Кевин побежал, его тень запрыгала по стенам.

Старик оторвал шнур от детонатора, бросил в темноту и заменил таким же фитилем, но пропитанным тринитротолуолом, который используют для одновременного подрыва многих взрывателей, потому что такой фитиль горит очень быстро.

Действовал он быстро и ловко. Когда Кевин, отвлеченный ложной тревогой, вернулся, предательство уже совершилось. Но, подняв голову, старик с удивлением увидел, что Кевин стоит с поднятыми руками, а за ним — тот самый фараон, который наблюдал, как они входят в туннель. Подозрение превратило его опухшее от виски лицо в маску холодной бдительности. В руке он крепко держал револьвер.

— Руки! — приказал он. — Руки вверх!

Он быстро взглянул на фитиль и детонатор и сразу все понял. Оружие он держал близко к телу — было ясно, что он опытный служака и знает, как им пользоваться.

Старик двигался очень медленно. Но вместо того чтобы выполнить приказ, он наклонился и достал из-за голенища длинный нож.

Полицейский улыбнулся. Голос его звучал напевно, говорил он как иностранец-самоучка, влюбленный в английский язык.

— Осторожно, старик. Глупо лезть с ножом на пистолет — я с удовольствием застрелю тебя, если ты его не бросишь.

Старик повернул запястье. Нож телескопически раскрылся, превратившись в тонкую длинную рапиру. Старик тотчас прыгнул, обнаружив гибкую грацию движений, и вонзил нож в горло полицейского. Тот одной рукой схватился за горло, второй стараясь прицелиться. Но шахтер глубже воткнул нож, повернув лезвие, и перерезал спинной мозг, проткнув горло насквозь. Револьвер со стуком упал на дно туннеля. Когда старик извлек нож, полицейский согнулся и упал рядом со своим оружием.

Кевин издал булькающий звук. Глаза его округлились от потрясения и страха, он переводил взгляд с мертвеца на нож, возникший ниоткуда.

— Как… что?..

Старик коснулся пружины, лезвие сложилось и вернулось за голенище.

— Принцип тот же, что в театральном реквизите, — объяснил старик. — Слегка усовершенствован. Спички есть?

Кевин сунул дрожащие руки в карманы, порылся в них и достал шероховатую снаружи бутылочку.

— Проверю, свободен ли выход из туннеля, — сказал старик. — Жди моего сигнала. Помни: пять минут. Убедись, что фитиль горит, и беги, словно за тобой черти гонятся! Пять минут.

Пяти минут хватит, чтобы добраться до безопасного места. Но не в случае быстро горящего тринитротолуола, по которому огонь в мгновение ока пробегает десять футов. А старик заменил медленно горящий шнур.

Переступил через тело полицейского, старик побежал к выходу из вспомогательного туннеля. Никого не увидев, он дважды ударил зубилом по стене. В ответ раздались три удара. Дорога свободна.

Старик достал карманные железнодорожные часы Уолтхэма, которые не может себе позволить даже самый трудолюбивый шахтер. Зато каждый кондуктор, диспетчер, машинист должны всегда иметь при себе эти часы на цепочке, с семнадцатью камнями. Гарантированная точность этих часов — полминуты в неделю независимо от того, используют ли их в жаркой кабине паровоза или на продуваемой морозными ветрами высокогорной вспомогательной станции отработки приказов диспетчерской. Белый циферблат с арабскими цифрами был едва виден в полутьме. Старик следил, как секундная стрелка отмеряет секунды, а не минуты, которыми, по мнению Кевина, он располагал для безопасного отступления.

Пять секунд на то, чтобы открыть бутылочку с серными спичками, достать одну, снова закрыть бутылочку, склониться к фитилю. Три секунды на то, чтобы дрожащими пальцами чиркнуть серной головкой по стальной кувалде. Секунда на то, чтобы головка разгорелась. Прикоснуться пламенем к шнуру с тринитротолуолом.

Лица старика коснулась волна воздуха, почти мягкая.

Затем из туннеля вырвался сильный ветер, а за ним, из глубины — глухой гул взрыва. Зловещий грохот и новый порыв ветра сообщили, что вспомогательный туннель обрушился. Теперь очередь за главным.

Старик укрылся за деревянной обшивкой и ждал. Верно, что между вспомогательным туннелем и людьми, работающими в главном, двадцать футов гранита. Но там, где он установил заряд, гора не сплошная, она изрыта трещинами.

Земля качнулась, как при землетрясении.

Старик позволил себе мрачно улыбнуться. Дрожь под ногами сказала ему больше, чем испуганные крики забойщиков и взрывников, выбегавших из главного туннеля. Больше, чем возгласы людей, столпившихся у выхода из туннелей, откуда теперь валили клубы дыма.

В сотнях футов под горой обрушился потолок туннеля. Взрыв был рассчитан так, чтобы под завал попал поезд из вагонов с породой вместе с паровозом и тендером. Старика не тревожило, что с поездом погибнут и люди. Они не имели значения, как убитый им железнодорожный фараон. Не испытывал он сочувствия и к раненым, запертым в туннеле стеной каменных обломков. Чем больше смертей, разрушений и смятения, тем медленнее восстановление и дольше задержка.

Он снял повязку с глаза и сунул в карман. Потом снял шапку с отвисающими краями, поправил их и снова надел на голову в виде обычной шахтерской шапки. Быстро размотал под брючиной шарф, который делал неподвижным колено, помогая хромать, и на двух крепких ногах пошел в темноту, смешался с испуганными людьми, побежал вместе с ними, спотыкаясь, как и все, на шпалах, натыкаясь на рельсы, стараясь уйти подальше. Постепенно бегущие останавливались и присоединялись к десяткам любопытных, устремившихся к месту катастрофы.

Человек, известный, как Саботажник, не остановился. Он уходил: спустился в траншею у колеи, легко уклонившись от встречи с командой спасателей и полицейских, и пошел по заранее разведанному отходному пути. Он обогнул запасной путь, на котором за блестящим черным локомотивом стоял частный пассажирский поезд. Гигантский паровоз негромко свистнул: он поддерживал небольшое давление пара, обеспечивая поезд электричеством и теплом. В ночи блестели золотом ряды занавешенных окон. В холодном воздухе слышалась музыка, и видно было, как слуги в ливреях накрывают к ужину.

Совсем недавно, шагая к входу в туннель, молодой Кевин проклинал «немногих избранных», которые путешествуют в роскоши, в то время как шахтерам за целый рабочий день платят два доллара.

Саботажник улыбнулся. Это личный поезд президента железной дороги. Когда президент узнает, что сегодня в туннеле обрушился потолок, разверзнется ад, и можно ручаться, что «немногие избранные» сегодня не будут чувствовать себя избранными.

Еще миля по недавно проложенным рельсам, и яркий электрический свет залил строительную площадку с бараками, складами материалов, мастерскими, динамо-машинами, десятками запасных путей с грузовыми поездами и паровозное депо, где ремонтировали локомобили. Под этой площадкой, в низине, виднелись керосиновые лампы рабочего лагеря, временного поселка из палаток и старых товарных вагонов, где разместились импровизированные танцплощадки, салуны и бордели, следующие за кочующим рабочим лагерем.

Теперь все это будет передвигаться гораздо медленнее.

На расчистку завала в туннеле уйдет немало дней. Укрепление потолка и ремонт повреждений съедят не меньше недели, прежде чем возобновятся работы. На этот раз саботаж очень серьезный, лучшее его достижение за все время. И если удастся опознать то, что осталось от Кевина, единственного свидетеля, который мог бы связать его с преступлением, вспомнят про этого молодого анархиста, который много разглагольствовал в рабочем лагере о будущем царстве справедливости, прежде чем сам отправился в это царство.

Глава 2

В 1907 году «особый» поезд был в Америке главным символом богатства и власти. Обычные миллионеры с коттеджами в Ньюпорте, особняками на Пятой авеню или поместьями на реке Гудзон переходили из своих роскошных жилищ в частные вагоны, которые прицепляли к пассажирским поездам. Но титаны, владельцы железных дорог, ездили в «особых», частных, поездах с собственными паровозами и при желании могли пересечь континент. А самый быстрый и роскошный «особый» принадлежал президенту Южно-Тихоокеанской железной дороги Осгуду Хеннеси.

Поезд Хеннеси, выкрашенный в ярко-красный цвет, тащил мощный паровоз «Болдуин Пасифик 4-6-2», черный, как уголь в его тендере. Частные вагоны, которые назывались «Нэнси-1», «Нэнси-2» и так далее в честь давно умершей жены владельца, были восемьдесят футов длиной и десять шириной. Компания «Пуллман» построила эти вагоны согласно требованиям заказчика, а обставили их европейские мебельщики.

В «Нэнси-1» помещался кабинет Хеннеси, гостиная и спальные купе; в этих купе были мраморные ванны, медные кровати и телефоны, способные подключаться к телефонным системам любых городов, где оказывался поезд. В «Нэнси-2» располагались современная кухня, кладовые с месячным запасом продуктов, столовая и купе для слуг. Багажный вагон предназначался для автомобиля «Паккард-Грэй-Вулф» дочери Хеннеси Лилиан. Вагон-ресторан и просторные спальни отводились инженерам, банкирам, адвокатам — всем, кто был занят на строительстве кратчайшего пути через Каскадные горы.

Выбравшись на главный путь, «особый» Хеннеси мог за полдня доставить своего владельца в Сан-Франциско, за три дня — в Чикаго и за четыре — в Нью-Йорк, меняя типы двигателей в соответствии с условиями дороги. Если и эта скорость казалась недостаточной человеку, который мечтал завладеть всеми железными дорогами страны, в его распоряжении была особая система «телеграфа-кузнечика»; Томас Эдисон установил индукционное устройство, которое обеспечивало передачу сообщений с идущего поезда на параллельные рельсам телеграфные провода и наоборот.

Сам Хеннеси — немолодой, низкорослый, лысый — казался обманчиво хрупким. У него были внимательные черные глаза хорька, холодный взгляд, способный смутить любого лгуна и погасить ложную надежду, и, как утверждали его одураченные конкуренты, сердце аризонского ядозуба. Через несколько часов после обрушения туннеля, когда пришли на ужин первые гости, он, все еще без пиджака, диктовал телеграфисту мили распоряжений в минуту.

Гладкий, лощеный сенатор Соединенных Штатов Чарлз Кинкейд явился в безупречном смокинге. Волосы были приглажены, усы подстрижены. Ни намека на то, о чем он думает — и думает ли вообще, по глазам не понять. Но сладкая улыбка у него всегда наготове. Хеннеси поздоровался с политиком, едва скрывая презрение.

— Если вы не слышали, Кинкейд, произошел еще один инцидент. И, клянусь богом, на этот раз саботаж.

— Милостивый боже! Вы уверены?

— Настолько, что телеграфировал в «Детективное агентство Ван Дорна».

— Отличный выбор, сэр! Саботаж выходит за рамки полномочий местного шерифа, если можно так выразиться, хотя вряд ли вы найдете в этой пустыне хоть одного шерифа. Да и вашей железнодорожной полиции эта задача не по силам. — Бездельники в грязных тужурках, мог бы добавить Кинкейд, но сенатор служил железной дороге и выбирал выражения, когда говорил с человеком, который его создал и легко мог уничтожить. — Каков девиз Ван Дорна? — льстиво спросил он. — «Мы никогда не сдаемся, никогда!» Сэр, я подготовленный специалист и могу руководить вашими рабочими при расчистке туннеля.

Хеннеси сморщился от отвращения. Этот хлыщ работал за границей, строил мосты для Багдадской железной дороги в Оттоманской империи, газеты называли его «инженером-героем» за то, что он предположительно спас из турецкого плена американских медсестер из Красного Креста и миссионеров. Хеннеси относился к этим россказням с большим недоверием. Но Кинкейд сумел использовать свою раздутую славу, чтобы представлять интересы «клуба миллионеров» в сенате Соединенных Штатов. И никто лучше Хеннеси не знал, что Кинкейд богатеет на взятках за разрешения на строительство.

