Как бы там ни было, самое время попробовать еще раз. Полчаса Джим таращится на пустой экран, полчаса печатает, а затем перечитывает, что же там такое получилось?
...Сними себе квартиру.
Сквозь пол пробиваются апельсиновые деревья. Две комнаты и ванная, окна и дверь. Твоя крыша — трасса. Манящая тень. Моторизованный ландшафт: аутопия, ездить одно удовольствие.
Магнитное поле невидимо, но верим же мы в него. Взберись по освещенной вечерним солнцем опоре. Теперь ложись на медь магнитных дорожек, позагорай. Все наши пляжи насыпают привозным песком.
Ты умеешь плавать? Нет. Тогда просто полежи.
Съешь апельсин. Почитай.
Переезжающие через тебя мельком взглянут.
Порядок. Теперь прогоним через рандомайзерную программу, лучше всего через ту, удачную, у которой такое хорошее чувство ритма. Так, каков результат?
...Твоя крыша — трасса. Манящая тень. Съешь апельсин. Почитай.
Моторизованный ландшафт: аутопия, ездить одно удовольствие.
Сними себе квартиру.
Теперь ложись на медь магнитных дорожек, позагорай.
Две комнаты и ванная, окна и дверь.
Магнитное поле невидимо, но верим же мы в него.
Все наши пляжи насыпают привозным песком.
Переезжающие через тебя мельком взглянут.
Ты умеешь плавать? Нет. Тогда просто полежи.
Сквозь пол пробиваются апельсиновые деревья.
Взберись по освещенной вечерним солнцем опоре.
А что, совсем неплохо, верно ведь? Джим читает новый вариант вслух. Ну, в общем-то… Он прогоняет стихотворение через компьютер еще раз, и вдруг все три варианта кажутся ему предельно глупыми. Из головы не идет высказанное кем-то мнение: если после перестановки строчек стихотворение стало лучше, значит, в этом стихотворении с самого начала что-то было не так. Например, последовательность строк. Джим думает о шекспировских сонетах, о «Юлиане и Маддало» Шелли. А точно ли он занимается тем же самым родом деятельности, что и они когда-то? «Сними себе квартиру»?
Чушь это все. Жалкие и смешные потуги. Правду говорил Артур, нет у него никакой осмысленной работы! А к тому же — он почти уже опаздывает на работу бессмысленную, ту, за которую платят деньги. Это плохо. Джим мгновенно обувается, наскоро чистит зубы, наскоро причесывается, бежит к своей машине и набирает адрес Первой Американской Компании Титульного Страхования и Торговли Недвижимостью, каковая компания расположена в Санта-Ане, на Пятой Восточной. Старейшая во всем округе Ориндж титульная компания все еще крутится, как молоденькая, так что, добравшись до своего рабочего места, Джим обнаруживает всегдашний неподъемный завал документов, которые нужно отпечатать и обработать. Извещения, передаточные записи, акты оценки, вся эта бесконечная юридическая мутотень, без которой землю не купишь и не продашь. Джим — служащий самого низшего ранга, нечто вроде внештатной машинистки; сколько он ни старается сегодня работать на автопилоте, думать исключительно о недавнем своем разговоре с Артуром, все равно трехчасовая смена тянется убийственно долго, выжимает последние силы. Каждый из сидящих в комнате уткнулся в свой экран и щелкает по своей клавиатуре, каждый настолько поглощен своей работой, что не замечает ничего и никого вокруг. Ни одного знакомого лица — у фирмы так много внештатников, а рабочий день Джима так краток, что он успел запомнить очень немногих — товарищей по несчастью, что ли? Сегодня никого из них не видно.
Становится так тоскливо, что он идет поговорить с Хэмфри, который тут вроде как босс, — в том смысле, что Хэмфри пользуется услугами машинописного бюро, где работает Джим. Хэмфри — восходящая звезда торговли недвижимостью, в глазах Джима это просто омерзительно, но разве скажешь такое другу?
— Привет, Хэмф. Как оно?
— Отлично, а у тебя?
— Порядок. А чего у тебя такого отличного?
— Ты ведь слышал, как я исхитрился зацапать на правительственной распродаже один из последних кливлендских участков.
— Как же, слышал.
Про себя Джим считает это одним из самых жутких событий за последние двадцать лет: под непрестанным давлением южнокалифорнийского риелторского лобби и Наблюдательного совета ОкО федеральное правительство согласилось распродать Кливлендский национальный лесной заповедник, расположенный на границе округов Ориндж и Риверсайд, — распродать частным владельцам, кусками. А что тут, собственно, такого? Надо же с чего-то платить проценты по гаргантюански распухшему государственному долгу, да и леса там никакого давно нет и в помине, одни голые холмы, окруженные поселками, которым земля эта нужна позарез, верно ведь? Верно. Таким вот образом, с одобрения министра охраны окружающей среды (в прошлом — владельца крупной строительной фирмы), Конгресс принял закон, почти незаметный в большом пакете других, принимавшихся одновременно, в результате чего последнюю в ОкО пустующую землю поделили на пять сотен участков и загнали с аукциона. За очень хорошие деньги. Отличный, с точки зрения политики, шаг. Вызвавший всеобщее одобрение.
