Глава 5

Легко в учении, но тяжело в бою

Первый же минус своей учебы в колледже я обнаружил буквально через неделю занятий. До школы мне было идти три минуты, а теперь я тратил на дорогу больше часа. Сначала 20 минут на автобусе до метро, потом полчаса в подземке, а затем еще четверть часа топать ножками. Удивительно, но на этом недостатки закончились.

Обучение не потребовало вообще никаких усилий. Мой физматовский лицейский бэкграунд позволял мне не заморачиваться ни с домашними заданиями, ни с новыми темами. Все, что объясняли нам на первом курсе, шло в соответствии с базовой школьной программой, которую я знал как «Отче наш» после своего сильного класса.

И это понимание придало мне большую уверенность, которая, опять же к моему удивлению, вызвала живой интерес к учебному процессу. На каждом занятии я первым тянул руку.

Постепенно я восполнил все свои школьные пробелы. Стал с удовольствием выполнять домашние работы и даже почитывал дополнительную литературу. Каких-то специальных предметов, приближающих меня к морскому приборостроению, пока не было, так что я, откровенно говоря, кайфовал.

Однако главное достижение ждало меня впереди: в конце года я, вечный троечник, получил зачетку, в которой была только одна четверка по русскому языку, остальные отметки — пятерки. Чтобы подчеркнуть свой успех, скажу к слову, что средняя успеваемость на нашем курсе была на уровне тройки.

С сокурсниками тоже все складывалось хорошо. На моем потоке было шесть групп по пятнадцать человек в каждой. Само собой, Денис, Вовка, Макс и Артем учились вместе со мной. К тому же в моей группе были еще четверо ребят с нашего двора. Так что адаптация к новому коллективу прошла быстро и спокойно.

Через месяц в нашу аудиторию зашел классный.

— Ребята, нам нужно выбрать старосту и культорга группы! — деловито сказал он.

Все тут же обернулись на меня.

— Кудинова, конечно, — хохотнул Паша Миронов. — Он у нас главный активист и специалист по всем вопросам.

Его поддержал Денис.

— Абсолютно с вами согласен, ребята, — расплылся в улыбке классный. — Я и сам хотел предложить вам кандидатуру Кирилла.

Так мне добавилась еще и общественная нагрузка. Странно, но и она мне тоже нравилась: я с энтузиазмом договаривался о необычных экскурсиях и походах, организовывал различные мероприятия в колледже. Приятным бонусом к моему статусу стала повышенная стипендия.

Отец пришел с первого родительского собрания довольный как слон.

— Сын, иди чаю попьем, — услышал я в своей комнате его голос из кухни.

Я пришел и стал помогать маме накрывать стол. Но тут папа встал и достал из шкафчика бутылку коньяка.

— Хотя, мать, по такому случаю не грешно и по пять капель принять, — улыбнулся он от уха до уха. — Давай, сын, тащи рюмки.

Я метнулся за ними в комнату к серванту, удивляясь столь бурной радости отца. Тот же, разлив коньяк, поднял свою рюмку:

— Ну что, сын, за тебя! Мо-ло-дец! Достойно начал взрослую жизнь!

Папа чокнулся стопками с мамой, они выпили, а я глотнул свой чай. Спиртным я не увлекался, да и родители мне никогда не наливали.

— Саш, ну расскажи по-человечески, что там было, — взмолилась мама.

— Целый час слушал дифирамбы нашему сыну, — с гордостью сказал папа. — Кирилл у нас лучший ученик в группе. Никаких вопросов к нему нет. Так что на следующие собрания мне сказали не ходить. Вот так-то, мать!

— Умница, сынок! — с любовью посмотрела на меня мама и погладила по руке.

Конечно, я был в эйфории. Но еще большее удовлетворение у меня вызвал тот факт, что и отец мною тоже гордится. А это дорогого стоило. Папа для меня был безусловным авторитетом. Я равнялся на него и хотел быть на него похожим. Поэтому его редкая похвала стала для меня лучшей наградой.

И все же, несмотря на блестящую «карьеру» в колледже, я отчаянно скучал по школе и своим одноклассникам. И не только потому, что у моих сокурсников были откровенно другие приоритеты: кого-то из них волновала выпивка, кого-то — девочки и длительные загулы, а кто-то просто протирал штаны в ожидании диплома. У нас не было ни общих интересов, ни увлечений и, само собой, какого-то общего будущего. Так что я по-прежнему проводил свободное время с одноклассниками. Но и там меня ждало горькое разочарование.

Как-то раз я пришел на день рождения одноклассника из моего родного 10 «А». Ребята мне откровенно обрадовались и засыпали вопросами.

— Кирыч, с ЛЭТИ покончено? — обожгла меня внезапная фраза.

— Не-не, я с вами через два года, — быстро ответил я. — ЛЭТИ форева! После второго курса буду поступать!

— Молоток! Давай обязательно. Будем потом все в одном большом двенадцатом «А», — хихикнул кто-то.

