— Последнее время — да.

— Я скажу, чтобы пришел.

Том улыбается и прикрывает глаза. Какой же он сегодня старый, думает Люси.

— Не изводи мальчонку, Люси. У него и так забот по горло.

— Не понимаю, с какой бы это стати. И не понимаю, почему он не может уделить тебе хоть немного своего драгоценного времени.

Том качает головой, улыбается:

— Я люблю, когда он приходит.

Потом — снова в машину, сегодня ее учебная группа устраивает совместный ленч, и время выбрали очень раннее, неудобное. Ну и, наконец, опять в канцелярию, опять эта головная боль со сбором пожертвований. В два приходит Лилиан, несколько расслабившаяся Люси снова набирает темп. Вдвоем работать лучше, да и вообще с Лилиан как-то веселее, можно хоть поболтать.

— Он снова устроил спектакль, — драматическим шепотом сообщает Лилиан.

— Преподобный Стронг?

— Ага. Прямо в конце урока.

Лилиан посещает конфирмационные курсы, которые Стронг ведет по четвергам.

— Лучше уж в конце, чем в начале.

— Понимаю, — смеется Лилиан, — в конце уже никто не слушает. Но все равно это несправедливо! Разве бедные виноваты, что они бедные?!

— Не виноваты, пожалуй, — медленно говорит Люси и тут же вспоминает Анастасию. Нужно навестить ее на той неделе. — Но иногда начинаешь задумываться… Во всяком случае, мне понятно, откуда у преподобного Стронга такие идеи.

Лилиан кивает. На прошлом уроке обсуждалась притча о блудном сыне. Ну с какой это стати, вопрошал Стронг, должен Господь ценить блудного сына выше, чем того, который хранил верность неизменно? Явная несправедливость. Преподобный чуть не час посвятил проблематике греческого текста — все более склоняясь к мнению, что при переводе арамейского оригинала была допущена ошибка.

— Ну а под конец, — смеется Лилиан, — он почти так прямо и сказал, что в Библии все шиворот-навыворот.

— Ты шутишь.

— И ничего я не шучу. Он сказал, что именно старший сын был и остается избранником Господа, тот, который не сбивался с пути истинного. Он говорит, тем, которые сбивались с пути истинного, нельзя потом доверять. Их можно простить, но доверять им нельзя.

Люси сокрушенно качает головой. Притчи… некоторые из них такие смутные и двусмысленные. Притча о блудном сыне — ей и самой всегда казалось, что тут какая-то несправедливость по отношению к старшему сыну, а уж притча о талантах… И все равно то, как использует притчи преподобный Стронг… Трудно даже представить себе такое. И ведь Новый Завет, следование этим текстам, определяет всю ее жизнь. Что же касается истории про Иова, как Бог с Сатаной чуть не делали на него ставки, или про Авраама и Исаака и подменное жертвоприношение — тут уж Люси давно отчаялась что-либо понять. Но поучения Христовы… Она просто не имеет права сомневаться в их авторитетности. И все же — и все же. Вот преподобный рассматривает притчу о талантах и доказывает на ее основании, что бедняки ОкО бедны потому, что им предназначено быть такими… да еще и намекает, что церковь не должна тратить время на помощь этим беднякам. Никто не сомневается, что виноват тут преподобный Стронг, и только он. Однако именно притча дала ему свободу для таких рассуждений!

Как бы там ни было, Стронг настроен против благотворительности, и это его предубеждение нужно обойти. Люси и Лилиан оживленно обсуждают возможные тактические приемы. Лучше всего — действовать через уже имеющиеся программы, это самое простое и очевидное решение; поддерживать эти программы, не давать им угаснуть, а уж тогда тот печальный факт, что преподобный никогда не начнет новую, не будет иметь серьезного значения. Поэтому все дело упирается в сбор средств и вербовку помощников, нужно работать и работать. Ничего, вдвоем они как-нибудь справятся.

Остается одна нерешенная проблема: им нужен новый сборщик пожертвований, полностью работающий на программу помощи окрестным беднякам, иначе программа эта просто не выживет. Но разве согласится на такое преподобный Стронг?

— У меня есть план, — сообщает Люси. — Понимаешь, преподобный уже привык, что где эти программы, там и я, так что теперь он любое мое предложение встречает в штыки. Поэтому пусть идея почтовой кампании идет от тебя — ну вроде как ее придумала ты и другие с ваших конфирмационных курсов.

— Конечно! — Лилиан в восторге от уловки. — Я поговорю с нашими, а потом мы пойдем к преподобному все вместе и скажем.

— Да, — кивает Люси. — Так должно получиться.

Дальше они обсуждают благотворительный базар.

— Надо бы уговорить Джима, — размышляет вслух Люси. — Пусть тоже придет и поможет.

— А Джим и мистер Макферсон, — с любопытством оборачивается Лилиан, — они вообще ходят теперь в церковь?

Вопрос заставляет Люси чуть покраснеть.

