Клайв Касслер, Джастин Скотт

Саботажник

НЕЗАКОНЧЕННОЕ ДЕЛО

12 декабря 1934 года

Гармиш-Партенкирхен

Выше снеговой линии немецкие Альпы вгрызались в небо, как челюсти древнего хищника. Темные тучи окутывали продуваемые ветром вершины, и зазубренные скалы, казалось, двигались, словно пробуждающийся зверь. Два человека, оба немолодые и сильные, смотрели на эту картину с балкона отеля для горнолыжников.

Ганс Грандзау — проводник с обветренным лицом, морщинистым, как скалы, и шестидесятилетним опытом блужданий по этим зимним склонам. Вчера вечером он обещал, что подует восточный ветер и сибирский холод ворвется в теплый средиземноморский воздух снежной вьюгой.

Человек, которому Ганс пообещал снег, американец, высокий, в светлых волосах и усах проблески серебра. На нем был спортивного кроя костюм из плотного твида, на голове теплая шапка, на шее толстый шерстяной шарф в темно-синюю и белую полоску с гербом Брэнфордского колледжа. Его одежда была типичной для состоятельного туриста, приехавшего в Альпы заняться зимним спортом. Но этот человек не отрывал пристального ледяного взгляда от каменного замка, одиноко стоящего в десяти милях от них, в горах.

Замок возвышался здесь уже тысячу лет. Зимние снега почти полностью скрывали его, он вечно оставался в тени вздымающейся над ним вершины. Несколькими милями ниже — подъем слишком труден, чтобы отнестись к нему легкомысленно, — лежала деревня. Американец смотрел, как к ней приближался столб дыма. Паровоз, выпускавший этот дым, был чересчур далеко, чтобы разглядеть его, но американец знал: там проходит железнодорожная ветка, уходящая за границу, к Инсбруку. Круг замкнулся, мрачно думал он. Двадцать семь лет назад на железной дороге в горах совершилось преступление. Сегодня его расследование закончится — так или иначе, — и тоже на горной железной дороге.

— Вы уверены, что готовы? — спросил проводник. — Подъем крутой. Ветер будет резать, как ножом.

— Я подготовлен не хуже вас, старина.

И, чтобы убедить Ганса, он рассказал, как целый месяц готовился вместе с норвежскими горнолыжными войсками; для этого ему пришлось неофициально стать участником военной программы США по подготовке к войне в горах.

— Я не знал, что американские войска готовят в Норвегии, — сдержанно сказал немец.

Голубые глаза американца чуть потемнели, и он улыбнулся уголками губ.

— Просто на случай, если придется вернуться сюда и положить конец очередной войне.

Ганс тоже улыбнулся. Американец знал, что это гордый ветеран Альпийского корпуса, элитной немецкой горной дивизии, созданной кайзером Вильгельмом в войну 1914–1918 годов, но нацистам, недавно захватившим власть в Германии и угрожающим вовлечь Европу в новую войну, он не друг.

Американец осмотрелся, желая убедиться, что они одни. В коридоре за балконной дверью чистила ковер пожилая горничная в черном платье и белом переднике. Он дождался, пока она уйдет, взял большой рукой кожаный мешочек со швейцарскими двадцатифранковыми золотыми монетами и передал проводнику.

— Вся оплата вперед. Договор таков: если я от вас отстану, вы бросаете меня и возвращаетесь. Принесите лыжи. Встретимся у начала подъемного троса.

Он торопливо направился в свой роскошный, отделанный деревянными панелями номер; из-за толстых ковров и веселого пламени в камине казалось, что за окном еще холоднее. Быстро переоделся в брюки из водонепроницаемого габардина, заправил их в толстые шерстяные носки, обул башмаки на шнуровке, надел два легких шерстяных свитера, кожаный жилет — защиту от ветра и габардиновый пиджак до бедер, который не стал застегивать.

В дверь постучали. Вошел молодой сыщик из берлинского отделения Джеффри Деннис, в тирольской шляпе и костюме из магазина готового платья. Джеффри умен, энергичен и пунктуален. Но у него нет опыта работы за пределами города.

