— То есть профессор Сайто умер, чтобы передать пост доктору Масаки?

Морщинка между бровями доктора Вакабаяси — он все еще стоял с закрытыми глазами — сделалась глубже. Кажется, его потряс мой вопрос. Он глубоко вздохнул, будто собираясь откашляться, затем открыл глаза, вперился в меня своим мутным взглядом и сказал чуть более высоким тоном:

— Так точно. В прошлом году… 19 октября 1925 года… сразу же после того как доктору Масаки была присуждена ученая степень, профессор Сайто внезапно погиб. И смерть эта была странной.

— Как это… странной? — безжизненно перебил я.

Меня удивила столь внезапная перемена темы. Я сравнивал бледное лицо доктора Вакабаяси с улыбкой профессора Сайто на фотопортрете… Неужели такой благородный человек умер странной смертью?..

Доктор Вакабаяси спокойно смотрел на меня, будто подтверждая мои мысли. Затем, чуть повысив голос, продолжил:

— Так точно… Смерть профессора Сайто была очень странной. 18 октября прошлого, 1925 года… то есть за день до этого… он, как обычно, закончил работу в пять, отдал несколько поручений коллегам и вышел из кабинета. Однако до дома он так и не добрался. Профессор жил в Хакодзаки, квартале Амия. На следующее утро уборщица обнаружила его тело на берегу моря, за публичным аквариумом. Благодаря ей мы вместе с полицией сразу же начали расследование. Оно показало, что профессор много выпил — возможно, по дороге домой он встретился с кем-то из близких и впервые за долгое время решил покутить, а на обратном пути заблудился и упал с парапета… Однако если вы окажетесь в том районе, где нашли тело, то увидите обычные для окраин кучи мусора, травяные луга да поля… Вряд ли кто-то в здравом уме захочет там прогуляться. Поэтому у нас имелось достаточно оснований, чтобы заподозрить убийство. Но, исследовав личные вещи профессора, мы убедились, что грабежа не было. Более того, по воспоминаниям семьи и близких, выпивал профессор Сайто только в компании друзей и товарищей по университету, которых мы прекрасно знали. Можно сказать, что в одиночку он не пил никогда, разве что дома за ужином… К тому же если кто-то из коллег напивался поздно вечером, то его непременно провожали до дома. Поэтому смерть профессора казалась чрезвычайно таинственной.

Мы всячески изучали это дело, выдвигая разные гипотезы, и в конце концов выяснили, что профессор свалился в воду с длинного волнолома, который тянется из самого Тиёмати. Но, как он там оказался, остается загадкой. Мы даже не знаем, был ли он один в момент гибели, и потому нет смысла рассуждать о подозреваемых… Да и трудно представить, чтобы у такого человека, как профессор Сайто, были враги. Скорее всего, он умер по неосторожности. Он редко выпивал, но, когда пьянел, забывал обо всем. Похоже, этот единственный недостаток его и погубил…

— И до сих пор неизвестно, с кем он пил?..

— Нет… Какой смысл признаваться в подобном? Разве что под влиянием мук совести…

— Но… но… Он же будет страдать всю жизнь!

— С точки зрения современных людей, столь щепетильный подход совершенно ни к чему. Даже если этот человек признается, покроет свое имя позором и подвергнется суду, профессора Сайто это не вернет. Таким образом, вред, нанесенный обществу, лишь умножится… Какой же прок? Полагаю, тот человек уже обо всем забыл…

— Но разве это не подлость?!

— Ответ очевиден…

— Да как, вообще, о таком забыть?..

— Это интересный вопрос, непосредственно связанный с темой памяти и совести, которой занимался покойный профессор Масаки.

— То есть на этом все и кончилось?..

— Так точно. На этом все и кончилось. Неутешительный финал! Однако, как потом стало ясно, он сыграл крайне важную роль, ведь прямым следствием гибели профессора Сайто стало назначение доктора Масаки на пост заведующего кафедрой психиатрии, а косвенным — появление здесь вас и девушки из шестой палаты… Таковы итоги. Но, пока к вам не вернется память, мы не можем точно сказать, являются эти следствия делом рук человеческих или же капризом провидения…

— То есть… я должен вспомнить и это?..

— Все так. В вашей памяти хранятся ключи, которые помогут разрешить наши сомнения.

Я словно оказался под ледяным градом вопросов: они сыпались и сыпались, пока не погребли меня целиком. Невольно зажмурившись, я замотал головой, однако ни одно воспоминание так и не всплыло на поверхность. Постепенно мне стало казаться, что и эта ужасная картина с сожжением сумасшедших, и портрет улыбающегося профессора Сайто, и бледный, серьезный доктор Вакабаяси, и большой стол, затянутый зеленым сукном, и красная пепельница, распахнувшая в зевке свой рот… будто все это глубоко связано с моими воспоминаниями. Но в то же время я ощутил пустоту своего разума, неспособного вспомнить ровным счетом ничего в окружении этих что-то да значащих предметов. Мне сделалось страшно тоскливо. Я впал в прострацию и лишь хлопал глазами. Наконец я спросил:

— А как же доктор Масаки вновь оказался в университете?

