Клара Хенри

Да, у меня эти дни. А что?


Издание охраняется законом об авторском праве. Нарушение ограничений, накладываемых им на воспроизведение всей этой книги или любой ее части, включая оформление, преследуется в судебном порядке.




Предисловие

О том, что я узнала о месячных в десять лет и почему я вообще пишу эту книгу

...

В наше время лучше, чтобы люди думали, будто я поправляю трусы, когда на самом деле пытаюсь незаметно почесать гениталии».

Позавчера у меня закончились месячные. В последний день я использовала тампоны normal, потому что уже не было mini, и теперь из-за собственной лени (был такой ужасный мороз, что мне не хотелось выползать из дома и идти в магазин за новой пачкой) я вынуждена страдать — моя пися высохла, как дедушкины пятки. (Пятки моего дедушки сине-фиолетового цвета. Их кожа целую вечность не встречалась с увлажняющим кремом и начала отслаиваться; если взять перышко и слегка провести им по дедушкиным пяткам, частички кожи поднимутся в воздух и начнут опадать на пол, напоминая мелкую белую перхоть. Примерно так сейчас чувствует себя моя вагина.) Все так и зудит. Поправлять ужасно впивающиеся трусы (ощущение, будто они уже возле самой матки) довольно сложно, но в наше время лучше, чтобы люди думали, будто я поправляю трусы, когда на самом деле пытаюсь незаметно почесать гениталии. О, пользовательницы тампонов всех стран, вы хорошо знаете, о чем я говорю!

Скоро стукнет восемь лет со дня моих первых месячных. До сих пор меня — к счастью! — обходили стороной худшие виды менструальных болей и ПМС, из-за которых некоторые обладательницы матки истерично рыдают и страдают от непрекращающейся тошноты. И все же я считаю себя примером прямо из менструального кошмара. Кровотечение у меня длится шесть дней, и первые две ночи я утопаю в море своей крови вне зависимости от того, какую защиту применяю. Я использую супервпитывающие тампоны до самого последнего дня и меняю их минимум раз в три часа. Однажды мне довелось опробовать послеродовые прокладки, предназначенные для женщин, которые только что вытолкнули из себя ребенка вместе с половиной матки, и на шесть часов я обрела спокойствие, благодаря чему тот день был лучшим «этим» днем в моей жизни. Во время ПМС меня охватывает тревога, а менструация вызывает такую сильную боль в пояснице, что я едва могу встать. Кроме того, я почти уверена, что испытываю, может, и небольшую, но все же глубокую боязнь крови. До меня это дошло где-то полтора года назад, когда у меня впервые брали анализ крови. В результате появилась запись в блоге (вернее, мини-рассказ), где я рассказываю о мыслях и чувствах, которые охватили меня при виде собственной густой красной крови в пробирке. Жесть! Это просто ужасно! Но нечего жаловаться: по крайней мере, меня не тошнит от менструальных болей — уже большое достижение.



Однако я не всегда говорила напрямую, без тени смущения, что из моей вагины сочится кровь. Сейчас я не люблю месячные сами по себе, зато обожаю о них рассказывать, хотя еще пять лет назад я с одинаковой ненавистью относилась как к первому, так и ко второму. Это как стокгольмский синдром. Месячные всецело завладели моим телом, и теперь я люблю их безмерно. Ну, или что-то в этом роде.


Я УЗНАЛА ОБ ЭТОМ В ШКОЛЕ

В 2004 году я училась в средней школе. В те незапамятные времена чиновники от образования считали четверть часа вполне достаточной для передачи десятилетним обладательницам матки всех необходимых знаний о том, что они испытают примерно четыреста пятьдесят раз в жизни.

«Это прокладка, — сказала учительница Моника и подняла нечто, напоминающее мегатонкую желто-зеленую упаковку лапши быстрого приготовления. — Скоро, девочки, у вас начнутся месячные. Это значит, что вы уже сможете иметь детей и что у вас там, внизу, будет течь кровь. Если приклеите прокладку на трусы, то не запачкаете кровью штанишки. Всегда носите с собой одну в сумке, чтобы быть готовыми». И все. «Есть какие-нибудь вопросы? Вот вам брошюра, из которой вы узнаете больше. И хватит хихикать. А теперь марш на перемену».

В классе сидело тогда двенадцать девочек, которые не поняли ничего, кроме того, что через несколько лет из их влагалища начнет сочиться кровь и что это какая-то ужасная тайна. Да еще и такая большая, что мальчикам, кажется, нельзя о ней знать, потому что в это время они сидели в соседнем классе и натягивали презервативы на бананы. Где-то в глубине моего десятилетнего серого вещества проскользнула мысль: а почему бы нам не изучать это всем вместе? Однако сочетание презерватива и банана заставляло меня радоваться, что я сижу в классе с девочками и неуверенно посматриваю на желто-зеленую упаковку лапши быстрого приготовления.

Но мне уже стукнуло двадцать, и теперь провокация — мое второе имя. Кто-то недавно мне рассказал, что со времен моего детства занятия по менструации нисколечко не изменились, на что мне захотелось пронзительно прокричать минимум три раза подряд: «ЧЕРТ ВОЗЬМИ!» Я воздержалась, чтобы никто не подумал, будто у меня какие-то проблемы и я не контролирую агрессию, потому что ничего подобного (ну, так я себе внушаю). Мне правда непонятно, что творилось в башке, которая придумала разделить классы на мальчиков и девочек на половом воспитании.

