Кит Стюарт

Дни чудес

Маме, папе, Кэтрин и Нине

посвящается

От автора

В работе над этой книгой мне весьма помогли поддержка, содействие и знания великолепной команды кардиологов из больницы «Грейт-Ормонд-стрит». Благодаря этим людям мне, как я полагаю, удалось достоверно описать серьезную и, к счастью, весьма редкую болезнь сердца. Тем не менее перед вами не учебник, а роман, поэтому иногда я отклонялся от медицинской скрупулезности. Любые неточности и упущения мои, и только мои.

Том

На свете существует такая вещь, как магия. Я всегда в это верил. Я не говорю о кролике из шляпы или распиливании человека пополам (с последующим соединением половин — в противном случае это не магия, а форменное убийство). И я не имею в виду сказочное волшебство с его принцессами, колдуньями и лягушками, превращающимися в прекрасных девушек. Хотя сказки все же сыграют в нашей истории определенную роль. Я лишь хочу сказать, что возможны невероятные вещи, которые случаются в нашей жизни благодаря воле, желанию и любви.

Вот как это началось. И вот как нам удалось все это выдержать.

Полагаю, стоило бы начать с диагноза Ханны, но нет, пока не будем об этом. Это история о волшебстве, и поэтому я начну с чего-нибудь волшебного. Или почти волшебного. О-о, послушайте, это не лишено смысла: просто доверьтесь мне. Давайте начнем с того дня рождения Ханны, когда ей исполнилось пять и минуло уже две недели с того момента, как ей поставили диагноз. Ибо такое иногда случается в жизни: вы готовитесь к большому событию, а потом вдруг — бах! — узнаете нечто ужасное о своей дочери и это приводит вас в состояние шока. Конечно, я не объяснял Ханне всего. Как бы я мог? Но она уже была мудрой, более мудрой, чем я. Ее мудрости хватило на то, чтобы, посмотрев мне в глаза, понять суть сказанного врачами и всего того, что нас ожидало. Мы стояли на автобусной остановке около больницы, лучи холодного солнца отражались от поцарапанного плексигласового навеса. Я никак не мог проглотить твердый ком в горле. Она подняла на меня глаза.

— Все в порядке, — сказала она. — Все в порядке.

И выставила крошечный кулачок. Я стукнул по нему своим кулаком.

Все равно.

Все равно.

О чем это я?

Итак, я подумал, что нужно организовать что-то особенное на ее день рождения, чтобы отвлечься от всего. Я спросил, чего она хочет, и Ханна, пожав плечами, ответила:

— Просто хочу поиграть в лего с моим другом Джеем.

Это совсем несложно, решил я.

— И феи, — добавила она. — Можно мне настоящих фей?

У нее была одна любимая книга — сборник сказок, подаренных кем-то из родственников моей матери. Невероятно древняя книга, совершенно лишенная невротической утонченности современных переводов: дети умирали в лесу, ведьмы пожирали гномов, волки зверски расправлялись с дровосеками. Немыслимая чепуха! Ханна обожала эту книгу. Особенно ей нравились феи — не те разряженные феи из супермаркетов с их сверкающими розовыми крылышками и хрустальными волшебными палочками, а резвящиеся в лесах проказницы, заманивающие людей на волшебные поляны. Всякий раз, дойдя до конца сказки, моя дочь вздохнет, бывало, и спросит: «Но ведь феи ненастоящие, правда?», а я говорю ей, что, мол, точно настоящие, только их видят лишь особенные люди. Это была просто шутка, своего рода ритуал для завершения дня. В день рождения, когда ей исполнилось пять лет, она задала свой обычный вопрос, только на этот раз я сказал ей:

— Немного погодя выгляни в окно, и, может быть, тебе повезет.

Она недоверчиво рассмеялась и зарылась с головой в пуховое одеяло. Но я знал, что ей любопытно, ведь она всегда отличалась любопытством.

Итак, я чмокнул ее в макушку, в спутанные курчавые волосы, которые ни один из нас не умел толком расчесывать, и вышел из комнаты, закрыл за собой дверь, но оставил небольшую щелку, чтобы подсматривать. И угадал: думая, что я ушел, она откинула одеяло и подкралась к окну…

Теперь пора пояснить, что я руковожу театром, а перед тем служил там актером. Когда мне было восемь, родители повели меня на рождественский спектакль про Дика Уиттингтона, и вот оно — я попался! Я умолял их отвести меня туда на следующий вечер и на следующий. В подростковом возрасте мои друзья увлекались Дэвидом Боуи, «Пинк Флойд» и «Клэш», а я был одержим «Королевской шекспировской компанией», театрами «Ройал-Корт» и «Олд Вик». Магия, в которую я всегда верил, была по большей части магией сцены. То были чудеса, происходящие при появлении актеров перед публикой. Не забывайте об этом, когда я продолжу свой рассказ.