— Снега по-прежнему нет?

— Дайте всем сигнал начинать, — ответил старший. — Через час тут в шаге от себя ничего не увидишь.

Деннис передал ему небольшой рюкзак.

— Документы для вас и для вашего… гм… «багажа». Поезд пересекает границу с Австрией в полночь. В Инсбруке вас встретят. Этот паспорт годен до завтра.

Старший посмотрел в окно, на далекий замок.

— Где моя жена?

— В безопасности в Париже. В отеле «Георг Пятый».

— Какие-нибудь сообщения?

Молодой человек протянул конверт.

— Читайте!

Деннис без выражения прочел:

— Спасибо, дорогой. Лучшего празднования двадцать пятой годовщины нашей свадьбы невозможно представить.

Старший заметно успокоился. Сообщение было кодовое, о нем они условились позавчера. Она обеспечивала легенду — романтический второй медовый месяц — на случай, если его кто-нибудь узнает и начнет спрашивать, по какому он делу. Теперь она в безопасности. Время пряток миновало. Буря приближается. Он взял конверт и поднес к огню в камине. Потом внимательно проверил паспорт, визы и разрешение на пересечение границы.

— Оружие?

Компактное и легкое.

Деннис сказал:

— Это новый немецкий автомат для скрытого ношения. Но я могу дать служебный револьвер, если вы больше привыкли к старому оружию.

Взгляд голубых глаз, устремленный на далекий замок, вновь обратился на молодого человека. Высокий американец не глядя извлек магазин, проверил, что в затворе нет патронов, и, начав с того, что раскрыл предохранитель и вынул из ствола затвор и возвратную пружину, разобрал автомат. Это заняло у него двенадцать секунд. По-прежнему глядя в лицо курьеру, он за десять секунд собрал автомат.

— Годится.

Молодой человек начал понимать, что стал свидетелем работы аса. Не сдержавшись, он спросил:

— Сколько вы тренировались, чтобы так научиться?

На строгом лице показалась неожиданно теплая улыбка, и человек не без юмора ответил:

— Попрактикуйтесь всего одну ночь под дождем, Джефф, когда в вас стреляют, и быстро освоите.

Когда он добрался до подъемного троса, шел густой снег и он едва различал гряду, с которой начинались лыжные трассы. Каменные вершины за грядой исчезли из виду. Взбудораженные лыжники хватались за трос, чтобы успеть еще раз спуститься с горы, прежде чем проводники по соображениям безопасности запретят подъем. Ганс принес новые, современные лыжи, по краям которых были прикреплены стальные полоски.

— Ветер усиливается, — объяснил он присутствие этих полосок. — На вершинах лед.

Они встали в гибкие крепления, застегнули их, надели перчатки, взяли палки и прошли через редеющую толпу к тросу, который проходил через ролик, вращаемый шумным двигателем. Взялись за трос, их дернуло, и они начали подниматься. Типичная картина: богатый, уже пожилой американец в поисках приключений и его личный инструктор, достаточно взрослый и благоразумный, чтобы благополучно вернуть клиента в отель к тому времени, когда пора одеваться на ужин.

Ветер наверху был сильный и постоянно менял направление, бросая в лицо вихри снега. На мгновение за группой лыжников, ждавших очереди на подъем, ничего не стало видно. Но тотчас открылся отель, маленький, как кукольный домик, в нижней части склона, и высокие вершины над ним. Американец и Ганс по гребню отошли подальше от толпы. И вдруг, когда никто на них не смотрел, перевалили через вершину и начали спуск по противоположному склону.

Их лыжи оставляли свежий след на нетронутом снегу.

Голоса лыжников и гул двигателя мгновенно затихли. Снег бесшумно ложился на шерстяную одежду. Было так тихо, что они отчетливо различали звуки того, как металлические кромки лыж режут снег, слышали свое дыхание и стук сердец. Ганс прошел вниз по склону около мили, и они остановились под навесом, образованным выступом скалы. Здесь лежали легкие самодельные сани.