Интересно, какой гений решил, что мальчикам не нужно ничего знать о менструации. Наверняка тот, кто считает, что месячные — бабское дело, а потому «бабы» должны держать это в себе, и кто телами, и глупо хохотали. Мы и понятия не имели, почему нам так смешно, но все равно продолжали, потому что это имело какое-то отношение к сексу и половой связи, а, как известно, на такие темы нужно хихикать. Иногда я мечтаю, чтобы другие предметы, хотя бы математика, были в школе не меньшим событием. Чтобы на перемене кто-нибудь прибегал весь бледный, потому что через окошко в двери подсмотрел, как учительница готовит следующий урок, и кричал что-то вроде: «Э-Э-Э-ЭЙЙЙЙ, сейчас будет матем! МАТЕ-ЕМ! О-О-О-О-О-О-О-О!!!» — а потом падал и катался со смеху на неровном асфальте в школьном дворе. И чтобы мы при входе в класс смотрели на таблицу умножения и, восхищенно-испуганные, слушали о том, что семь на три — двадцать один, а по-

...

Интересно, какой гений решил, что мальчикам не нужно ничего знать о менструации? Наверняка тот, кто считает, что месячные — бабское дело, а потому “бабы ” должны держать это в себе».

бессчетное количество раз повторял своим оснащенным маткой подругам, что если они хотят, то, конечно, могут говорить о месячных, вот только не нужно это афишировать. Вполне достаточно выпить болеутоляющее и перестать себя жалеть — в конце концов, так сильно это болеть не может.

А девочки вообще не должны знать, как пользоваться презервативами. Логично же! Что им с ними делать? Неслыханная потеря времени — обучать оба пола таким существенным вещам, как предотвращение нежелательной беременности.

Мы сидели там, я и еще одиннадцать десятилеток с не полностью созревшими том просто умирали бы от неловкости. Жаль, что такого нет: уроки математики стали бы куда более захватывающими.

Так вот, мы сидели там с покрасневшими лицами, потому что нас заставили взглянуть прямо в глаза своему будущему, своей кровавой зрелости. В тот момент я не могла понять, от чего мне стыдно больше — от менструации или презервативов. Месячные — это как описаться в трусы, только писаешь кровью и неделю в месяц. Презерватив — такая стягивающая повязка для особей с пенисами — во всяком случае, так мне представлялось на той стадии осведомленности. Оба явления = ужасная стыдоба. Если бы я выбирала сегодня, то, думаю, посчитала бы, что презервативы все-таки хуже. Нет, ну серьезно. Ты только представь: сидите вы вдесятером в классе и под пристальным наблюдением учителя натягиваете презерватив на банан. Такие «фруктовые» уроки оставляют, наверное, след на всю жизнь.


ЗНАНИЙ О МЕНСТРУАЦИИ НЕ ХВАТАЕТ

Итак, это было в 2004 году. Всех девочек из класса загнали в маленький актовый зал и сбросили на них менструальную бомбу. Никто не выжил. Нет, я, конечно, шучу, но мы все глубоко задумались, что это, черт побери, было, так как после этой пятнадцатиминутной меганеловкой беседы ни одна из нас не поняла, что значит «стать женщиной» и о чем вообще речь. Позже, став постарше, никто об этом больше не вспоминал. Уже тогда я была достаточно сообразительна, чтобы понять: в месячных нет ничего приятного. Может, в десять лет я и хихикала без остановки, но даже до меня дошло, что менструация — это что-то постыдное, и не стоит об этом заикаться. Как раз поэтому мне хотелось говорить только о ней, но не хватало храбрости. Возникала масса вопросов, задать которые не было случая. Когда у меня начнутся месячные? Что там такое у меня внутри кровоточит? У учительницы Моники тоже есть месячные? А у моей мамы? Наверное, нет. Они ведь никогда об этом не упоминали. Надеюсь, у меня их тоже не будет. Здорово, если меня это обойдет стороной.

...

Может, в десять лет я и хихикала без остановки, но даже до меня дошло, что менструация — это что-то постыдное и не стоит об этом заикаться. Как раз поэтому мне хотелось говорить только о ней, но не хватало храбрости».

О многих вещах, которые меня сейчас увлекают, таких, как этика, нравственность, политика и феминизм, я узнала из «Твиттера». Тому, как следует себя вести, меня научили родители. Остальное мне привили в школе. Аккаунт в «Твиттере» я создала, когда мне было шестнадцать, а мои родители никогда не говорили со мной о месячных, поэтому базовые знания о них я черпала в школе. Там все шло гладко: я всегда хорошо училась и прилежно делала домашние задания. В средней школе я знала наизусть таблицу умножения и могла без конца разглагольствовать о шведских ландскапах, но, если бы учительница Моника без предупреждения устроила нам контрольную по менструации, я бы реально расплакалась. Реально. Информирование о менструации в нашей школе функционировало примерно как демократия в Северной Корее. То есть просто идеально (шутка). Честолюбивый ботаник во мне начал бы протестовать со слезами на глазах, крикнул бы: «It’s not fair!» [Это нечестно! (Англ.)](за день до этого нас научили этой фразе на английском) — и помчался бы домой смотреть «Симпсонов».