— Это просто счета. Никуда они не денутся…
Она кидает гроссбух на бумаги и отпихивает все к дальнему краю стола.
— Мороженое и, может быть, посмотрим на новые шляпки у миссис Эммет. То что нужно.
Быстрым движением она закрывает секретер на ключ.
Тоби бежит впереди нас, полы его коричневого поплинового сюртучка развеваются. Он нашел длинную палку и раскручивает ее над головой, словно меч. Наши зонтики только украшают, но не защищают от солнца. Кэти обмахивает лицо веером. Ее щеки и шея побагровели. Серо-горчичное платье из шотландки слишком плотное для такой погоды. Наши юбки качаются при ходьбе, поднимая клубы пыли.
— Мороженое в городе. Знаешь, мы могли бы наколоть целую миску льда, у нас же ледник.
Прищурившись, Кэти смотрит на незасеянные поля на ферме Хамфри за кленовыми деревьями. Окна дома черные. Два сына вдовы Хамфри отдали свои жизни в одном из первых сражений. Спотсильвания. На двери так и висит черный бант. Вдова выходит из амбара и, направляясь к курятнику, поднимает руку в знак приветствия. Мы также приветствуем ее. Кэти снова обмахивается веером.
— Ей бы в город переехать. Было бы легче.
— По-твоему, она оставит землю, где родились ее мальчики?
— Она же получает за них пенсию.
— Недостаточно, чтобы отказаться от всего этого. Пенсии едва на еду хватает. Я отдаю тебе пенсию за Бенджамина. Ты же ведешь счета.
— Что ты такая резкая?
— А ты что глупости говоришь?
Я оттягиваю воротник платья. Кружево рвется — невзначай зацепила ногтем.
— Зайду на неделе, узнаю, нужна ли ей помощь.
Тоби тыкает палкой в твердую землю, давит панцири цикад — они устилают землю, прилипли к каменному забору, коре деревьев. Кэти берет меня под руку, подталкивает плечом. Будто мы подруги, будто воспоминания о Лидии можно отбросить в сторону, в траву. Она моргает, взглянув на меня, она знает, что я считаю ее узурпаторшей. Возможно, мне не стоит судить ее так строго. Наоборот, надо выразить признательность за то, что она (с такой легкостью, с такой радостью) бросилась на помощь Лайонелу и Тоби. «Я позабочусь об этой маленькой семье, — написала она вскоре после похорон Лидии. — Продолжай свое благородное дело».
— Извини, — говорю я. — Жарко. Ты знаешь, что меня это утомляет.
— Я тебя прощаю.
Она поворачивает зонтик к солнцу, так что цветочный узор кружева повторяется на дорожке. Выглядывает из-под рюши и спиц и говорит:
— Надо было шляпку надеть.
— Можешь купить шляпку у миссис Эммет.
Она пожимает плечами, веер свисает с руки.
— И тебе новая шляпка не помешает. Но соломенная тебе идет. Хоть она и черная.
Деревья редеют, оставляя грунтовую дорогу беззащитной перед солнцем. Вдоль дороги обшитые досками дома, между ними на веревках сушится одежда. Нижние юбки, и рубашки, и детские платьица. У столба — пока пустая плетеная корзинка для белья. Справа — бутылочно-зеленый пруд при лесопилке. Дом Терренса Маркама отражается в воде, точно белый камень. Отражение такое четкое, что кажется — можно наступить на него и скользить до самой лесопилки на том берегу. Вода переливается через ворота мельницы в канал, обдавая нас холодными мелкими брызгами.
— Здесь ничто не меняется.
— Станцию построили в Хэрроуборо. А промышленность идет за железкой.
Конгрегационалистская церковь [Протестантская церковь в кальвинистской традиции, каждая община конгрегационалистов автономно решает свои дела.] сияюще-белая, а дверь черная, будто церковь знает, что души людей черно-белые. Каурый конь свесил голову из стойла на почтовой станции. Посмотрев на ступеньки церкви, он покачал головой и заржал.
Мы останавливаемся у магазина всякой всячины, где на крылечке и лестнице выставлены оловянные бачки, грабли и плуг. Магазинчик миссис Эммет расположен по соседству. Темно-серый кот со свалявшейся шерстью устроился в тени стиральной доски. Прошипев на Тоби, он тянется головой к его ладони.
— Не трогай его, — говорит Кэти, подбегая к Тоби, и хватает его за руку. — Теперь придется тебе руки мыть.
Она тащит его к колонке у магазина, засовывает руки под кран и давит на рычаг, пока из крана не начинает изрыгаться вода.
— Такие мерзкие животные разносят смертельную заразу. Ты же не хочешь умереть от нее, правда?
