— Да-а, проблема. Так что… эта компания, значит, тоже работает на оборону?

— Во-во.

— Ясно. — В трубке долгое молчание. — Послушай, Сэнди, тогда придется что-нибудь придумать, тебе ведь тут и вправду не разобраться одному. Я позвоню тебе потом, ладно? А ты пока не высовывайся.

И слава богу, кто бы возражал. Теперь Сэнди может всерьез заняться своей основной работой. Необходимо наверстывать упущенное за время прогулок по Европе, так что следующую неделю он вкалывает до упора, по шестнадцать, а то и восемнадцать часов в сутки; в конце концов товар раскидан, теперь пора заняться и производством, а то так скоро и продавать будет нечего. Анджела тоже устала, ведь ей приходится ухаживать и за Сэнди, и за квартирой, на ней и вся кухонная готовка и, что еще утомительнее, все хлопоты по постоянно действующей ночной тусовке, которая снова набрала полные обороты. Сэнди совсем доходит, в чем только душа держится; постоянно мотаться по всей округе, запоминать — без каких бы то ни было записей — многочисленные сделки, и все это под аккомпанемент регулярного употребления забойных доз наркотиков — такую жизнь и врагу не пожелаешь. Домой он возвращается далеко за полночь и, правду говоря, физически не способен получать какое-то удовольствие от царящего здесь веселья.

— Да, денек, — говорит он Анджеле. — Ноги не держат.

— А почему бы не устроить завтра выходной? Если не на целый день, то хотя бы на вечер. Даже из самых деловых соображений, а то ведь ты так совсем сломаешься.

— Мощная мысль.

На следующий день он приходит домой рано, около одиннадцати вечера, и собирает у себя Эйба, Таши и Джима.

— Поехали, ребята, кататься.

Идея встречает всеобщее одобрение. Компания устраивается во вместительной машине Сэнди и выезжает на северную полосу ньюпортской трассы. Сэнди программирует замкнутую петлю: по ньюпортской на север, потом на запад по риверсайдской, на юг по оринджской, на восток по гарден-гроувской и снова на север по ньюпортской. Все участки этого маршрута проходят по верхнему уровню, получается нечто вроде развлекательной воздушной прогулки над аутопией, причем развлечения обеспечиваются морем огней округа Ориндж, а также другими машинами и их пассажирами.

Ребята придумали себе такую забаву еще в те давние времена, когда были членами школьной борцовской команды и только-только получили водительские права. Помирающие от голода и жажды школьники (это по будням, когда нужно сгонять вес), а по выходным — они же, обжирающиеся напропалую. Сегодня эти воспоминания вызывают острую ностальгию. Ну как же можно было забыть, утратить свой обычай крейсировать по трассам? Ведь это занятие — чуть ли не основное для всех обитателей ОкО.

Сэнди на водительском месте, Эйб рядом с ним, Джим сидит позади Эйба, Таши — позади Сэнди. Первое дело в таких поездках — раздать и поскорее использовать боеприпасы, то бишь пипетки. Собираясь вместе, эта четверка резонансным образом увеличивает свои способности — и потребности — к потреблению дури, так что сейчас они в самом буквальном смысле «заливают глаза». Давняя, почтенная традиция.

— Какое счастье прийти в свой старый добрый клуб и устроиться за столом, — блаженно улыбается Джим. — Отличное дают сегодня светопредставление, не правда ли? Посмотрите туда, видите, в рисунке уличного освещения можно заметить планировку первых городов этих мест. Вон те плотные квадраты фонарей — это и есть самые старые города, которые разбивались на маленькие кварталы. Фуллертон… а вон Анахейм, самый из них старый… скоро будет Ориндж… А между ними структура более… растянутая, что ли? Видите? Кварталы длинные, и дома стоят не по прямой, а извилисто.

— Да, да, вижу! — пораженно восклицает Сэнди. — Раньше я не замечал, а ведь и правда.

— Конечно, правда, — гордо заявляет Джим и начинает фонтанировать историей местного землевладения, полные записи которой хранятся у его работодателя, Первой американской компании титульного страхования и торговли недвижимостью, затем — о попытке Первой американской вообще и Хэмфри в частности выстроить административный корпус на земле растащенного на части Кливлендского лесного заповедника, и кончает новой компьютерной сетью, установленной в конторах компаний, страшно современная система. — Они же понимают все, что им ни скажешь, не просто какие-нибудь там команды запиши-перепиши, умножь-подытожь, а вообще что угодно, это вроде как начало настоящего диалога человека с машиной, и это имеет огромное значение… — И тут Джим замечает наконец удивленно воззрившиеся на него лица друзей.

Он резко тормозит, Сэнди начинает хихикать, а Эйб качает головой и произносит — удрученно и почти что ласково:

— Джим, да ведь все здесь присутствующие клали на эти твои компьютеры с прибором.

