После этих слов доктор Масаки расхохотался, да так, что даже бывалый секретарь Цукаэ ушел в крайнем смущении.

Тон доктора Вакабаяси был крайне спокойным, но содержание его рассказа потрясало. Мне сделалось жутко. Вся личность доктора Масаки, о которой я мог догадываться лишь из эпитетов, вдруг ярко раскрылась благодаря этой пустячной шутке. Не только ум доктора выходил за рамки обыденного, этот человек с легкостью пренебрегал общепринятыми правилами и обладал редким остроумием. Так, бросив колкое заявление о том, что сам может пополнить ряды сумасшедших, он посмеялся и над университетским сообществом, и над учеными всего мира!

Ощутив всю горечь и силу его иронии, я снова от удивления разинул рот. Однако доктор Вакабаяси продолжал, не обращая внимания на мои эмоции:

— Должен пояснить, зачем я пригласил вас сюда. Как и говорил ранее, в палате номер семь, прежде всего мне хотелось бы провести эксперимент и выяснить, какой из самых разнообразных предметов в наибольшей степени привлечет ваше внимание. Это один из способов выудить недоступные обычной памяти сведения, которые таятся в глубинах подсознания… Есть масса доказательств, что работа подсознания протекает вне поля нашего восприятия, и тем не менее оно имеет большое влияние на жизнедеятельность человека. Несомненно, образы, запертые в подсознании, приведут вас к вещам из прошлого, которые находятся в этой комнате, что поспособствует восстановлению памяти. Доктор Масаки заимствовал этот метод у гадалки по имени Исмела, когда путешествовал по Балканскому полуострову, и затем провел множество успешных экспериментов. Конечно, если вдруг окажется, что вы не имеете никакого отношения к той девушке, опыт не увенчается успехом и ни один из предметов в этой комнате не напомнит вам о прошлом… Но за дело! Осмотритесь и задайте вопросы о тех вещах, которые привлекут внимание. Представьте, что занимаетесь исследованием психических болезней… и, возможно, один из этих предметов послужит так называемой вспышкой молнии… Он станет подсказкой, которая поможет воскресить воспоминания. И я уверен, память вернется к вам моментально и в полном объеме.

Речь доктора Вакабаяси звучала на удивление естественно и плавно. Он говорил легко и добродушно — как взрослый с ребенком… Но из глубин моей души поднималась неведомая дрожь, и совладать с ней я был не в силах.

Все давешние ощущения («Да не чушь ли это?»), все сомнения были разбиты в пух и прах доводами доктора Вакабаяси.

Определенно, этот человек — авторитетный знаток судебной медицины. И похоже, он уверен, что девушка из палаты номер шесть — моя невеста… Однако он не стал насильственно внушать мне эту мысль. Он действует иначе — посредством как бы прямых, но в то же время завуалированных научных методов. Он будто гипнотизирует меня, искореняя малейшие сомнения… Какая глубокая убежденность! Какой хладнокровный план! Какая проработка…

Быть может, все, что я видел и слышал в последнее время, действительно связано со мной?.. А эта девушка и впрямь моя кузина и невеста?..

Тогда ради нее я во что бы то ни стало должен найти в этом кабинете вещь из прошлого! Потому я здесь! Мне предначертано судьбой спасти эту девушку от безумия, вернув прежде свою память…

Эх… Я обречен искать свое прошлое в кабинете образцов психической больницы среди поделок и справочников… Я должен доказать, что красавица из соседней палаты — моя невеста… Как абсурдно мое положение… Как постыдна, как страшна и как загадочна моя судьба…

Пока в моей голове крутились подобные мысли, я машинально вытащил из кармана новый платок и вытер пот со лба. Терзаемый жуткими призраками таинственного прошлого, что скрывались где-то рядом, я принялся напряженно оглядывать комнату.

Кабинет был разделен на две части. В западной половине, где выстроились многочисленные шкафчики со стеклянными дверцами (видимо, там хранились образцы), пол был обычный, деревянный, а другую, восточную, покрывал запылившийся линолеум. Посередине, между двумя вращающимися креслами, стоял большой, обтянутый зеленым сукном стол шириной в четыре-пять сяку и длиной почти в два кэна. Яркие солнечные лучи, падающие на его пыльную поверхность, делали комнату еще торжественней… В центре этого зеленого великолепия чинно и аккуратно лежали переплетенные в картон и обтянутые холстом томики, а еще что-то квадратное, завернутое в голубой муслиновый узелок. Завидев на нем такой же слой серой пыли, как на столе, я догадался, что его давно не трогали. Перед этими предметами была фарфоровая пепельница-дарума [Дарума — японская кукла-неваляшка, обычно красного цвета, с усами и бородой.], тоже сизая. Казалось, ее нарочно поставили спиной к документам, и теперь дарума стоял, заложив волосатые руки за голову и разинув в вечном зевке рот. Его вид меня взбудоражил.

Восточная стена, в которую глядел дарума, была яркого желточного цвета, словно ее только что покрасили. Посередине стояла большая печка с квадратной черной крышкой, внутрь которой мог бы легко поместиться и человек. Примерно в двух сяку над печкой висели круглые часы, они показывали семь часов сорок две минуты, но я не слышал тиканья… Возможно, в них был электрический механизм. Справа находилась огромная, написанная маслом картина в золотой раме, а слева — портрет в черной раме и календарь.

Еще левее обнаружилась дверь — кажется, она вела в соседнюю комнату. И пока я оглядывал профессорский кабинет — тихий, торжественный, залитый ясным, а местами даже ослепительным утренним светом, мне захотелось принять достойный, подобающий вид.

Меня будто бы охватило сдержанное вдохновение. И безразличие к собственной участи, и любопытство по отношению к судьбе девушки пропали. «Все предначертано свыше!» — преисполненный этого священного чувства, я обеими руками поправил воротник и, словно движимый незримой дланью паломник, направился к шкафчикам с материалами.

Я подошел к наиболее освещенным полкам, что находились у окна на южной стороне. За стеклянными дверцами лежали странные документы и свитки, снабженные пояснительными ярлычками. По словам доктора Вакабаяси, все это были просьбы наподобие «Я вылечился, пожалуйста, выпишите меня из больницы», адресованные главе кафедры.

Изображение кукол праздника Хинамацури [Праздник Хинамацури, или «праздник девочек», отмечается 3 марта (или в третий день третьего месяца по лунному календарю). Одной из его особенностей являются изящные куклы в костюмах придворных эпохи Хэйан, которые выставляют на специальные платформы.], выполненное кровью из десен на свитке (работа выпускницы женского колледжа).

Меморандум о покорении Марса (составлен учителем начальных классов).

Китайское стихотворение «Беседка в бамбуковой роще» [«Беседка в бамбуковой роще» — стихотворение поэта Ван Вэя (699—759) из цикла «Река Ванчуань».], написанное официальным шрифтом лишу (работа неграмотного фермера, в подсознании которого возник вследствие припадка пращур — доктор китайской медицины).

Выдержки из Большой Британской энциклопедии, записанные по памяти (работа студента, провалившего экзамен на госслужбу, несколько десятков линованных листов).

Тетради, исписанные фразой «Милая Катюша, как горько расставание» [«Милая Катюша, как горько расставание» — первые строки популярной в Японии в конце 1910-х гг. песни «Катюша» из театральной постановки по роману Л. Н. Толстого «Воскресение».] («произведение искусства» безработной киноактрисы, которая считала себя великой).

Карманные солнечные часы, сделанные из бумаги (работа пожилого парикмахера).

Статуя Девы Марии, вытесанная из красного кирпича при помощи бамбуковых обрезков (работа директора начальной школы, католика).

Статуя богини Каннон [Каннон — богиня милосердия, считается воплощением бодхисаттвы Авалокитешвары.], выполненная из застывшей носовой слизи (работа монаха-миссионера секты Сото, хранится в стеклянном ящичке).

Я хотел было отстраниться от всех этих болезненных объектов, что являлись один за другим, но вдруг мое внимание привлек экспонат в самом углу полки, за сколом стеклянной двери. Этот предмет не бросался в глаза, но, благодаря разбитому стеклу, я смог разглядеть его. И чем больше я присматривался, тем удивительнее он казался.

Передо мной лежала переплетенная рукопись толщиной примерно в пять сунов [Сун — мера длины, равная 3,03 см.], верхние страницы которой были потрепаны — видимо, ее читали не раз. Аккуратно, чтобы не порезаться, я просунул руку в дыру. Рукопись оказалась разделена на пять тетрадей, на первых страницах которых стояли римские цифры: I, II, III, IV, V. Открыв наполовину оторванную страницу первой тетради, я увидел выведенные красными чернилами строки, напоминающие танка:

...

Заглавное стихотворение

Нерожденный, нерожденный,
отчего ты сам не свой?
Знаешь правду, что таится
в сердце матери родной?

На следующей странице крупными черными буквами было написано «Догра Магра». Имя автора не упоминалось.

Начиналось повествование с удара часов: «Бо-о-ом…» и заканчивалось оно тем же. Тогда я подумал: уж не литературное ли это произведение? От увесистой рукописи веяло безумием: казалось, ее создали для того, чтобы вводить людей в заблуждение…