— Три человека погибли на месте, — проворчал он. — Пятнадцать за завалом. Инженеры мне больше не нужны. Нужен могильщик. И первоклассный детектив.

Хеннеси повернулся к телеграфисту.

— Ван Дорн ответил?

— Еще нет, сэр. Мы только что отправили…

— У Джо Ван Дорна команды сыщиков во всех городах материка. Телеграфируйте им всем.

Из личного вагона пришла дочь Хеннеси Лилиан. Глаза Кинкейда округлились, улыбка стала шире. Хотя поезд стоял на пыльном запасном пути в Каскадных горах, девушка была одета так, что посетители лучших ресторанов Нью-Йорка поворачивали бы головы, чтобы посмотреть на нее. Вечернее платье из зеленого шифона перетянуто на талии, спереди глубокий вырез, декольте лишь частично прикрыто шелковой розой. На изящной шее жемчужное ожерелье с бриллиантами, волосы высоко убраны золотым облаком, отдельные локоны падают на открытый лоб.

Яркие серьги с бриллиантами грушевидной огранки Перуцци привлекают внимание к лицу. «Наряд откровенно демонстрирует все, что она может предложить, — цинично подумал Кинкейд, — а предложить она может много».

Лилиан Хеннеси поразительно красива, молода и чрезвычайно богата. Пара для короля. Или для сенатора, поглядывающего на Белый Дом. Беда в том, что яркий блеск ее удивительных светло-голубых глаз свидетельствует: завоевать ее нелегко. А теперь отец, который никогда не был способен обуздать дочь, назначил ее своим личным секретарем, что сделало ее еще более независимой.

— Отец, — сказала Лилиан, — я только что говорила по телеграфону с главным инженером. Он считает, что можно войти в первопроходческий туннель с противоположной стороны и пройти в главный ствол. Отряды спасателей уже работают. Все твои телеграммы отправлены. Тебе пора переодеваться к ужину.

— Не могу есть, когда мои люди в западне.

— Голодая, ты им не поможешь. — Лилиан повернулась к Кинкейду. — Здравствуйте, Чарлз, — холодно сказала она. — Миссис Комден ждет нас в гостиной. Выпьем по коктейлю, пока отец одевается.

Когда они покончили с выпивкой, Хеннеси еще не появился. Миссис Комден, пышная темноволосая женщина лет сорока, в зеленом шелковом платье, в бриллиантах, ограненных в старом европейском стиле, сказала:

— Пойду приведу его.

Она пошла в кабинет Хеннеси. Не обращая внимания на телеграфиста, который, как все телеграфисты, присягнул никогда не разглашать содержание телеграмм или то, что увидит, она положила мягкую ладонь на костлявое плечо Хеннеси и сказала:

— Все проголодались. — Ее губы изогнулись в улыбке, которой невозможно было противиться. — Давай дадим им возможность поужинать. Мистер Ван Дорн скоро отзовется.

Паровоз дважды свистнул — сигнал «вперед», — и поезд мягко тронулся с места.

— Куда мы? — спросила она, не удивившись, что они снова в пути.

— В Сакраменто, Сиэтл и Спокан.

Глава 3

Через четыре дня после взрыва в туннеле Джозеф Ван Дорн нагнал быстро перемещавшегося на значительные расстояния Осгуда Хеннеси на станции Большой Северной железной дороги в Хеннесивилле. Новый город в пригороде вашингтонского Спокана близ границы с Айдахо пропах свежей древесиной, креозотом и горящим углем. Город уже окрестили «Миннеаполисом Северо-Запада». Ван Дорн знал, что Хеннеси построил этот город как часть своего плана удвоить протяженность путей Южно-Тихоокеанской железной дороги, присоединив к ним северные трансконтинентальные линии.