Сани были переделаны из носилок Робертсона — складных носилок особой конструкции из дерева и брезента, предназначенных для переноски раненых моряков по узким переходам корабля. «Сани» поставили на лыжи; Ганс тянул их за веревку, обвязанную вокруг пояса. Веревкой он обмотал и лыжную палку, которой пользовался, чтобы тормозить на спуске. Прошел еще милю по другому, более пологому склону. У начала крутого подъема они прикрепили к полозьям тюленью шкуру. Ворс, направленный назад, увеличивал трение и помогал подниматься, не соскальзывая на крутых местах.

Теперь снег валил очень густо. Именно он позволил Гансу заработать золотые франки. Американец легко мог бы идти по компасу. Однако компас не гарантировал, что он не собьется с курса под ударами ветра и не заплутает в лабиринте горных выступов. Но Ганс Грандзау, который ходит по этим горам с детства, умел определить, где он, по наклону какого-нибудь камня и по тому, как этот камень закрывает его от ветра.

Еще несколько миль они поднимались, спускались и снова поднимались. Часто приходилось останавливаться, чтобы передохнуть и очистить тюленью шкуру от льда. Уже почти стемнело, когда в снегу неожиданно появился просвет, и с вершины очередной гряды американец увидел освещенное окно замка.

— Давайте сани, — сказал он. — Отсюда я пойду один.

Немец услышал в его голосе стальные нотки. Ганс не стал спорить, передал клиенту веревку от саней, пожал мужчине руку, пожелал удачи и начал прокладывать след в темноте, направляясь к деревне далеко внизу. Американец пошел на свет.

АРТИЛЛЕРИЯ ПРОЛЕТАРИАТА

Глава 1

21 сентября 1907 года

Каскадные горы, Орегон

Железнодорожный полицейский, глядя, как ночная смена уходит в неровное жерло туннеля, гадал, сколько пользы может приносить Южно-Тихоокеанской компании одноглазый, хромой шахтер. Комбинезон и фланелевая рубашка у шахтера были обтрепанные, заношенные, ботинки — стоптанные и тонкие, как бумага. Края потрепанной шапки отвисали как у клоуна, а свой тяжелый молот бедняга тащил так, словно не в силах был его поднять. Что-то здесь не вязалось.

Полицейский был пьющий, лицо его так разбухло от дешевого виски, что глаза почти заплыли. Но эти глаза были острыми, на диво живыми и полными надежды и веселья — несмотря на то, как низко он пал, до службы в самом презираемом в стране подразделении полиции, — и очень наблюдательными. Он сделал шаг вперед, почти решившись проверить. Но в этот миг могучий молодец, румяный нескладеха только что с фермы, забрал у старика молот и понес. От такого доброго поступка хромой, с повязкой на глазу старик показался полицейскому совсем уж старым и безвредным. Но он был вовсе не безвреден.

Впереди в скале темнели два отверстия: главный железнодорожный туннель и рядом — меньший туннель, «первопроходческий», проделанный раньше большого для разведки маршрута, подачи воздуха и отвода воды. Оба туннеля были укреплены деревянными опалубками, не дающими камням падать на людей и вагонетки, идущие внутрь и наружу.

Из тоннеля выходила дневная смена: усталые люди направлялись к рабочему поезду, который отвезет их в поселок, к столовой. Рядом пыхтел паровоз, он вез вагоны, нагруженные шпалами. Упряжки в десять мулов тянули фургоны, передвигались дрезины, и всюду висели облака пыли. Место далекое, два дня кружного пути по железной дороге от Сан-Франциско, но не уединенное.

Телеграфные провода на шатких столбах соединяли вход в туннель с Уолл-стрит. По ним приходили мрачные сообщения о финансовой панике, охватившей Нью-Йорк в трех тысячах миль отсюда. Банкиры с Востока, финансовая опора железных дорог, были испуганы. Старик знал, что телеграммы содержат множество противоположных запросов и требований. Ускорить сооружение кратчайшего пути через Каскадные горы, жизненно важной линии между Сан-Франциско и севером. Или прекратить строительство.