— А вот как, — доктор Вакабаяси спрятал в карман вытащенные ранее часы, слабо откашлялся и продолжил: — Доктор Масаки пришел на похороны профессора Сайто — вероятно, увидел объявление в газете… А после похорон ректор Мацубара остановил его и сразу же назначил преемником профессора. Это была чрезвычайно необычная церемония, но, поскольку волю благородного профессора Сайто исполнил сам ректор, никто не счел ее странной. Напротив, назначение встретили бурными овациями. Если вы просмотрите газетные вырезки, то найдете самое подробное описание тех событий. Крайне смущенный доктор Масаки в поношенном кимоно с гербами и в хакама [Хакама — традиционные японские штаны-шаровары, похожие на юбку.] растерянно попытался возразить под аплодисменты профессоров: «Куда уж мне, я привык работать в одиночку. Где это видано, чтобы университетский профессор ходил с барабаном и распевал песни. Значит, я больше не смогу быть бродягой…»

Однако ректор Мацубара прервал его: «Жалуйтесь сколько душе угодно, но отменить вашего назначения я не в состоянии. Смиритесь, ведь такова воля покойного профессора. Бейте в свою деревянную рыбу хоть дни напролет, но прежде пожалуйте-ка под наше университетское крыло!» — все присутствующие расхохотались, будто забыв, где находятся.

Доктор Масаки получил назначение в университет и тут же приступил к работе над своим экспериментом по свободному лечению сумасшедших, о котором пел на улицах под аккомпанемент деревянной рыбы, чем вызвал крайнее удивление публики.

Начало эксперимента и послужило тому, что со временем ваша судьба оказалась крепко связана с судьбами девушки из шестой палаты и самого доктора Масаки. Полагаю, это было предопределено свыше… Но, как ни крути, именно благодаря воле покойного профессора Сайто великий доктор Масаки смог заниматься своими исследованиями в нашем университете. Скорее всего, поэтому он и повесил здесь портрет учителя…

С тяжким вздохом я взглянул на портрет профессора Сайто и задумался о таинственной нити судьбы, которая связала нас: благородного и великого доктора Масаки, доктора Вакабаяси, что сидел напротив, девушку из шестой палаты и пустоголового меня…

В комнате повисло тягостное молчание, но вскоре я прервал его вопросом:

— На календаре под его портретом — 19 октября 1926 года… Так значит… сегодня ровно год со дня смерти профессора Сайто?

На лице доктора Вакабаяси тут же, буквально вмиг, отобразился ужас. Большие бледные губы сжались, подбородок приподнялся, и он смерил меня мутным взглядом, будто пронзая насквозь… Все это случилось столь внезапно, что я невольно принял такой же вид. Потрясенные, мы смотрели друг на друга. Постепенно доктор Вакабаяси успокоился, морщины на его лбу разгладились, и он закивал, будто не мог сдержать радости.

— Вы совершенно правы! Ваши воспоминания начинают потихоньку пробуждаться, с них словно сходит пелена… Признаться, услышав ваш вопрос, я было подумал, что к вам уже вернулась память… и заволновался, не зная, как себя вести… Но, что уж скрывать, дата на этом календаре отстает от сего дня на месяц. Сейчас 20 ноября 1926 года.

— Да? Но почему же…

Доктор Вакабаяси величественно склонил голову, а затем молитвенно сложил руки у груди — как тогда, в шестой палате перед девушкой, — и наклонился вперед.

— Я подозреваю, что в этом вопросе кроется ключ к разгадке тайн вашего прошлого. Доктор Масаки оставил календарь в таком виде и больше не отрывал листочков…

— И… почему же?

— Он скончался. Ровно через год после смерти профессора Сайто. Его нашли там же — у публичного аквариума Хакодзаки. Он покончил с собой.

Эти слова прозвучали как гром среди ясного неба! Я словно лишился дара речи и был готов застонать… Чуть успокоившись, я выдал бессвязное:

— Доктор Масаки… покончил с собой?..

И даже услышав собственный голос, я не поверил ушам. Чтобы такой великий человек, как доктор Масаки, взял и покончил с собой? Вообразимо ли?!

Двое глав одной и той же кафедры умирают подозрительной смертью — якобы бросаются с пирса, и происходит это в одном и том же месте, с разницей ровно в год… Разве бывают такие совпадения? Потрясенный, я смотрел на бледного доктора Вакабаяси. Внезапно он приосанился, оглядел меня, а затем почтительно, словно читая молитву, продолжил: