладно, — сдался он, — умерла, так умерла. Завтра я разошлю уведомления. Мир праху.

Я сижу в кабинете. Живехонькая. Размышляю о том, как будут орать на беднягу агента разгневанные родственники, не получившие то количество любви, за которое заплатили. Как соберут детей и сообщат им про бусю, булю, бабулечку и бабушку Хелен. Как будут рыдать мои внуки и внучки. Что поделаешь, такова жизнь: мы рождаемся, живем и, наконец, умираем.

Теперь, когда мой дом принадлежит только мне, я понимаю, что это не я уходила от них, а они оставляли меня. Я и не знала, что боль потери так сладка. Куда лучше, чем знать, что ты — всего лишь подмена.

Я выхожу в коридор и заталкиваю коробки обратно в кабинет. Пройдут годы, дети повзрослеют. Будут ли они думать обо мне? Вспоминать мое лицо? Поймут ли, что я любила их всех и каждого в отдельности? Потому что они мои дети, а все вместе мы — большая, дружная, образцовая семья.

2. ВСПЫХНУТЬ И СГОРЕТЬ

Я считаю шаги, потому что моя жизнь тосклива и беспросветна. Каждый день я тащусь на фабрику, переставляя ноги одну за другой и присваивая каждому шагу порядковый номер. Это успокаивает меня, примиряет с невыносимостью жизни. От квартиры, которую снимаем мы с братом, до фабрики — всего семь тысяч сорок пять шагов. Всякий раз я выбираю новый маршрут, пытаюсь шагать более размашисто или, напротив, снижаю темп, укорачивая шаг. Это игра — пусть жалкая и странная — делает меня немного счастливее. Упорядоченность придает смысл течению времени. Игра занимает мои мысли, удерживает от взрыва, прогоняя горькие назойливые думы, прежде чем я оказываюсь в очереди перед воротами, а затем в сортировочной, где восемь часов подряд сверху дождем сыплются буквы.

Я работаю сортировщиком на головной фабрике, производящей таблички для скраббла фирмы «Харсбро инкорпорейтед». В каждом из пяти громадных цехов сто сортировщиков копошатся в груде деревянных табличек, которые скатываются вниз по специальному желобу. Несколько раз в смену загораются синие огни, звучит сирена. Тогда рабочие встают с колен и слушают клацанье тысяч А, Ж и Р — словно тысячи машинисток одновременно ударяют по клавишам. Я ползаю на коленках посреди алфавита в поисках буквы Й. Работа как работа, ничего захватывающего.

В любой набор скраббла кладут букву Й — гипотетическую возможность для йоги, йоты и йодля. Другими словами, на каждую сотню прочих букв приходится только одна Й, и прежде чем мне удается набрать с десяток, приходится перелопатить тысячи табличек. Сортировщики получают жалкую почасовую плату плюс крохотную премию за каждую букву, поэтому неудивительно, что я не испытываю к своей работе теплых чувств. Я сортирую Й почти три года — с тех пор, как мне исполнилось двадцать, — и хотя неплохо освоил эту операцию, всякий раз, когда касаюсь подушечками пальцев деревянных табличек с А, Е и К, я мечтаю их собирать.

Сегодня я нашел пятьдесят три Й, вчера было сорок, позавчера — шестьдесят три. Как и большинство опытных сортировщиков, я умею находить Й на ощупь, словно слепой, читающий алфавит Брайля. Самый простой способ — перевернув табличку, отбросить ее в сторону. Сортировщики передвигаются быстро, успевая перелопатить на одном месте несколько пригоршней букв.