У самого входа в туннель старик остановился и здоровым глазом посмотрел вверх, на гору. Отроги Каскадных гор покраснели в лучах заходящего солнца. Старик смотрел на них, словно, прежде чем погрузиться в темноту туннеля, хотел запомнить, как выглядит мир. Идущие сзади толкали его. Он потер повязку на глазу, словно переживая недавнюю потерю. Прикосновение сдвинуло повязку, и на мгновение приоткрылся второй глаз, еще зорче первого. Железнодорожный сыщик, не похожий на обычного туповатого полицейского, все еще недоверчиво смотрел на старика.

Старик-шахтер проявлял огромную выдержку и хладнокровие. Он держался уверенно, своим бесстрашным поведением рассеивая подозрения. Не обращая внимания на толкавших его рабочих, он осмотрелся, словно пораженный грандиозным зрелищем железной дороги, прорубающейся сквозь горы.

Его и правда изумляли эти усилия. Все предприятие, объединявшее старания тысяч человек, основывалось на простом устройстве у него под ногами, двух стальных рельсах, уложенных на расстоянии в восемь футов и полдюйма один от другого и прибитых стальными костылями к деревянным шпалам, надежно закрепленным в насыпи из битого камня и щебня. Это сочетание образует опору, выдерживающую стотонные паровозы, которые движутся по рельсам со скоростью миля в минуту. И на каждой миле две тысячи семьсот шпал, триста пятьдесят два рельса, шестьдесят бочонков костылей образуют гладкую, почти не создающую трения дорогу, стальной путь, уходящий в бесконечность. Рельсы бегут по неровной местности, льнут к узким карнизам, вырубленным в почти вертикальных утесах, перепрыгивают по мостам через ущелья, ныряют в горные туннели и выныривают из них.

Но это чудо современного инженерного дела и тщательного управления казалось ничтожным в сравнении с горами; горы словно насмехались над ним. И никто лучше этого человека не знал, сколь хрупко это человеческое предприятие.

Он посмотрел на полицейского, чье внимание теперь было направлено на что-то другое.

Ночная смена исчезла в грубо вырубленном отверстии. Вода журчала под ногами рабочих, шедших под бесконечными бревенчатыми сводами. Старик и сопровождавший его молодой человек с молотом держались позади всех. Через сто ярдов они остановились у входа в боковой туннель и погасили ацетиленовые лампы. В темноте они смотрели, как лампы других рабочих исчезают впереди. Потом ощупью прошли по двадцати футам бокового прохода и оказались в параллельном «первопроходческом» туннеле. Этот узкий туннель вырублен грубее основного, потолок низкий и местами совсем нависает. Пригнувшись, они пошли вперед, углубились в гору и там, где их никто не мог увидеть, снова зажгли лампы.

Теперь старик шел быстрее, освещая боковую стену. Вдруг он остановился и провел рукой по неровному шву в камне. Наблюдая за ним, молодой человек в который раз подивился, что заставляет калеку продолжать борьбу. Другие старики давно бы успокоились и проводили время в креслах-качалках. Но если задавать вопросы в джунглях безработных и бродяг, можно и пострадать, поэтому молодой человек удивлялся молча.

— Сверли здесь!

Старик сообщал ровно столько сведений, сколько требовалось, чтобы вдохновить соучастников. Мальчишка с фермы считал, что помогает рабочему с лесопилки в Паджет-Саунд, где профсоюз призвал трудящихся к забастовке и полностью остановил производство досок, но хозяева-кровососы одолели забастовщиков с помощью штрейкбрехеров. Именно такую историю хотел бы услышать молодой анархист.