Я поднимаю палку, которую мальчик бросил ради несчастного кота, подхожу к ним. Лицо у Тоби побагровело, лишь губы бледные.
— Только давай без истерик, — говорит Кэти, отходя от колонки и стряхивая воду с юбки. — Ты же знаешь, что тогда бывает.
Он моргает. Прижимает руки к бокам, шевелит пальцами.
— Я не буду капризничать.
— Хорошо. — Кэти улыбается и берет его за руку. — Положи палку, Мэрион. Она ему не нужна.
Тоби тащится за Кэти, ждет на площадке, пока она открывает сетчатую дверь.
— Заходи, — говорит она, придерживая дверь, и смотрит на меня: — А ты не зайдешь?
— Подожду здесь.
До почтового отделения всего две двери по коридору, и я быстро отправляю письмо. В сквере напротив три женщины стоят рядышком, так что их шляпки соприкасаются, женщины разбредаются, показывают на что-то в траве. Одна поднимает треугольный знак и втыкает его то туда, то сюда, прикусывает губу, кивает и перебегает с места на место, повинуясь указующим жестам. В одном месте знак остается достаточно долго, и я успеваю прочитать: «В память о наших братьях: здесь будет установлен Памятник павшим воинам, пожертвования собирает Оринда Флауэрс».
Я вздрагиваю, услышав голос Кэти:
— Они хотят установить памятник и фонтан. Держи.
Она протягивает мне рожок из вощеной бумаги с лимонным мороженым и откусывает маленький кусочек от своего. Натягивает на лицо улыбку и машет рукой. Женщины смотрят на нее, но никто не подходит ближе; они снова сбиваются в кучу и указывают на землю.
— Даже если бы я за все это заплатила, они вели бы себя точно так же, — говорит Кэти и откусывает еще кусочек. Поворачивается ко мне, изучая меня своими темными глазами. — Давай сядем за столик у окна. Можем посмотреть, как эти клуши кудахчут по поводу своего памятничка. А ты расскажешь, что за письмо отправила. Ты такая скрытная.
— Вовсе нет. Я попросила доктора Мэйхью встретиться со мной.
— Зачем? Ничего уже не поделаешь, Мэрион. Ничего не поделаешь, только сундук остался. Могла бы просто попросить прислать его.
— Но я не согласна. Ты видела ее, Кэти…
— Да. И не могу забыть.
Взгляд ее возвращается к универсальному магазину на площади. Сводит плечи, будто на ней броня.
Я вслед за ней сажусь за стол, Тоби болтает ногами и пинает меня. Кэти сердито смотрит в окно. О мороженом она забыла, оно тает и капает с бумаги, стекает по ее пальцам.
Усмехнувшись, она задирает подбородок:
— Что это за поклонение мертвым.
Тоби роняет мороженое на деревянный пол. Кэти цыкает и наклоняется убрать его. Ее мороженое капает на юбку, темные круглые капли сахарной воды. Кэти трет ткань салфеткой, предоставив мне убирать за Тоби.
— Только давай без истерик, — говорит он, явно изображая Кэти. — Без капризов.
Кэти растерла каплю в длинные полосы. Она переводит взгляд на окно.
— Вот запру тебя в леднике с пауками, — говорит Тоби.
Он колотит по своему стулу и ожесточенно болтает ногами. Разевает рот и клацает зубами.
— Тоби, — говорю я, — потише.
— Они покусают тебя за пятки, свяжут всю.
Кэти сжимает кулаки:
— Замолчи!
Она хватает его за руку, рывком заставляет подняться и прижимает лицом к юбке, пока пробирается к двери и спускается по ступенькам. Я беру ее зонтик и спешу следом, пытаясь ухватить ее за рукав. Но Кэти почти бежит по дороге, крепко вжав лицо мальчика себе в бедро.
— Перестань, Кэти.
— Гадкий мальчишка.
Говорит она сквозь зубы, слова вырываются резко, раздраженно. Тоби обмяк. Он выскальзывает из ее хватки и неожиданно падает в пыль. Кэти продолжает нестись вперед, отступает только перед телегой, груженной бревнами.
Я протягиваю Тоби руку, но он вздрагивает и отшатывается.
— Вставай.
Он скребет землю пальцами. Кэти разворачивается и быстрыми шагами возвращается.
— Я стараюсь. Давайте все пожалеем друг друга?
Он вдыхает и выдыхает. Три раза. Потом, опираясь на руку, встает. Взгляда от земли так и не отрывает. Не сопротивляется, когда она берет его за руку.
Щеки у него в красных пятнах.
— Ну вот. Угостились мороженым.