— Так вот, — продолжал Хэмфри, — мы хотим поставить там административный корпус. Были, правда, трудности с финансированием, но сейчас это уже в прошлом. Проектом заинтересовался Амбанк, если они не остынут, все будет в порядке.
— Послушай, Хэмфри, — изумился Джим. — Ведь административные здания Сантьяго и так заполнены хорошо если на тридцать процентов. Ты же не мог найти ни одного дурака, согласного выложить деньги на строительство нового комплекса.
— Верно, но я получил уйму письменных заверений, что люди переедут в новое здание, когда оно будет построено. Тем более что мы обещаем на первые пять лет освободить их от платы за помещение. Эти записки убедили инвесторов, что проект жизнеспособен.
— Но ведь это все липа! И ты сам знаешь, что это липа! Ты построишь там еще одну сорокаэтажную махину, и она будет стоять пустая!
— Не-а, — упрямо покачал головой Хэмфри. — Главное построить, а за съемщиками дело не станет. Просто потребуется какое-то время. Ты пойми, Джим, если удалось получить одновременно и землю, и деньги, — значит, нужно строить. И не волноваться насчет заселения — как-нибудь уж все утрясется. Вот только нам позарез необходимо окончательное согласие Амбанка, и поскорее, пока другие инвесторы не разбежались, а эти ребята все тянут резину.
— Так ведь, если вы построите здание и никто не захочет туда вселиться, именно Амбанку и придется платить за все эти игры. Вот они и чешут в затылке.
О таком Хэмфри не хочет и думать. Кроме того, через полчаса у него встреча с президентом компании, поэтому он выпроваживает Джима из кабинета.
Джим возвращается к столу, берет телефон и звонит Артуру.
— Слушай, я ведь и вправду заинтересовался — ну, тем, о чем мы тогда говорили. Я бы хотел…
— Давай не будем сейчас об этом, — быстро обрывает его Артур. — Лучше потом, при встрече, а то по телефону разговор какой-то не такой. Но это хорошо. Это очень хорошо.
И снова тыкать в клавиатуру, проклиная и Хэмфри, и эту идиотскую работу, и жадных тупых политиканов, всех подряд — местный наблюдательный совет, Конгресс, вконец прогнившее федеральное правительство. Ну вот, смена окончилась, еще три часа жизни возложены на алтарь великого бога денег. Джим выключает компьютер и собирается уходить. Сегодня по расписанию ужин у родителей…
Ну чтоб его! Совсем забыл про дядю Тома! Не навестив дядю Тома, к мамочке лучше и на глаза не показываться. Господи, что же это за день такой получается! Времени-то сколько, четыре? Вот как раз сейчас-то и пускают посетителей. Мама обязательно спросит, и никак из этого дела не выкрутишься. Самое лучшее — съездить туда побыстрее, забежать на минутку к дяде Тому, а потом уж — к маме, ужинать. Да что же это за напасть такая!
12
Как ни верти, а приходится ехать в «Подыхай на здоровье». Когда «Вольво» вывернул на четыреста пятый, Джим включил радио; «Раздолбай» заканчивали свой последний хит, он врубил звук на полную катушку, на все сто двадцать децибел, и начал подпевать — тоже во все горло:
В околоплодные воды любви
Я без раздумья нырял.
Живчик свою яйцеклетку нашел —
Выиграл я или я проиграл?
«Подыхай на здоровье» раскинулся на Лагуна-Хиллз, от Эль-Торо до Мишн Вьехо: россмурский центр «Отдыхай на здоровье» — целый город, в прошлом доступный только самым богатым из стариков. Теперь тут есть и свои роскошные кварталы, и свои трущобы, и свои психушки — точно так же, как и в любом другом «городе» ОкО, и перенаселен этот «Подыхай» будьте нате, ведь сейчас гораздо больше стариков, чем когда-либо в прошлом, огромный процент населения перевалил за семьдесят лет, то ли два, то ли три процента — даже за сто, а ведь надо же им всем куда-то деться, верно? Вот и набилось здесь добрых полмиллиона человек.
Джим находит место для парковки, вылезает из машины. Да-а, местечко. Вот уж где депрессия так депрессия. Джим страстно ненавидит этот отдыхательно-подыхательный поселок. И дядя Том тоже его ненавидит, Джим не сомневается. Но с эмфиземой легких, да еще когда единственный твой доход — федеральная пенсия по старости, особенно не повыбираешь. Здешние квартиры содержатся на государственную дотацию, они до смешного дешевые и предоставляются исключительно старикам. Если так посмотреть, дом, в котором живет дядя Том, похож на любой другой — разве что все в нем какое-то тесное, унылое, одним словом — занюханное. Тут уж никакого тебе показного форса, никаких тебе липовых средиземноморских фасадов, скрывающих многоквартирную тоску. Это — дом для престарелых.