Предыдущий помощник старика считал, что тот из Айдахо, из Кёр-д’Ален, откуда бежал, спасаясь от шахтерских войн. Следующему он представится как боец «Индустриальных рабочих мира» из Чикаго. Где он потерял глаз? Там же, где охромел: сражаясь со штрейкбрехерами в Колорадо-сити, или охраняя «Большого Билла» Хейвуда [«Большой Билл» Хейвуд (1869–1928) — североамериканский радикальный профсоюзный лидер. — Здесь и далее примеч. пер.] из Западного профсоюза шахтеров, или когда губернатор призвал национальную гвардию. Отличная характеристика в глазах тех, кто стремится сделать мир лучше и кому хватает мужества бороться за это.

Рослый парень достал трехфутовое стальное зубило, приложил к указанному месту и держал, а одноглазый старик колотил по нему, пока зубило прочно не засело в граните. Тогда он вернул молот молодому человеку.

— Давай, Кевин. Теперь быстрей.

— Ты уверен, что взрыв в этом туннеле не повредит ребятам, которые работают в основном?

— Клянусь жизнью. Между нами двадцать футов прочного гранита.

История Кевина обычна для Запада. Родился на ферме еще до того, как его отец задолжал банку и потерял землю, работал на серебряных копях, был уволен за то, что голосовал в пользу профсоюза. Ездил по стране на товарных поездах в поисках работы и был избит железнодорожной полицией. Требуя более высокой оплаты, подвергся нападению штрейкбрехеров с топорищами в качестве дубинок. Иногда у него так сильно болела голова, что он ни о чем не мог думать. Но хуже были ночи, когда, отчаявшись найти постоянную работу, или просто постоянное место для сна, или — что еще труднее — встретить девушку и создать семью, — он не мог спать. В одну из таких ночей его соблазнила мечта анархиста. Динамит, «артиллерия пролетариата», сделает этот мир лучше.

Кевин обеими руками сжимал тяжелый молот и бил. Он загнал зубило на фут. Остановился, чтобы перевести дух, и пожаловался на инструмент:

— Терпеть не могу эти стальные молоты. Слишком сильно отскакивают. Мне бы старый, чугунный.

— Используй отдачу. — Удивительно проворный и гибкий, калека с повязкой на глазу взял молот и легко взмахнул им, одним гибким движением сильных запястий повернув инструмент во время отскока и снова с силой опуская. — Заставь его работать за тебя. Давай заканчивай… Хорошо. Очень хорошо.

Они прорубили трехфутовое отверстие в граните.

— Динамит, — велел старик. На случай, если полиция их схватит, нести все связанное с преступлением он приказал Кевину. Кевин достал из-под рубашки три тускло-красных стержня. На каждом черной краской было напечатано название изготовителя — «ВУЛКАН». Калека вставил их в отверстие один за другим.

— Детонатор.

— Ты точно уверен, что никто из рабочих не пострадает?

— Ручаюсь.

— Я бы не прочь отправить хозяев в пекло, но люди на той стороне — они ведь за нас.

— Даже если еще не знают этого, — цинично ответил старый калека. Он прикрепил взрыватель, который обеспечивал взрыв достаточной силы, чтобы сдетонировал весь динамит.

— Фитиль.

Кевин осторожно размотал медленно горящий фитиль, который держал в шапке. Конопляная веревка, пропитанная порохом, горит со скоростью ярд за девяносто секунд, то есть фут за полминуты. Чтобы иметь пять минут для благополучного ухода в укрытие, старик приготовил фитиль длиной одиннадцать футов. Лишний фут был добавлен с учетом колебаний в консистенции и влажности динамита.

— Хочешь сам поджечь фитиль? — небрежно спросил он.

Глаза Кевина заблестели, как у маленького мальчика в рождественское утро.

— А можно?

— Я проверю, свободен ли отходной путь. Но помни: у тебя всего пять минут на то, чтобы уйти. Не тяни. Поджигай и уходи… Подожди! Что это?

Делая вид, будто что-то услышал, он повернулся и достал из-за голенища нож.

Кевин поддался на эту уловку. Он поднес ладони к ушам. Но услышал только далекий грохот бурения в главном туннеле и гул вентиляторов, перегоняющих воздух из вспомогательного туннеля в главный.

— Что? Что ты услышал?

— Беги туда. Посмотри, кто идет!