— Только глаза! Всё равно ты ничего ими не видишь!
— И что же я не вижу? Просвяти!
— Того, что если у тебя нет человеческих чувств, это не значит, что их нет у других!
— Любопытно… — его тон настолько ледяной, что замораживает воздух. — Значит, настаиваешь, что я тебе "нужен"… И именно из-за этих глубоких чувств ты пыталась сбежать с бала? Из-за них же угрожала убить себя? Тебе не кажется, что у меня нет причин тебе верить?
— А ты и не верь! Я вообще не обязана тебе ничего доказывать! — выпаливаю я. — Без тебя я жила спокойно! И знать не знала этих мучительных эмоций! Это ты, тот кто разрушил мою жизнь! Украл, запер, а потом привёз в Аштарию — будто милость с небес спустил! Я про ловушку не знала, и всё сделала чтобы тебя спасти! Так в чем ты недоволен?!
— Хах! Тебе на пальцах объяснить или сама угадаешь?!
— Если ты про само нападение, так мои родители были в своём праве, ясно!
— В своём праве?! — с угрозой переспрашивает Клоинфарн.
— Да! — Я вздёргиваю подбородок, что выглядит, конечно, глупо. И опасно. Ведь я лежу на кровати, а дракон навис надо мной. Взбешённый моими словами, он смотрит так, будто перебирает в уме способы убийства.
На дне его совершенно чёрных глаз мечется зубастая ненависть. Она, будто раненое животное, рычит и клацает пастью.
— Серьёзно с-с-считаешь, что твои бездновы родственнички были правы?! — шипит Клоинфарн, показывая зубы — такие же острые, как у ненависти в его глазах.
— Да!
Тени в комнате сгущаются, чернильными кляксами наползают на бледное лицо дракона, и я чувствую — они могильным холодом касаются моих щиколоток, тянутся вверх к коленям.
Но тут Клоинфарн дёргает подбородком, будто выдирая себя из омута — и тени отступают. Резко отстранившись, он встаёт на ноги. Смотрит на меня сверху вниз. Лицо мужчины вновь мраморно-белое и только глаза — непроницаемые как безлунная ночь.
Кажется, если у нас был шанс на примирение, прямо сейчас он рассыпался в пыль.
Но это не значит, что я отступлю! Мне надоело смиренно склонять голову! Мне тоже есть что сказать этому наглому мрачному дракону!
— Они хотели спасти меня — своего ребёнка! — я сажусь на кровати, нервно поправляя платье. — Разве любой родитель не поступил бы так же? Но трагедии можно было избежать, если бы ты позволил мне поговорить с ними! Или сам попытался бы с ними объясниться!
Клоинфарн смеётся. Но никому из нас не смешно.
— Объяснить? Я в своём праве! И не обязан ничего объяснять!
— Ну да, конечно! — кипячусь я. — Ведь проще всё и всех уничтожить! Украсть! Запереть! А потом удивляться, что тебя хотят заковать в цепи!
— Ты сравниваешь несравнимое!
— Неужели?!
— Ты была жива, смеялась и танцевала. Но они посчитали равноценным запихнуть меня в ширастовы цепи! — он начинает раздражённо мерить шагами комнату, его голос становится отрывистым, злым. — Мои воспоминания о том времени ещё весьма свежи, они накатывают каждую ночь, едва я закрываю глаза! — он стискивает зубы, цедит сквозь них:
— Драккарова Эйда! Словно вырвать моё сердце этой бешеной было мало! Думаешь, заключение в алтаре — это вроде длинного сна? И близко не похоже! Не слишком-то удобно спать, когда веками заперт в каменном мешке, закопанном глубоко под землёй! Дышать там тоже нечем, но и умереть не получится. Из развлечений — выть, хрипеть или биться головой о плиты, и так лет сто, и ещё сто… И ещё, и ещё! Впрочем, можно создать подреальность — этакий карман для разума, единственный шанс сохранить расползающиеся ошмётки сознания. Из ста лет в нём получится провести треть, а единственным развлечением будет наблюдать, как весело и мирно живут в твоей драгоценной Аштарии, потягивая мою силу, как вино из бокала! Так что у меня накопилось достаточно претензий к твоей бешеной семейке!
На этих словах он сжимает кулак, и я вижу, как плотные чёрные тени обвивают стойку кровати. Она хрустит, подламывается и со стуком падает на пол, а дракон останавливается напротив меня. Свет луны отражается в его чёрных глазах зловещими огнями.
У меня в груди делается так тяжело, будто лёгкие стали каменными. Всё это ужасно! То, что он пережил — настоящая агония длиной в тысячу лет! Но… что могу сделать я?
Опустив голову, сжимаю пальцами одеяло. Мой голос глухой, будто доносится из медной бочки.
— Мне жаль, что с тобой так несправедливо поступили, Клоин. Это жестоко! И неправильно! Но это не мои родители заперли тебя! И это не я виновата! Теперь всё в прошлом, так почему нельзя просто жить? Просто… любить?
Дракон дёргает углом рта и растягивает губы в саркастичной ухмылке.
— Жизнь… Любовь… они мне в бездну не сдались! Я желаю мести. И только она меня насытит!
— А я? При чём тут я?! — выкрикиваю с отчаянием.
— Ты — мой главный козырь. И та, кто за всё ответит.
— Хах! Отвечу? Лучше иди и выскажи свои претензии Эйде! Она как раз тут где-то бродит!
— Пожалуй, ты права. Пойду и выскажу! — но вместо того, чтобы уйти, дракон угрожающе надвигается на меня. Я испуганно отползаю на другую часть кровати, но позади раздаётся шипение. Спину вдруг обнимают плотные тени, резко подтягивая к Клоинфарну.
Тот выглядит совершенно безумно! Будто бог смерти спустился на землю! Лицо тёмное, взгляд — безжалостный. Обхватив мой подбородок ледяными пальцами, дракон наклоняется ко мне.
— Отпусти! — шиплю, вцепившись в его руку. — Ты меня с Эйдой перепутал?!
— Ты правда ещё не поняла? — притворно удивляется он. — За все эти дни не догадалась?
— О чём?
О чём?! О чём?! О чём?!
— Адель… Ты и есть Эйда, — говорит он.
Эти слова взрываются в моей голове, будто ими выстрелили в меня из пушки. Я открываю рот, чтобы возразить, но мысли ускользают. В животе становится пусто-пусто.
Я Эйда?!
ЧТО ЗА БРЕД!
— Это чушь! — выдавливаю я. — Зачем ты врёшь?!
Дракон ухмыляется — нагло, остро, горько. Между его заострённых зубов мелькает изменившийся раздвоенный язык. Мужчина проводит пальцем по моей губе, а потом, наклонившись, целует — ласково, мягко… жутко. Отстранившись на расстояние дыхания, говорит тихо-тихо, но в моей голове его слова гремят грозовыми раскатами.
— Вместе. Навек и навсегда… моя желанная и ненавистная жена.
А потом Клоинфарн выпрямляется, разворачивается… и уходит.
Я вздрагиваю, когда дверь хлопает за его спиной.
Глава 4
***Клоинфарн
Дверь хлопает за спиной, коридоры вьются, и вот я уже в правом крыле. Взбегаю на третий этаж. И сгибаюсь пополам, хватаюсь за перила, чтобы не упасть, не покатиться вниз по ступеням, будто жалкий смертный, не устоявший на ногах.
Прикладываю руку к груди туда, где пустоте гудит и захлёбывается болью ледяное, расколотое… ничто.
В памяти мечется образ… Хрупкие ключицы, тонкие запястья. Адель лежит в лунном свете — беззащитная, доступная, желанная. Ненавистная. Та, с кем связана моя душа. Искусанные губы — алые как кровь, их хочется смять поцелуем, чтобы не слышать их сладкую ложь. Её пушистые ресницы дрожат, они мокрые от слёз, широко раскрытые глаза смотрят с ужасом.
“Зачем ты врёшь?” — кричит Адель.
Эхо её слов множится в осколках моего сознания.
“Зачем-Зачем-Зачем?!”
Дум-дум-дум — колотится в груди, и каждый удар ржавым гвоздём вонзается под рёбра. Внутренний зверь очнулся ото сна и мечется в цепях воли, желая уничтожить ту, что предала его. Тени облепили лицо и руки, проникая в разум, кромсая то, что от меня осталось.
Если отключусь — то…
Нет, есть способ прийти в себя.
Мотнув головой, иду по коридору, хотя всю мою суть тянет обратно — туда, где на простынях лежит девушка с искусанными губами, с глазами цвета молодой листвы, с нежной кожей, чей жар я до сих пор ощущаю на кончиках пальцев.
Шепнув заклинание, отпираю замок, толкаю дверь в спальню и шагаю в её сумрачные объятия. Затхлый запах заполняет лёгкие. Лунный свет проникает между тяжёлых бархатных штор, отражаясь в полированных изгибах мебели.
— Клоин, — раздаётся от кровати мелодичный голос.
Эйда, она уже здесь. Ожившее прошлое в его ледяной неотвратимости. Сминая коленями шёлковую ночнушку, Эйда выбирается из кровати, её светлые волосы разметались по плечам, ласковая улыбка сулит наслаждение.
Я иду к ней — будто зверь, которого тянут за цепь. Каждый мой шаг преображает комнату. Исчезает пыль, потрёпанная мебель обретает свой первозданный вид.
Опустив на пол голые ступни, Эйда тянет ко мне руки.
Как и всегда.
Подходит, ласково обнимая.
Как и всегда.
Переплетает наши пальцы, шепчет:
— Ты нужен мне… по-настоящему нужен.
Каждый раз одни и те же слова, одни и те же жесты. Прошлое неизменно.
Я пытаюсь отыграть роль, ответить, как отвечал тогда, но скулы сводит, мышцы скручивает, моё лицо меня не слушается. Внутри меня ледяная пустыня, а что я чувствовал тогда — уже не вспомнить.
— Клоин, я люблю тебя, ты же знаешь?
Сердце стучит оглушая. Убивая изнутри. Кажется, будто я слышу треск собственных рёбер.
— Знаю, — отвечаю я и не узнаю свой голос. Он пустой, измученный… Я слишком хорошо помню, что будет дальше. Но это единственный способ успокоиться. Выдрать себя из липких иллюзий.
