Илона Волынская, Кирилл Кащеев

Поймать звезду

Глава 1. Из виллис в Жизели

— Ритка! Ты в школу ходить собираешься — ну хотя бы изредка! — угрожающе нависая над девчонкой процедила Зоя Павловна.

— Когда, Зой-Пална? — невозмутимо продолжая краситься осведомилась Ритка. — Чего вы, издеваетесь, когда мне в школу? Жизели У меня утренняя репетиция, потом дневная, потом спектакль! Когда мне экзерсисы у станка делать? Вы еще велите в общеобразовательную ходить — домашнее задание по математике выполнять! — и Ритка визгливо засмеялась, явно предлагая присоединиться к веселью.

— Могилева, например, ходит, — кивая на Настю, сказала Зоя Павловна и уточнила, — В общеобразовательную.

Настя смущенно потупилась — но похвала-то заслуженная! Большинство балетных, начиная выступать, и в нормальную школу не успевали, а уж на общеобразовательную забивали полностью. Но только не Настя! Всего два месяца назад честно заходила! На литературу! Чего там, правда, читали, она не помнила — вечерняя репетиция закончилась около часу ночи, так что она уснула, положив голову на парту, а проснулась от завораживающего запаха горелых котлет из школьной столовой! Хорошо, что снова надо было на репетицию бежать — а то б точно не выдержала, сожрала. Хотя бы половинку. А кто знает, может, и целую котлету!

Ритка прекратила накладывать румяна и смачно откусила от бутерброда с колбасой. Нервно морщась, Настя отвернулась — вот зараза! Ну почему Ритка может хомячить, что угодно — все в танец уйдет, а она, Настя, работает не меньше, а кажется, даже от яблок толстеет! И ведь специально на глазах жрет — издевается!

Словно подтверждая догадку, Ритка поглядела на Настю через зеркало — и выразительно куснула снова.

— Математика никому не нужна, все равно после «раз-два-три» приходится счет заново начинать, — согласилась Зоя Павловна, — Но я вчера видела как ты плие [* приседание на двух или одной ноге. Гран плие — глубокое приседание до предела, с отрывом пятки от пола; деми плие — не отрывая пяток от пола.]* делала — ни к черту! На прыжке коленку плохо спрямляешь, ручки в локотках не выворачиваешь — не держишь тело! — глядя на Ритку в упор, рявкнула хореограф. — Почему Могилева является на уроки — пусть не каждый раз, пусть изредка, но находит же возможность у станка поработать! — а ты нет? Звезду поймала, девочка?

— А это потому, что Могилева главных партий не репетирует, вот у нее времени и побольше! — со свойственным ей невозмутимым нахальством объявила Ритка.

Настя немедленно захотелось запустить коробку с гримом ей в голову.

— Говоришь, главных партий не репетирует? — прицельно сощурилась хореограф — похоже, ее достали всерьез. Было за Зоей Павловной такое свойство — то все ничего, но если разозлить… не, лучше сразу к осветителям прятаться, авось не найдет! — Вот сегодня и начнет! Могилева! — от крика Зои Павловны баночки на гримировальном столике задрожали, — Жизель [* «Жизель» (полное название «Жизель, или Вилисы», фр. Giselle, ou les Wilis) — балет французского композитора Адольфа Адана по легенде, пересказанной Генрихом Гейне.]* сегодня танцуешь ты! — и сдернув костюм с вешалки, она швырнула его Насте.

— Но… — выпутываясь из накрывшей ее пачки, пробормотала Настя, — Сегодня же прогон! С худсоветом!

— Совершенно верно! — злорадно косясь на Ритку, отчеканила Зоя Павловна.

— Но… Кто танцует на прогоне, тот и на премьере… — задыхающимся шепотом пролепетала Настя.

— Вот именно! — энергично припечатала Зоя Павловна.

— Но главный балетмейстер сказал… — Ритка наконец перестала краситься и уставилась на Зою Павловну растерянно — похоже, до нее дошло, как она нарвалась. Только поздно.

— Уверена, Александр Арнольдович меня поддержит! — сообщила Зоя Павловна, решительно поворачиваясь на каблуках. Никто не сомневался, что поддержит — когда на Зою Павловну накатывало, с ней даже директор спорить не решался, а уж родной муж… Дверь за хореографом захлопнулась.

— Ты! — ненавидяще выдохнула Ритка, всем корпусом поворачиваясь к Насте.

Дверь снова распахнулась — с тем же грохотом, что и захлопнулась:

— Могилева! За сценой переоденешься! Пока эта змея тебя не сожрала! — скомандовала из коридора Зоя Павловна.

Прижимая к себе костюм, Настя ринулась вон из гримерки. Она бежала по коридору, звонко стуча в линолеум босыми пятками и в ушах у нее в такт барабанной дробью гремело: шанс, шанс, шанс! Твой шанс! Премьера «Жизели» ее, Настина! Этого у нее уже никто не отнимет!

За сценой Кумарчик, уже одетый в костюм графа Альбера, окинул Настю пренебрежительным взглядом:

— Что еще за новости?

— Зое вожжа под хвост попала, — сквозь зажатые между зубами булавки прошамкала подоспевшая костюмерша, — Ритка на занятия не ходит, вот она и взбеленилась!

