— После взятия Трентона я ждал чего-то подобного, — произнес Вашингтон. — Мы в тот день и победили, и проиграли.

Не успел Крейн ответить, как картина вновь переменилась: на сей раз он перенесся в ловушку масонов, ту самую, куда они с лейтенантом Миллс и капитаном Ирвингом заманили Смерть, одного из всадников Апокалипсиса, воплощенного в теле ван Бранта. Тогда воскрешенный из мертвых товарищ Миллс — лейтенант Брукс — говорил за всадника, насмехаясь над Крейном.

— Я уничтожил тебя! Уничтожил в бою! Перебил твоих братьев-масонов и сделал из их голов светильники! Убил ее напарника, убью и тебя.

И вновь окружение сменилось: Крейн теперь стоял над големом, которого Катрина создала для защиты Джереми. Боль и отчаяние мальчика, его кровь превратили куклу в орудие разрушения, и Крейну пришлось умертвить ее — пронзить ножом, окропленным собственной кровью.

Крейн произнес те же слова, что произнес тогда, посреди странной ярмарки, держа голема за уродливую руку:

— Ты пережил достаточно боли. Довольно. Упокойся.

Затем Крейн перенесся в морозный зимний день. Континентальная армия только что захватила форт Карильон. Крейну, Калебу Уайткомбу и Генри Ноксу поручили перевезти оттуда в Бостон несколько пушек.

— Думаешь, стоит, Нокс? — спрашивал Уайткомб. — Капитан Делаплейс еще не сдал нам форт, а он уже не годился для обороны. Так стоит ли ослаблять его сильнее, забирая пушки?

— Мы это уже обсуждали, — ответил Нокс, как и тогда, в 1775-м. — Бостон куда важнее, чем Два Озера.

Крейн улыбнулся, услышав, как звучит на английском ирокезское название Тикондерога… и перенесся в Нью-Йорк, на встречу «Сынов свободы», которую проводил Маринуй Виллетт. Крейн сидел в окружении, собственно, «Сынов свободы» и сочувствующих им. Рядом был ван Брант.

— Враги, — вещал Виллетт, — повсюду срывают наши флаги свободы, едва мы успеваем их поднимать. Пора бы пересмотреть тактику.

Человек, имени которого Крейн так и не узнал, воскликнул:

— Нет! Наши флаги — как головы гидры. Срубят один — и два поднимутся!

— Ну хорошо, — улыбнулся Виллетт.

Крейн перенесся обратно в лес уродливых деревьев. Сквозь скрюченные ветви проглядывала половинка луны.

Сердце Крейна забилось чаще, когда он увидел перед собой Катрину. Ничего прекраснее ее рыжих волос и волевого лица он вообразить не мог. Долгие месяцы, что он провел в диком новом столетии, на войне, которой даже не понимал, от нисхождения в полное безумие его спасала мысль о том, что возлюбленная супруга томится в чистилище и наверняка есть способ ее оттуда вызволить. Он найдет его, обязательно.

Катрина являлась Крейну в видениях, передавала послания, и всякий раз сердце Крейна обливалось кровью.

Сколько раз он ни оказывался в чистилище, Катрина менялась: то она в элегантном платье, что было на ней в ночь, когда она расторгла помолвку, то в скромном меннонитском [Меннонитство — ветвь протестантизма, названная по имени основателя, голландского священника Менно Симонса (1496—1561). Здесь и далее — примечания переводчика.] платье и чепце, что были на ней в день первой встречи с Крейном, то в одеянии санитарки, что было на ней в день, когда Крейн столкнулся со Всадником.

Катрина стояла в нескольких шагах от Крейна.

— Катрина! — Он шагнул к ней, но расстояние не сократилось.

— Отыщи крест, которым тебя наградили!

Сказав это, Катрина исчезла, оставила Крейна одного посреди страшного леса.

— Катрина! — еще громче прокричал Крейн.

Он устремился было к тому месту, где только что была супруга, но путь ему преградили переплетенные сухие ветки. Они окружили Крейна со всех сторон, оплели его.

Он больше не видел ни человека из прошлого, ни самих деревьев, хотя в небе еще светила неполная луна. Точнее, восемь половинок лун… — Катрина!

— Эй, чувак, что еще за Катрина?

Ослепленный солнечным светом, Крейн закружился на месте. Прикрыв глаза ладонью и поморгав, он увидел перед собой давешнюю даму с собачкой: та встревоженно смотрела на него, а Падди заливался писклявым лаем.

Крейн мотнул головой и произнес:

— Примите мои извинения, мисс, я вовсе не хотел… — Он глубоко вздохнул.

Озабоченность у нее на лице сменилась улыбкой.

— Ничего страшного, и со мной такое случалось. Стоишь себе, солнце светит в глаза, ручей журчит, и вот ты уже в мире грез… Верно?

— Похоже на то, — неуверенно ответил Крейн.

Нужно срочно поговорить с лейтенантом Миллс. Для разговоров, даже с милыми незнакомками, не время!

Дама тем временем протянула руку.