— А-а. Ну да. Конечно. Вам лучше знать. — Неожиданно для самого себя Джим тоже начинает хихикать. Наверное, там была «Щекотка», в последней пипетке, которая без наклейки.

Эйб тычет пальцем в сторону Ориндж-молла:

— Сэнди, а ты рассказывал им про то, как мы были в этом парковочном гараже?

— Да нет, — широко ухмыляется Сэнди, — вроде не рассказывал.

— Мы, — поворачивается Эйб к слушателям из заднего ряда, — уезжали из этого молла, из его парковочного гаража, ну, вы же знаете, какой он там у них, на тридцать один уровень, и мы ехали и ехали с этажа на этаж, все по стрелкам на полу, а там ведь это не какая-нибудь простая винтовая лестница, а все у них наперекосяк, и, чтобы спуститься ниже, нужно на каждом этаже заехать в угол, и эти углы чередуются по кругу или еще что-то в этом роде. Одним словом, едем мы по этим самым стрелкам, а тут у Сэнди вдруг глаза выпучиваются, вываливаются и болтаются себе на стебельках — ну вы сами такое видели.

Таши и Джим хором кивают и хором же пытаются изобразить это незабываемое зрелище.

— Во-во, — хохочет Эйб. — Оно самое. И вдруг он говорит: «А знаешь, Абрахам, ведь если бы не эти стрелки…» А я говорю: «Ну да, ну и что?» А он говорит: «Тормози! Останавливай машину, я сейчас сбегаю, я там кое-что забыл». Я так и сижу себе в машине, а он возвращается в молл, а потом прибегает с двумя здоровыми банками краски — одна белая, а другая серая, под цвет тамошнего пола. И с двумя кисточками. «Начнем с самого низа, — говорит он, — и никто отсюда вовек не спасется».

— А-ха-ха, ха-ха-ха.

— Лабиринт без нити Ариадны, — комментирует образованный Джим.

— Вот именно, и без всяких шуток! Вы только подумайте, что получается! Одним словом, мы ездили там ездили, и у каждой стрелки Сэнди выскакивает из машины и быстренько ее закрашивает и рисует новую, в новом направлении — совсем не обязательно в обратном, а куда угодно. Ну, мы доезжаем до верхнего этажа, а позади уже сплошные гудки и руготня, и крики. И вот тут Сэнди поворачивает ко мне морду, а на морде этой такое очень удивленное выражение, и говорит эта морда: «Слышь, Эйб, а сами-то мы как отсюда выберемся?»

Психованный хохот Сэнди заглушает посредственные, некачественные смешки остальной компании.

Они едут на юг по Ориндж-трассе, впереди показывается гигантская путевая развязка, построенная на пересечении с трассами на Санта-Ану и Гарден-Гроув — очередной непомерных размеров крендель, скрученный из бетонных лент, опирающихся на тревожно тонкие паучьи лапки опор. Сворачивая на восточное полотно гарден-гроувской, они должны проехать через самую сердцевину узла. Отсюда великолепно видны Санта-Ана на юге, а затем, на севере — Ориндж. Это просто название небольших участков безбрежного океана света, однако теперь, после рассказа Джима, на них интересно посмотреть.

Таши встает, сейчас он похож на буддиста, достигшего просветления, и не говорит, а вещает, передает друзьям сообщение, полученное по прямой линии из космоса.

— В округе Ориндж всего четыре улицы.

— Чего? — негодует Эйб. — Да ты протри очки!

— Платоновы формы, — догадывается Джим. — Идеальные первообразы.

— Только четыре, — кивает Таш. — Во-первых, трассы.

— Да, тут еще я соглашусь.

— Затем — торговые улицы, большие, вдоль которых сплошные автостоянки, а все заведения — за стоянками или прямо на них. Например, Тастин-авеню, вон там, посмотрите. — Его рука указывает на север.

— Или Чапмэн.

— Или Бристольская.

— Или Гарден-Гроув-бульвар.

— Или Бич.

— Или Первая.

— Или Макартура.

— Или Вестминстерская.

— Или Кателла.

— Или Портовая.

— Или Брукхерст.

— Да, да, да! — прерывает их Таши. — Что и требовалось доказать! В ОкО много торговых улиц. Но все они — одна улица.

— А вот интересно, — мечтательно улыбается Сэнди, — если завязать кому-нибудь глаза, покрутить его по округу, чтобы запутался, а потом вывести на одну из этих торговых улиц и снять повязку, — сколько ему времени будет нужно, чтобы понять, куда его привезли?

— До второго пришествия, — уверенно заявляет Таши. — Они же неразличимы. Их же как строили — сделали образец в милю длиной, а потом повторили пятьсот раз.

— Интересная задачка, — продолжает мечтать Сэнди. — Можно сыграть в такую игру.

— Только не сегодня, — опускает его на землю Эйб.