— Ну, Чайка, — весело спросила она, когда тот принес нехитрое угощение, — когда я услышу поэму о моих подвигах?

— Какую еще поэму, шади?

— Ну хорошо, хотя бы пару стихов, прославляющих мои деяния. Так нечестно, в конце концов: про Даллаля и прочих ты сочиняешь, а про меня не желаешь!

— Так ведь ты, шади, ни в чем скверном не замечена, — выкрутился Чайка.

— Неужели? Я ведь якшаюсь с джаннаями и прочими странными существами, а еще, как болтают на базаре, едва не разрушила дворец рашудана, когда тот повелел мне пасть перед ним ниц.

— Что, правда повелел? — удивился я.

— Я же говорю — болтают, — вздохнула Фергия, щелкая орехи.

— А что там на самом деле случилось? Может, скажете наконец? Чайка, ты-то хоть не молчи!

— Шади чуть не разнесла дворец, — ухмыльнулся он, подливая нам ойф. — Вот это чистая правда. А с чего все началось и чем закончилось, пускай шади сама говорит. Я только зарево видел. В Нижнем городе так перепугались, что чуть не кинулись в пустыню среди ночи. Я бы и сам удрал, да жена вовремя про пустынных падальщиков напомнила.

— Чем она тебе напоминала-то, сковородой или котелком? — поинтересовалась Фергия. Судя по всему, успела уже познакомиться с супругой нашего поэта. Она общительная, в отличие от Флоссии.

— Не разобрал в темноте, — признался Чайка и потрогал макушку. — Но звенело знатно…

Глава 2

— Фергия, ойф уже скоро закончится, а вы так и не перешли к рассказу, — напомнил я.

— В самом деле… — Она поерзала, поудобнее поджала скрещенные ноги и начала: — Дело было так… Вы же помните, я пообещала старшему придворному магу, как его?…

— Руммалю?

Будто она сама не помнила имени… Но, видно, подхватила такую манеру рассказывать у адмарцев.

— Да, ему. Так вот, я пообещала ни за что не вмешиваться в дворцовые дела, если меня не попросит сам рашудан.

— Но вмешались, и неоднократно, — кивнул я. — Хотя вас не просили.

— Просили, но не рашудан. Сперва главный советник, потом наследники престола… Одним словом, нужно было как-то утрясти это недоразумение. Конечно, я хозяйка своему слову: хочу — даю, хочу — беру обратно… Но в чужих краях нужно соблюдать хотя бы видимость приличий, верно? — без тени улыбки произнесла Фергия.

— Гм… да. Вы что, хотели, чтобы рашудан как бы… дал вам все эти поручения задним числом? Формальности ради?

— Вроде того, только не знала, с какого бока к нему подступиться. Вернее, ходы-то есть, только как его убедить? Он же не помнил, что творилось той ночью, — напомнила Фергия, а я невольно улыбнулся.

Да уж, такое зрелище не забывается: сонный рашудан, сидя под сливами в цвету, декламирует стихи собственного сочинения…

— Так вот, помнить-то о ночном путешествии он не мог, Лалира постаралась, — продолжала Фергия. — А вот цветущие и не увядающие ветви сливы узнал. И пожелал узнать, откуда они взялись в покоях и не обманули ли его тридцать лет назад, сказав, что Маддариш погиб.

— Подозреваю, гнев рашудана обрушился на главного советника? — сообразил я.

— На кого же еще? Ларсию, знаете ли, очень были не по душе отлучки рашудана в заколдованный оазис. Не сомневаюсь, если бы он мог, то непременно прикончил бы Мадри-Маддариша. Но он не мог, — ухмыльнулась Фергия, — хотя, как выяснилось, неоднократно пытался и платил за голову торговца большие деньги. Только у того была Лалира, сами знаете…

Еще бы! Когда тебя охраняет джанная, привязанная не заклятиями, не цепями, а любовью, ни один наемный убийца не сумеет даже близко подойти, а и подойдет — не обрадуется.

— Надеюсь, Ларсию не поздоровилось? Ну, когда все это всплыло?

— Рашудан кинул в него туфлей, — ответила Фергия. — У него на удивление верный глаз, несмотря на все излишества, так что он попал советнику точно в лоб, и у того выросла изумительная шишка, почти как у зверя-однорога, только фиолетовая.

— Ну повезло советнику, рашудан мог бы повелеть казнить… — пробормотал я.

— Так он и повелел. Только сыновья схватили его за обе руки и принялись убеждать, что Ларсий Адмару еще пригодится. Даже не знаю, кто сильнее удивился — рашудан или сам Ларсий.

— Погодите, это что, все при вас происходило?

— Конечно, иначе бы откуда я знала такие подробности?

— Ладно, вернемся немного назад… — я постарался говорить спокойно. — Как вас занесло во дворец?

— Так рашудан пригласил, — удивленно сказала Фергия. — Неужели не понятно? Вернее, он прислал гонца и повелел прибыть, ну так я не гордая, собралась да поехала. А то когда еще дворец изнутри увидишь?

Ну конечно! Не надо быть великим мыслителем, чтобы сообразить: если рашудан вспомнил цветущие в неурочное время сливы Мадри, то наверняка велел узнать, что теперь происходит в оазисе. Ему и доложили, что теперь там хозяйничает колдунья с Севера, ее он и призвал пред свои очи. Вот я балбес! Не иначе, весенним ветром все мысли из головы выдуло…

— Что это ты, шодан? — спросил Чайка, когда я в досаде хлопнул себя по лбу. — Мух вроде нету…

— Не обращай внимания, это он так мозги на место ставит, — хихикнула Фергия. — Что, дальше рассказывать?

— Конечно!

— Я приехала, представилась чин по чину… Руммаль и его помощники, конечно, скорчили недовольные рожи, но им слова никто не давал, — с удовольствием сказала она. — В некоторых отношениях Адмар мне нравится даже больше Арастена: там покуда договоришься с Коллегией магов о чем-то существенном, дюжина потов сойдет, а тут рашудан ногой топнул, туфлей кинул — и все стало, как он желает!

— Если его самого не заколдуют, — вставил Чайка.

— Э, не так-то это просто, я уже разузнала. Чародеи спят и видят, как бы выслужиться, а потому следят друг за другом и за придворными в оба глаза. Там такая яма со змеями, какая Коллегии и не снилась, — покачала головой Фергия. — Конечно, если зреет большой заговор, то скольких-то чародеев сумеют переманить, но и то… Уж скорее они отойдут в сторонку и станут ждать, кто победит, а потом поклянутся в верности новому рашудану.

— Так и случилось, когда на золотой трон сел нынешний правитель?

— Ну да. Руммаль прекрасно помнит те времена… Эх, расспросить бы его подробнее, да он даже смотреть в мою сторону не желает! Впрочем, я опять отвлеклась…

— Вы все время отвлекаетесь, — проворчал я и встал, чтобы пойти на кухню: на дне ойфари осталась одна жижа, а разговор грозил затянуться.

— Погодите! — Фергия поймала меня за штанину, и я от неожиданности уронил посудину. Ей ничего не сделалось, медной-то, хотя звона было много, только остатки ойфа живописно расплескались по камням. — Ну вот, а я хотела попросить какое-нибудь блюдо… теперь уже не надо.

— Это вы о чем? — осторожно спросил я, подобрав ойфари.

— Осторожно, не наступите, — шикнула она, встала на четвереньки и принялась всматриваться в темные пятна, подсвечивая себе волшебным огоньком.

— Да объясните вы, в чем дело!

— Это гадание такое, — пояснил Чайка, — Хаксют мне рассказывал. Надо вылить жижу и смотреть, какие получатся фигуры. Только это ерунда, потому что вот то пятно, как по мне, похоже на собаку с большими ушами…

— А по-моему, на осла…

— Так а я о чем, шодан? Все разное видят, а гадатель может толковать, как ему удобно. В смысле, за что больше заплатят.

— Ну тебя с твоими теориями, — беззлобно сказала Фергия. — Гляди лучше: вот однозначно дракон!

Мы присмотрелись, переглянулись и кивнули. Действительно, самое большое пятно было очень похоже на мой силуэт, каким я мог увидеть его на песке в солнечный день или лунную ночь.

— Это какие-то ворота, шади? — ткнул пальцем Чайка. — Только на городские не похожи, те другие совсем.

«Кровь крылатого закроет врата», — вспомнил я слова пророчества и невольно вздрогнул. Да ну, ерунда какая!

— А вот это что за кляксы? — указал он на потеки там, где ойфари подпрыгнул на камнях, расплескивая остатки содержимого.

— Если смотреть с моего места… — Я невольно сглотнул. — Они похожи на языки пламени.

— А с моего — на полосы тумана, — пожала плечами Фергия.

«И Адмар исчезнет, как исчезают миражи», — снова припомнил я.

— Говорю же, выдумки все это, — подытожил Чайка и пошел за тряпкой. — Что захочешь, то и увидишь.

— Вот именно! — загадочно произнесла Фергия и тут же пояснила: — Знаешь присловье: у кого что болит, тот о том и говорит? Сообразил, нет?

— Хочешь сказать, шади, если у кого есть тяжелые думы, те первыми на ум приходят?

— Почему сразу тяжелые? Может, наоборот, радостные — о свадьбе, о детях, о хорошей выручке, мало ли… Ты вот точно думал только о том, что снова пол мыть придется, поэтому для тебя эти пятна — просто пятна. А я давно размышляю о крылатых, их и вижу.

— Шади, а если отсюда смотреть — это морская птица, — сказал наш поэт, остановившись над большим пятном. — Или летучая мышь. Или вообще бабочка.

— Хм… И правда, — согласилась Фергия, присмотревшись. — А вот в тех потеках Вейриш отчего-то увидел языки пламени.

— Так я думаю о том, что творилось во дворце. Вы же никак до этого не доберетесь, — напомнил я. — Там, говорят, огонь стоял до небес, вот он и не дает мне покоя.