Основатель знаменитого «Детективного агентства Ван Дорна», рослый, лысеющий, прекрасно одетый мужчина лет сорока с крупным римским носом походил скорее на путешествующего преуспевающего бизнесмена, чем на бич преступного мира. В нем была заметная живость, на губах играла улыбка, но во взгляде присутствовал легкий намек на ирландскую меланхолию. Великолепные рыжие бакенбарды переходили в еще более великолепную рыжую бороду. Когда он подходил к «особому» Хеннеси, звуки регтайма, исторгаемые граммофоном, заставили его с облегчением кивнуть. Он узнал бойкую мелодию совершенно нового «Прожекторного рэга» Скотта Джоплина, и музыка подсказала ему, что дочь Хеннеси Лилиан где-то поблизости. Со сварливым и раздражительным президентом Южно-Тихоокеанской железной дороги гораздо легче разговаривать, когда дочь рядом.

Он остановился на платформе, услышав шум в вагоне. Показался Хеннеси собственной персоной, он вытолкнул из вагона мэра Спокана.

— Убирайтесь из моего поезда! Хеннесивилль никогда не войдет в черту вашего города. Я не стану платить налоги в споканскую казну.

Ван Дорну он сердито сказал:

— Вам потребовалось немало времени, чтобы добраться сюда.

Ван Дорн ответил на резкость Хеннеси теплой улыбкой. Под рыжими усами сверкнули крепкие белые зубы, детектив сжал руку своего низкорослого собеседника и жизнерадостно прогудел:

— Я был в Чикаго, а вы разъезжали по всей карте. Хорошо выглядите, Осгуд, хотя слегка раздражительны. Как прекрасная Лилиан? — спросил он, когда Хеннеси впускал его в вагон.

— От нее больше неприятностей, чем от целого вагона макаронников.

— А вот и она! Боже, как вы выросли, юная леди. Я не видел вас…

— С самого Нью-Йорка, когда отец нанял вас, чтобы вы вернули меня в школу мисс Портер.

— Нет, — поправил Ван Дорн, — последняя наша встреча произошла в Бостоне, когда мы вытащили вас из тюрьмы, куда вы попали за участие в параде суфражисток, который закончился беспорядками.

— Лилиан! — сказал Хеннеси. — Я хочу, чтобы протокол этой встречи отпечатали и присоединили к соглашению о найме «Агентства Ван Дорна».

Озорные огоньки из ее взгляда исчезли, теперь Лилиан смотрела серьезно — только дело.

— Договор готов для подписи, отец.

— Джо, думаю, вам известно о нападениях.

— Я полагаю, — уклончиво ответил Ван Дорн, — вы имеете в виду несчастные случаи на строительстве железнодорожной линии через Каскадные горы.

— Это не могут быть несчастные случаи, — строго возразил Хеннеси. — Кто-то изо всех сил старается уничтожить дорогу. Я нанимаю ваше агентство, чтобы вы нашли саботажников, анархисты ли это, иностранцы или забастовщики. Стреляйте в них, вешайте, делайте что угодно, только остановите.

— Получив вашу телеграмму, я сразу поручил это дело своему лучшему сыщику. Если ситуация такова, как вы полагаете, я назначу его старшим дознавателем.

— Нет, — сказал Хеннеси, — я хочу, чтобы вы возглавили расследование, Джо. Лично.

— Исаак Белл — мой лучший работник. Хотел бы я обладать такими способностями в его возрасте.

Хеннеси перебил.

— Давайте говорить прямо, Джо. Мой поезд стоит всего в трехстах пятидесяти милях к северу от туннеля, где имел место саботаж. Но, чтобы добраться сюда, ему потребовалось проехать свыше семисот миль, отступать, карабкаться вверх и мчаться вниз, точно на русских горках. Кратчайший путь сократит время проезда на сутки. Последовательность коротких путей и будущее железнодорожной империи слишком важны, чтобы поручить все это одному наемному сотруднику.

Ван Дорн знал, что Хеннеси привык всегда получать желаемое. В конце концов он создал систему железных дорог, пронизавшую материк от одного океана до другого, создал в напряженной борьбе с конкурентами: коммодором Вандербильтом и Дж. П. Морганом, перехитрив Комитет по межштатному транспорту и торговле и конгресс США, заставив отступить главного борца с монополиями президента Тедди Рузвельта. Поэтому Ван Дорн обрадовался неожиданному вмешательству кондуктора. Начальник поезда в безупречном синем мундире Южно-Тихоокеанской дороги — медные пуговицы и красный кант — стоял в двери.