— Зовут меня, конечно, не Катрина, а Лиана. Я вдруг вспомнила, что забыла представиться, вот и вернулась. Мама учила, что вежливому человеку представиться нужно обязательно. Честное слово, с тех пор, как я сюда переехала поступать в колледж, таких обходительных граждан еще не встречала.

Крейн незамедлительно поцеловал ей пальчики.

— Это большая честь для меня, мисс Лиана. Меня зовут Икабод Крейн, и я ваш смиренный слуга. Боюсь, однако, — добавил он, выпрямляясь, — что мои… грезы напомнили об одном срочном и безотлагательном деле. Прошу простить…

Лиана уставилась на облобызанные пальчики с таким недоумением, какое Крейн в иных обстоятельствах счел бы забавным.

Еще раз поклонившись и приняв молчание дамы за верный знак согласия простить его, Крейн вернулся на мощеную дорожку, ведущую к главной улице. Из кармана пальто, которым так восхищалась Лиана, Крейн достал устройство, именуемое «сотовый телефон». Забавная шутка, подумал про себя Крейн, ведь современное человечество, излишне полагаясь на хитроумные устройства, попадает к ним в плен, в этакие соты.

И все же он не мог не восхищаться достижениями современных умельцев. Введя условленный код на панели прибора, с виду напоминающего плоский кирпичик очищенного металла, он мог теоретически связаться с любым человеком в мире. Такое попросту не укладывалось в голове, и Крейн частенько задумывался: чего могла бы добиться Континентальная армия, имей она в своем распоряжении такие устройства связи.

С другой стороны, доступ к аналогичным устройствам получили бы и враги. Они бы непременно сообщили лорду Джорджу Саквиллу, что река Бронка [На самом деле река Бронкс (см. историческую справку в конце книги).] не предназначена для судоходства, по ней самое большее может пройти гребная шлюпка. Его светлость не опозорился бы тогда, велев провести ее руслом канонерские лодки.

Справившись наконец с кодом, Крейн связался с лейтенантом.

Эбигейл Миллс ответила после первого же гудка.

— Говори быстрее, Крейн, у меня на другой линии помощник прокурора, по делу Ипполито.

— Ипполито? Кто же сей джентльмен?

— Грабитель. Это было еще до тебя: взлом с проникновением. Мы с Корбином повязали Ипполито, и наконец, после жутких проволочек, дело дошло до суда. Я даю показания Черневски.

Крейн так и не уловил сути, однако не стал допытываться у Миллс, поскольку его собственное дело было куда как важнее.

— Мне надо срочно встретиться с тобой, лейтенант. Назревает очередной кризис, природа которого, впрочем, остается тайной — и вот ее-то нам с тобой и предстоит разгадать.

— Опять двадцать пять, — сухо ответила Миллс. — Понимаю, мы же Свидетели.

— Опять двадцать… — нахмурился Крейн и, вздохнув, ответил: — А, ясно. Смешная шутка.

— Слушай, Черневски еще минут десять меня будет мурыжить, так что давай встретимся на другой стороне дороги через четверть часа?

— Очень хорошо.

Крейн направился к арсеналу, переделанному под архив. После гибели предыдущего шерифа, Огаста Корбина, туда отправили все наработанные им материалы, а наработать шериф успел немало — собрал внушительное количество информации о загадочных событиях в Сонной Лощине и ее окрестностях. С благословения его зама капитана Фрэнка Ирвинга Крейн и Миллс устроили в архиве штаб борьбы с нечистой силой.

Ирвинг оказался ценным союзником — как и сестра Миллс, Дженни, помогавшая в свое время Корбину собирать сведения о войне, в которой все они оказались невольно замешаны. Штаб мисс Дженни любила называть «пещерой Бэтмана». Что еще за Человек — летучая мышь? Сравнение осталось за гранью понимания Крейна.

Арсенал был одним из немногих строений, что сохранились со времен Крейна. Если верить хроникам, с которыми он успел ознакомиться, первый наплыв людей — как богатых, так и бедных, — случился после изобретения железной дороги. Второй — когда изобрели автомобиль. С приходом двадцатого века фермерские домики попросту исчезли, сменившись новыми городскими постройками.

Редкими исключениями служили старая реформатская церковь — эта была на век старше самого Крейна, — и, собственно, арсенал, в стенах которого некогда составили планы битв при Лексингтоне и Конкорде.

Пеший путь до Бикмен-авеню, на которой стояли полицейский участок и арсенал, оказался коротким и быстрым.

Крейн вошел в здание и кивнул охраннице в форме, что сидела за металлическим столом и читала выпуск местной газеты, «Джорнал ньюс».

— Добрый день, мистер Крейн.

Крейн удивленно поднял бровь. Этому констеблю он вроде не представлялся.

— День добрый, — ответил он. — Боюсь, вы меня опередили, офицер… — Он присмотрелся к нагрудной табличке с именем. — …Марбл. Мы прежде не встречались?

Она сложила газету и убрала ее в сторонку.

— Нет, но поверьте: вас тут знает каждый.