За окном комнаты Ханны царила почти непроглядная тьма, сквозь облака тускло просвечивали звезды. За нашим домом расстилается поле, и днем иногда можно увидеть всадников, едущих к лесу по верховой тропе. Но ночью стоит кромешная тьма, лишь в отдалении мерцают огни городка, расположенного в нескольких милях от нашего.

Я вижу Ханну, стоящую на цыпочках у окна, различаю ее силуэт на темном фоне. Вдруг она резко поворачивает голову вправо. Из-за высокой живой изгороди, служащей границей соседского сада, поднимается странное свечение, оранжевое и теплое, как от костра, только вместо треска хвороста слышны лишь нежные звуки музыки, почти заглушаемые порывистым ветром. Потом, поначалу неразличимые, но постепенно звучащие все громче, раздаются поющие голоса.

Я слышу, как Ханна судорожно вздыхает, принимается яростно тереть глаза рукавом пижамы, а потом вновь всматривается в окно. Она не отодвигается, не отшатывается от стекла, а стоит очарованная, захваченная происходящим снаружи. Потом, по мере того как музыка становится громче, Ханна, зашевелившись, выходит из мечтательного оцепенения.

— Папочка! — кричит она.

В ее голосе нет ни страха, ни потрясения, ни удивления. Только восторг.

— Папочка, — вновь говорит она, — я их вижу, я их вижу!

— Что видишь? — спрашиваю я, влетая в комнату и притворяясь, будто понятия не имею о происходящем.

Она хватает меня за руку и тащит к окну:

— Феи! Там феи!

И действительно, вдоль верховой тропы в дальнем конце сада вьется цепочка прекрасных созданий в светящихся белых платьях с огромными трепещущими крыльями. Эти создания улыбаются и машут руками. Некоторые из них несут свисающие с длинных шестов фонари, внутри которых мерцают свечи, у других плечи закутаны в шали, украшенные вспыхивающими китайскими фонариками. Поначалу Ханна смотрит, прикованная к месту, потом стучит в окно и с восторгом машет рукой. Но вот одна фигурка остановилась у садовых ворот и послала в сторону окна воздушный поцелуй. Ханна радостно вздохнула. Впервые за неделю, пусть на миг, мы с Ханной избавились от гнетущего настроя последних дней. Фигурки танцевали и пели в ореоле света фонарей. Постепенно феи удалились, музыка стихла, и сияние рассеялось в воздухе. Вернулась темнота, но уже не такая густая и черная, какой казалась прежде. Что-то от фей осталось навсегда.

Открою вам маленький секрет. Формально это не были феи. Внимательно прислушавшись, вы догадались бы, что звучавшая музыка не какая-то очаровательная колыбельная или мистическая баллада, а песня группы «Спайс герлз» под названием «When Two Become One», проигранная на магнитофоне. А дело в том, что одним из преимуществ руководителя театра является постоянный доступ к увлеченным актерам-любителям, которые положительно отзываются на просьбу воскресным вечером прийти и станцевать перед домом в сверкающих костюмах. А еще у нас есть склад реквизита, так что, в отличие от тех, кто рассчитывает только на магазин «Товары для дома и сада», нам не составило труда быстро раздобыть викторианские фонари.

Так или иначе, я выдумал этот глупый способ разогнать темноту, и он сработал. В конце концов Ханна бросилась от окна к лестнице, полная решимости увидеть представление вблизи. Но когда она добежала до задней двери, феи уже давно исчезли (как мы и договорились), скрывшись в переулке между домами. Я до сих пор не знаю, поверила Ханна в то, что они настоящие, или поняла, что это был просто спектакль. Она стояла у открытой двери, и ветерок шевелил волосы вокруг ее плеч. Ханна подняла на меня глаза, потом схватила за руку:

— Опять… Опять…

Пожалуй, с этого момента стало ясно, что у Ханны есть склонность к эскапизму, к театральным чудесам. В конце концов, это было в ее генах. Что до меня, то я нашел способ, пусть тривиальный и преходящий, который помог бы ей справиться со случившимся и с тем, что еще предстояло. Я знал: фантазия очень важна в жизни ребенка.

Так что каждый год я устраивал в ее день рождения нечто подобное. Чуточку игры, чуточку сюрпризов. Это превратилось в некий обряд, отгораживающий от реальности с ее медицинскими обследованиями и анализами, которые надвигались на нас каждую осень.

Годы пролетели невероятно быстро, и когда Ханне исполнилось тринадцать, она решила, что хочет просто встретить день рождения с друзьями. Прогулка в город, пицца, видео. Так должно было случиться, ведь вся фантазия на свете не в силах остановить ход времени.

За три месяца до ее шестнадцатилетия я начал сомневаться, успею ли поставить для нее еще одно шоу. Это казалось мне важным, словно от этого зависела какая-то часть будущего. Меня не покидало ощущение, что надвигается нечто ужасное и это — единственный способ подготовиться к нему. Понимаете, я бесконечно верил в магию театра. Ведь я уже говорил об этом?