А потом ребята стали восторженно обсуждать свой недавний поход куда-то под Лисий Нос, где с кем-то что-то произошло. Но я не понимал их обрывистых комментариев, вызывавших бурный хохот одноклассников. Я становился чужим среди своих. И этот печальный, но вполне логичный факт вызывал у меня горечь.

Несмотря ни на что, электротехнический институт был моей главной целью. Поэтому на втором году обучения я записался на четырехмесячные подготовительные курсы при ЛЭТИ.

И тут меня снова постиг жестокий удар. Я вновь оказался в шкуре троечника.

В институтскую аудиторию нас, будущих абитуриентов, набивалось по 50 человек. Преподаватели загружали знаниями, уровень которых значительно превышал мой лицейский запас и скорее приближался по сложности к первому курсу института. Задать лекторам вопросы было невозможно из-за взятого ими ритма и нашей многочисленности. Были занятия, на которых я понимал только отдельные слова.

Но последней каплей стала обернувшаяся ко мне незнакомая девчонка:

— А ты за сколько минут доказываешь теорему Лагранжа? — высокомерно спросила она.

— Чего? — не понял я.

— Ты что, ничего не знаешь о конечных приращениях? — окинула она меня презрительным взглядом.

— Нет, нас не учили, — буркнул я.

— Ты что, с Урала? — сузились ее глазки. — Нам даже теорему Ферма преподавали.

— Где это ее преподают? — усмехнулся я. — И кстати, ее что, уже доказали?

— В 239-м лицее! — гордо вздернула носик незнакомка и, проигнорировав мою шпильку, картинно отвернулась.

О 239-м президентском физико-математическом лицее были наслышаны, кажется, все ученики естественно-научных школ Петербурга. Это было самое крутое учебное заведение города. Среди нас ходили байки, что уровень там такой, что все, написанное на их доске, нам покажется сплошной тарабарщиной. Подозреваю, что доля правды в этой легенде была, потому что позже, в институте, со мной учились ребята из 239-го, и они чувствовали себя примерно так же, как я ощущал себя на первом курсе колледжа.

Тем не менее на наших подготовительных занятиях, видимо, было достаточно выходцев из этого заведения, судя по комментариям с мест, что эта учебная программа для первоклассников.

Я же чувствовал себя тем самым троечником, поэтому грыз гранит науки еще ожесточеннее и к июню кое-как «дополз» до вступительных экзаменов в ЛЭТИ. Но звезду с неба я так и не сорвал: математику сдал на четверку, а по физике схватил трояк. Проходной балл на мой факультет был восемь. Я снова не добрал один чертов балл! Со своими оценками я мог зачислиться на другой, малопривлекательный для меня, факультет. Но учиться там я не видел вообще никакого смысла.

Расстроенный, я пришел домой. На этот раз не стал грустить на лестничной лоджии, а зашел сразу в квартиру.

— Сынок, ну ничего страшного, — успокаивала меня мама. — Поучишься в колледже еще год и следующим летом попробуешь опять.

— Мам, я же хотел со своими ребятами из школы учиться, — удрученно сказал я. — А теперь они в институте будут, а я снова останусь в своей путяге.

— Сын, мне кажется, ты рано падаешь духом, — попытался взбодрить меня зашедший в комнату папа. — Можно попробовать поступить в другой институт. Потом переведешься, если тебе уж так приспичил этот ЛЭТИ.

— Нельзя, — с мукой посмотрел я на него. — Вступительные экзамены уже везде закончились.

— Кирилл, а ты не хочешь попробовать поступить в Политех? — гнул свое папа. — Это тоже очень престижный вуз.

— Пап, услышь меня! — почти прокричал я. — Экзамены ВЕЗДЕ закончились!

— Ну, у меня в Политехе работает один знакомый, — лукаво улыбнулся папа. — Он сможет организовать тебе дополнительные вступительные экзамены.

Но я оставался безутешным. Во второй раз мне казалось, что жизнь кончена.

— Сынок, а ты съезди туда, посмотри, — мягко сказала мама. — А вдруг тебе понравится?

Поразмыслив, я решил, что предложение родителей меня никак не лимитирует. Поэтому с утра я отправился на Политехническую улицу, названную в честь одного из старейших вузов, созданного еще в конце XIX века.

Я немного сомневался, на какой станции метро мне выходить, потому что институтские корпуса были разбросаны между «Академической», «Площадью Мужества» и «Политехнической».

Кампусом Политеха я был поражен. После него ЛЭТИ показался мне не Кембриджем, а захудалым постоялым двором. Это был целый город из более чем десятка красивейших старинных зданий. Огромные лектории, коридоры и аудитории, которые, казалось, дышали самой историей! А уж от спортивного комплекса с огромным футбольным полем и несколькими залами для разных видов спорта я был вообще в полном восторге. Вечером я взахлеб делился своими впечатлениями с родителями.