Убедившись в этом, я отправился в свою спальню, оделся и тщательно побрился, после чего вызвал Ларримера и сообщил:

— Я еду в полицию. Буду к обеду.

— Но, сэр… — Вот теперь Ларример выглядел по-настоящему ошарашенным. — А как же завтрак?!

— Я не голоден! — отрезал я и, видя потрясение на лице дворецкого (утренний туалет и завтрак — священный ритуал), объяснил уже мягче: — Нужно немедленно принять меры, чтобы ночное происшествие не повторилось. Понимаете, Ларример?

— Да, сэр! — потерянно согласился он. — Но что я скажу Мэри? Она так старалась!

— Думаю, ее старания оценит Сирил, — натягивая перчатки, через силу усмехнулся я. — И вызовите мастера, пусть выяснит, что случилось с проводкой!

— Да, сэр! — У Ларримера был такой вид, словно у него на глазах рушились основы основ. Мне даже пришлось просить его подать трость и зонтик (утро выдалось ненастное)…

Инспектор Таусенд, улыбнувшись, встал мне навстречу.

— Виктор, как я рад вас видеть! — Кажется, он искренне мне обрадовался. — Надеюсь, вы опять приглашаете меня на чай? Или на этот раз будет пикник?

— Увы, — развел руками я. — Я бы рад, Джордж, но на этот раз повод для визита более серьезный.

— Что случилось? — резко посерьезнев, поинтересовался инспектор. — Да вы присаживайтесь, Виктор, не стесняйтесь. И рассказывайте!

— Благодарю, — отозвался я, устраиваясь на потертом стуле. — Видите ли, сегодня ночью совершено нападение на мой дом.

Инспектор издал какой-то нечленораздельный звук, но на мой вопросительный взгляд только махнул рукой. Мол, продолжайте.

— Посреди ночи какие-то негодяи принялись бросать камни в мои окна… — по порядку рассказывал я, однако Таусенд меня перебил.

— Кто-то пострадал? — живо спросил он.

— Да! — скорбно подтвердил я. Инспектор привстал и открыл рот, а я закончил: — Мои питомцы!

— Э, — очень глубокомысленно произнес Таусенд, затем плюхнулся обратно и ухмыльнулся: — Питомцы, значит?

Моей скорби и негодования он определенно не разделял.

— Именно! — холодно произнес я.

— Ну-ну, Виктор, не обижайтесь! — тут же пошел на попятный инспектор, смекнувший, что его реакция меня обидела. — Просто вы так сказали, как будто пострадал ваш дворецкий или там кухарка.

Я хотел было возразить, что мои питомцы ничуть не хуже людей, однако, поразмыслив, не стал. Кактусы не могут разговаривать, да и приготовить завтрак или отгладить рубашку не сумеют. Я заставил себя успокоиться и заметить спокойно:

— Даже если так, моему имуществу причинен существенный ущерб. И, я надеюсь, вы не откажетесь принять от меня официальное заявление.

— Не откажусь, конечно, — раскуривая извлеченную из ящика стола сигарету, согласился инспектор. Он затянулся, выпустил изо рта дым и произнес задумчиво: — Посреди ночи, вы говорите?

Я кивнул, подтверждая. Инспектор вздохнул, сделал еще несколько затяжек и признал неохотно:

— Мы вряд ли найдем, кто это сделал. Раз дело было ночью, свидетелей, скорее всего, не найдется. А мало ли кто из пьяниц или там мальчишек мог похулиганить?

— Пьяниц? — едко переспросил я. — Оранжерея у меня в мансарде, туда не каждый трезвый камень добросит!

— Ну, — чуть стушевался Таусенд, потом нашелся: — Значит, точно мальчишки! В бросках там соревновались или еще что…

— Мальчишки посреди ночи в таком тихом и пристойном районе? Извините, инспектор, как-то мне в это не верится!

— Не кипятитесь, Виктор! — примирительно подняв ладони, попросил Таусенд. — Я всего лишь пытаюсь понять, кто это мог быть.

— Я знаю, кто это был, — промолвил я спокойно.

— И кто же? — Инспектор впился в меня острым взглядом, позабыв даже о сигарете.

— Помните ту сцену у моей тетушки и рассказ миссис Вашингтон? — начал я.

— Такое забудешь! — искренне ответил инспектор. — Постойте, вы хотите сказать…

— Да, — подтвердил я. — Теперь они переключились на меня.

На лице Таусенда читалось искреннее недоумение. Он разрывался между доверием ко мне лично и недоверием к моим словам.

— Нет, не может быть, — потряс он головой, отчего тщательно уложенные усы и бакенбарды воинственно распушились. — Вы-то тут при чем? У вас же дом в городе, а не поместье!

— Тетушкино имение в действительности принадлежит мне, — сообщил я любезно. — И как только этим… людям стало об этом известно, они тотчас же взялись за меня.

Инспектор, спохватившись, взял уже почти потухшую сигарету и заговорил, только докурив.

Конец ознакомительного фрагмента