— Мне все равно, кого тягать! — издевательски процедил Кумарчик.

Все говорили, что Кумаров — отличный партнер. Что у него прыжок, пластика, что он лучший из молодых, с ним в поддержке надежно, как на полу! Слишком много говорили — звезду Кумарчик поймал давно и прочно, еще с тех пор как на выпускных спектаклях первые партии получал!

— Неправильно себя в поддержку подашь — уроню! — наклоняясь к Настиному уху, прошептал Кумарчик.

Спасибо. Подбодрил. Уронить — не уронит, сам побоится на прогоне перед худсоветом опозорится, но пугнет так, что мало не покажется! Наш звездный мальчик и раньше был ба-альшая кака, а после того как на конкурсе Сержа Лифаря третье место занял, вообще хоть вешайся! Только не ему на шею!

— Тебе все равно, а мне теперь мучайся! — пробубнила костюмерша, и кинув на Настю неодобрительный взгляд, с треском распорола корсаж костюма и принялась его наскоро переметывать.

Настя чуть не заплакала — она же не виновата, что у нее грудь больше, чем у Ритки! А тут еще сама Ритка, легка на помине, приперлась — в Настином костюме Мирты, повелительницы виллис!

— Парни, носки не одолжите — подложить! — демонстративно оттягивая обвисающий на груди корсаж, на всю сцену осведомилась Ритка, — А то я из платья этой коровы во все дырки вываливаюсь!

— Как же я ненавижу наш театр! — с чувством сказала Настя.

— У тебя всегда есть выбор — иди танцуй в ресторан! — хладнокровно сказала костюмерша, снуя с иголкой вокруг — кончик иглы то и дело больно колол кожу. — Дура! — закрепляя нитку, неожиданно доброжелательно прошептала она, — Тебе-то чего ненавидеть… Вот им! — и едва заметным движением подбородка указала на торчащих у левой кулисы пенсионерок. Обе старухи точно почувствовали, что о них говорят — метнули на девчонку недобрые взгляды и дружно повернулись спинами, взметнув длинные полупрозрачные юбки виллис из кордебалета — массовки танцующих призраков. — Им по тридцать пять, — придвигаясь поближе к Насте прошептала костюмерша, — Сама понимаешь, в балетном деле это уже пенсия. Мало кто может как наша Анечка Дорош — в сорок два в Париже классику танцевать! А ведь они никогда, даже на школьных выпускных не получали главные партии… — шепот костюмерши щекотал Насте ухо, — Всю жизнь — четвертый лебедь в пятом ряду!

— Спасибо, — торопливо отводя глаза от старушек, пробормотала Настя. Она была и впрямь благодарна! Она сделает все, что нужно и даже больше… Она сделает что угодно! Но она никогда не станет… как эти! И она снова с испуганной брезгливостью покосилась на бабулек.

— Ритка! Тьфу, Настя! — как всегда встрепанная и хлопотливая мимо пронеслась кудрявая Милочка — театральный помреж, — Давай в кулису! Начинаем!

— К концу первого акта я под тебя второе платье переделаю, — костюмерша ободряюще улыбнулась девчонке, — Хорошего на премьере желать нельзя — так что ногу тебе сломать… и пожалуй, башку проломить!

В зале погас свет — и тихо запели скрипки. Суровые мужчины и женщины в первом ряду — худсовет театра — перестали шушукаться и выжидательно уставились на сцену.

— Могилева, па-ашла! — тихо скомандовала Милочка, в своей режиссерской будке щелкая тумблерами экранов, на которые натыканные вокруг видеокамеры передают все, что делается на сцене и за кулисами.

Настя вскинула руки — и скользнула на сцену, изо всех сил стараясь выкинуть из головы белую от бессильной ненависти Риткину физиономию.

Тяжело дыша, Настя снова стояла в кулисе, обеими руками ловя под перешитым корсажем безумно колотящееся сердце. Позади было все: и любовь, и ревность, и предательство, короче, весь первый акт, и оскорбленная Жизель только что сошла с ума и пала мертвой!

— Хорошо! — с удивлением, словно и не ожидала от Насти такого, сказала поджидающая ее в кулисе Зоя Павловна. — Даже совсем хорошо! И Кумарчик тебя хвалит!

А вот это и впрямь удивительно!

— Ну, во всяком случае не сильно много гадостей говорит, — честно уточнила хореограф, — Надо подумать… — и она пошла прочь, бормоча что-то себе под нос, — Что встала! На второй акт одевайся! — обернувшись через плечо гаркнула Зоя Павловна.

Из скрытого позади кулис «кармана» сцены выскочила костюмерша.

— Над чем она думать собралась? — шепотом спросила Настя, расправляя белые полупрозрачные складки костюма призрака.

Костюмерша помолчала — и наконец неохотно пробормотала:

— Помнишь, Леночке Матвейчук, приме нашей, позавчера на спектакле плохо стало? Так вот, никакое это не отравление. Ну что не понятно? — прикрикнула она, увидев Настин недоуменный взгляд, — Малыша она ждет! Сама знаешь, что из этого следует… — и подхватив свою коробку с шитьем, она торопливо направилась прочь, оставив в кулисе застывшую в ошеломлении девочку.