— Я говорю им, чтобы ходили, — сокрушенно качает она головой, — но разве же меня кто слушает. Деннис, он, видите ли, слишком занят, а у Джима уйма всяких доводов, почему этого не нужно делать. Представляю себе, что бы было, приди он сюда и послушай проповедь вроде той, которую Стронг читал в последний раз. Взвился бы, я не знаю как, а ведь самого его послушать, так он иногда говорит почти то же самое, что и преподобный. Джим не понимает, что церковь — нечто большее, чем отдельные личности с присущими им слабостями. Или чем история церкви. Церковь — это вера. Боюсь только, как раз веры-то у него и нет, во всяком случае сейчас, — вздыхает Люси. — Жалко мне Джима. Нужно будет с ним поговорить.

— А может, поговорить с ними обоими одновременно?

— Да ведь просто собрать их в одно место, и то целая проблема.

— Почему?

Люси снова вздыхает. Не стоило бы распространяться на эту тему, но… она не раз уже убеждалась, что все, сказанное этой девушке, никогда и никуда дальше не идет, даже Эмма остается в неведении. А выговориться необходимо, хоть перед кем-нибудь.

— Не ладят они. Деннису надоело, что Джим занимается всякой ерундой и не найдет себе настоящую работу, он выкладывает все это Джиму, ну а тот, конечно же, злится. Ну что-то в этом роде. Во всяком случае, они тут два раза поругались, и теперь Джим к нам не приходит.

— Им нужно сесть и спокойно поговорить, — умудренно советует Лилиан.

— Вот именно! Именно это я им обоим и говорю!

Лилиан слегка улыбается, но Люси этого не замечает.

— На вашем месте, — продолжает Лилиан, — я постаралась бы их свести, и пусть поговорят.

— Пробовала я, только ничего хорошего не получается.

— А вы не опускайте руки, пробуйте еще и еще.

— Тоже ведь правда, — кивает Люси. — Нужно будет свести их еще раз.

И Люси пробует, тем же вечером. Деннис, конечно же, еще в Вашингтоне, но с ним все просто; главное — заманить Джима, пусть он приходит пообедать через несколько дней, когда Деннис уже вернется. Она звонит по телефону:

— Джим? Это я, мама.

— Привет, мама.

— Ну, как ты съездил?

— А ты знаешь, мам, здорово. — Джим вкратце пересказывает ей кое-что из своих европейских приключений.

— Ну, я рада за тебя. Послушай, Джим, а ты не зайдешь к нам на той неделе? Папа к тому времени уже вернется.

— М-м-да.

— Джим. Отец не видел тебя уже целых два месяца, а так нельзя. Он нуждается в тебе не меньше, чем ты в нем.

— Послушай, мама…

— Нечего тут и слушать. Все эти ваши споры — сплошная глупость, нужно просто иметь веру.

— Чего?

— Так ты придешь к нам на следующей неделе?

— Что?

— Я говорю — ты придешь к нам на следующей неделе?

— Постараюсь, мам. Я об этом подумаю. Только ведь он скажет, что я заявился к вам пообедать на дармовщинку.

— Не говори ерунду.

— Никакая это не ерунда!

— Ерунда, и ты сам это понимаешь. Вы с ним оба чересчур упрямые и сами себя мучаете. Так ты приезжай обязательно, ладно?

— Ладно, мама, ты только не расстраивайся. Я… я постараюсь.

— Ну вот и хорошо. — Люси кладет трубку.

На той неделе опять урок, нужно к нему подготовиться; она переходит в видеокомнату, садится в кресло, берет на колени кошку. Послание Павла к Ефесянам. Люси пытается читать, но строчки расползаются, двоятся… На экране — воздушный шар, он плывет в темно-синем небе, над заснеженной горной вершиной. Большие черные буквы плывут по белой поверхности бумаги… Люси вздрагивает, смотрит на часы. Уже за полночь. Нехорошо это все-таки — засыпать над Библией. Она снимает кошку с коленей, распрямляет занемевшие ноги и идет ложиться.

49

Хану не поймать, она все время занята, так что Джим идет к Сэнди в довольно мрачном настроении. Она работает, а он — нет. Ну что она о нем подумает?

У Сэнди он выходит на балкон, прислоняется к стенке и начинает смотреть на машины, нескончаемыми вереницами бегущие по транспортной развязке. В этом месте встречаются аж пять магистралей, «ромашка» огромная, и наблюдать ее можно часами.

Кто-то настойчиво дергает его за локоть, Джим вздрагивает, поворачивается и видит Дебби Риггс, младшую сестру Хэмфри.

— А, Дебби, привет. Как жизнь?

Что-то давно ее не было видно. Джим знает Дебби еще со школы, и она для него вроде как сестра.

— Все тип-топ, Джимбо. А как ты?

— Лучше некуда. Нет, правда, все отлично.

Некоторое время они треплются о своих последних делах. Ничего особо интересного, все как обычно, но только Дебби явно чего-то недоговаривает. А ведь она известна своей прямолинейностью, и уж если имеет к тебе какие-нибудь претензии, так сразу все выложит.