— Так у него есть машина, верно? Вот тебе и хобби.

— Да, конечно, только ведь это почти то же самое, что и на работе. Там он заставляет работать один механизм, а тут другой.

Едва Джим приступил к изложению хроники собственной своей жизни за прошедшую неделю (с большими, естественно, цензурными изъятиями), как из гаража вернулся отец. Когда Деннис умылся, Люси подала салат и запеканку; все сели за стол, и она прочитала молитву. Деннис быстро, молча поел, встал и снова пошел в гараж.

— Как там Шейла? — спросила Люси, направляясь к раковине со стопкой тарелок.

— Ну, понимаешь… — Джим почувствовал себя виноватым, он не только не видел за это время Шейлу, но даже почти о ней не вспоминал. — Мы сейчас как-то редко встречаемся.

Люси неодобрительно поцокала языком; у нее ко всей этой истории двойственное отношение. Шейла — не христианка. Хорошо бы Джиму остановить свой выбор на какой-нибудь порядочной христианской девушке, может быть, — даже жениться; среди прихожанок церкви есть вполне подходящие кандидатки. С другой стороны, Люси видела Шейлу. Шейла ей понравилась, а реальное — оно всегда значит больше, чем любые теории и мечтания.

— А что у вас такое?

— Да как тебе сказать… Мы вроде как не в одной колее, — повторяет Джим одну из любимых фраз матери.

— Шейла хорошая девушка, — качает головой Люси. — Мне она нравится. Тебе нужно зайти к ней и поговорить. Вы должны общаться.

Святой принцип Люси — беседой можно исправить все, что угодно. Будь Деннис поразговорчивее, думает Джим, она быстро бы отказалась от этого принципа, поняла бы, как далек он от реальности.

— Да, я к ней забегу. — Ведь и правда нужно забежать. Нужно сказать Шейле, что он, как бы это выразиться, встречается с другими людьми. Трудный получится разговорчик, это еще мягко говоря. Поэтому мозг Джима сию же секунду деловито принимается забывать отважное решение. Шейла и сама все поймет. — Обязательно забегу.

— А к Тому ты ходил?

— Да.

— И как он там?

— Примерно, как и раньше.

— Лучше бы ему жить с нами, — вздыхает Люси.

— Ну и куда бы вы его положили? — с сомнением спрашивает Джим. — И кто бы за ним ухаживал?

— Я это все понимаю. — Подбородок Люси начинает чуть подрагивать, и Джим неожиданно осознает, насколько она расстроена. Вот только чем? — Понимаю, но все равно это неправильно, плохо.

Может, и неправильно.

— Я постараюсь ходить к нему почаще. — Это обещание начинает забываться с такой же скоростью, как и предыдущее.

— На этой неделе Деннис снова летит в Вашингтон.

— Что-то он в этом году туда зачастил.

— Да.

Люси все еще не может успокоиться после разговора о дяде Томе, она закидывает тарелки в посудомойку почти не глядя. Джиму не хочется спрашивать, в чем дело, обязательно ведь мать расплачется, а потом ее успокаивай. Он делает вид, что ничего не замечает, и с преувеличенной жизнерадостностью рассказывает, как прошла неделя, какие книги читал, что рассказывал учащимся на уроках, и видит, что Люси понемногу берет себя в руки. Что она, с Деннисом, что ли, поссорилась? Ну, в отношения родителей лучше не лезть. Джим почти ничего об этих отношениях не знает и ровно ничего в них не понимает. Да, собственно, и не хочет знать и понимать — так спокойнее.

С посудой покончено, разговор тем временем становится обрывочным, бессвязным.

— Что ты сказала? — переспрашивает Джим, задумавшийся о своих делах.

— Джим, ты меня не слушаешь. — Смертный грех по понятиям этого дома. Смертный и — увы — в этом же доме весьма распространенный.

— Прости, пожалуйста, — пробормотал Джим, но тут же на глаза ему попал крупный газетный заголовок. — Просто невероятно, в Индии снова голод.

— Да? А что там пишут?

— Все то же самое. Третий большой голод в Азии за один этот год, еще миллион умерших. А вот это, ты на это посмотри! Столкновение в Мозамбике, убиты сто человек! — Из кухонного окна открывается вид на базу морской пехоты. Эль-Торо, большая база. Два огромных ангара, около них, словно пчелы вокруг улья, кружат вертолеты, некоторые садятся, вместо них взлетают другие.

— Им нужно научиться говорить.

Джим молча кивает, все его внимание поглощено второй заметкой. Затем он откладывает газету и встает.

— Ну, я пошел. А то еще опоздаю на урок.

— Иди. Только не забывай, пожалуйста, почаще ходить к Тому. — Люси говорит очень серьезно, настойчиво, даже укоризненно. Да что же это с ней такое? Никак не успокоится.

— Не забуду, но ведь я был у него сегодня. Теперь съезжу в следующий четверг.

— Лучше бы во вторник.

Джим плетется в гараж. За весь вечер он так и не заметил ничего особенного в напряженном, взрывном молчании Денниса. Молчит себе и молчит. Джим давно привык к неразговорчивости отца.

— Кхе-кхе. — Деннис оставляет разноцветные провода, опутывающие двигательный блок машины, и глядит на неловко переминающегося сына. — Э-э, папа, у моей машины что-то непонятное с подачей энергии.

Деннис сдвинул очки на лоб и меряет Джима тяжелым взглядом.

— А как она берет с места? — спрашивает он после долгой паузы.

— Да тоже не слишком хорошо.

— Когда ты чистил контакты энергоприемника?

— Ну-у…

Не скрывая раздражения, Деннис хватает инструменты и ветошь, выходит из гаража и направляется к машине Джима. В ярком свете уличного фонаря старенький «Вольво» выглядит особенно грязным, неухоженным. Деннис молча открывает капот и лезет в двигательный отсек, чтобы поднять держатель контактных щеток. И как же мне обрыдло возиться с твоей машиной, красноречиво говорит его согнутая спина.

— Вот, посмотри! Они же буквально заросли дерьмом! — Щетки, забирающие энергию из медной путевой дорожки, сплошь покрыты черной маслянистой пленкой. — Давай приводи их в порядок.

Джим берется за дело, он неумело возится с отверткой, отвертка соскакивает и пропахивает на поверхности одной из щеток блестящую бороздку; совсем рядом с левым глазом Денниса пролетает увесистый комок липкой грязи.

— Да осторожнее, ты же их изуродуешь. — Деннис отодвигает сына в сторону. — Посмотри, как я это делаю.

Джим смотрит, впадая во все большую тоску. Руки Денниса работают быстро, уверенно, экономно; через несколько минут каждая щетка сияет тусклой медью.

— Только ты ведь опять запустишь все это к чертовой матери. — Деннис безнадежно машет в сторону раскрытого капота.

— Нет, папа, — слабо протестует Джим. Он знает, что после стольких лет неумелого и наплевательского обращения с машиной вряд ли удастся убедить Денниса в своей искренности и заинтересованности. Все это, конечно же, интересно — в чисто теоретическом плане. Силы энтропии, сопротивление неуклонному ее натиску, великолепная метафора для описания социума и т. д. Но только закрыт капот, и уже через десять секунд все физические подробности бледнеют, куда-то испаряются, описывающие их слова звучат непонятной тарабарщиной, и Джим возвращается к обычному своему состоянию полной технической неграмотности, так ничего и не почерпнув из урока. «Странно, ведь память у меня хорошая, может, все это мне и вправду неинтересно?»

— Так ты ищешь себе другую работу? — с той же безнадежностью спрашивает Деннис.

— Да, конечно, все время ищу.

По лицу Денниса скользит гримаса отвращения.

— А ты знаешь, что я так и плачу страховку за эту машину? — спрашивает он, собирая инструменты. — Это ты знаешь?

— Да, знаю! — Джим болезненно морщится, факт действительно постыдный. В таком возрасте сидеть на шее у родителей. Не уметь даже заработать себе на жизнь. Но раскаяние раскаянием, а презрение, горящее в глазах отца, заставляет Джима ощетиниться: — Очень тебе благодарен, но дальше я буду платить сам, начиная со следующего взноса.

А кто мешал ему платить раньше? Вот это уже доводит Денниса до белого каления.

— Ничего ты не будешь. — Слова звучат резко, почти оскорбительно. — По закону каждый водитель обязан иметь страховку, а тебе ее не потянуть. Если я понадеюсь на тебя, а ты пропустишь взнос и вляпаешься в аварию, кто тогда будет платить по счетам, ты, что ли?

— Ничего бы я не пропустил! — хмурится Джим; он искренне возмущен, что отец мог даже предположить такое.

— А вот я в этом не уверен.

Джим поворачивается, идет прочь, делает круг и возвращается. Ему стыдно, ему очень обидно, он в полной ярости. Но сказать-то ему нечего. А если он к тому же не выдержит и разревется…

— Я никогда такого не делаю! — кричит он. — Я выполняю все свои обязательства!

— Черта с два ты выполняешь, — машет рукой Деннис. — Ты и себя-то прокормить не можешь. А это что, не входит в твои обязанности? Почему ты не найдешь такую работу, которая позволила бы тебе платить по всем своим счетам? Или хотя бы не научишься соизмерять свои расходы с доходами? Ведь ты же не станешь утверждать, что не тратишь ничего из своего заработка на развлечения?

— Не стану!

— Вот так и получается, что я вынужден платить по счетам двадцатисемилетнего оболтуса!

— А мне и не надо, чтобы ты по ним платил! Обрыдло мне это!

— Надо же — тебе обрыдло! Прекрасно, больше я не буду, на том и порешим. Но тогда тебе тем более нужна приличная работа.