Пока он пребывал в таком состоянии, Визафмал взял его в поездку по Ульфалору, необходимую по политическим причинам. Жители дальних провинций и полярных областей отказывались верить в реальность такого чудовища, как Элвор, и новый правитель счел разумным наглядно продемонстрировать всем двурукий, двуногий и двуглазый феномен, чтобы снять любые сомнения в законности собственных прав на трон. Во время поездки они посетили немало удивительных городов, сельскохозяйственных и промышленных центров Сатаббора. Элвор увидел рудники, где трудом миллионов аббаров добывались бесчисленные количества металлов и минералов, используемых в Ульфалоре. Их чистые, почти беспримесные залежи выглядели поистине неистощимыми. Поэт видел огромные океаны, которые вместе с несколькими внутренними морями и озерами, питаемыми из подземных источников, были единственным источником воды для стареющей планеты, где уже много веков никто не слышал о дожде. Морская вода после очистки от нежелательных элементов доставлялась по всей суше с помощью системы трубопроводов. Видел он и болота на северном полюсе, покрытые зловещими звероподобными зарослями, куда никто даже не пытался проникнуть.

В поездке они встречали многих жителей дальних земель, но внешне обитатели Ульфалора выглядели одинаково по всей стране, за исключением одной или двух рас низших аборигенов, среди которых не было альфадов. Повсюду поэт встречал такое же надменное и жестокое любопытство, как и в Сарпуломе. Постепенно он привык, а разнообразные удивительные зрелища и небывалые представления, которые он наблюдал ежедневно, помогали ему отвлечься от тоски по утерянной Земле.

Когда они с Визафмалом вернулись в Сарпулом после нескольких недель отсутствия, оказалось, что многие верховные жрецы сатабборских богов и богинь проявляют недовольство и мятежные настроения, особенно жрецы Кунтамози, Космической Матери, высоко почитаемой обоими способными к размножению полами. Кунтамози считали источником всего сущего, родительницей солнца, луны, самого мира, звезд, планет и даже часто падавших на Сатаббор метеоритов. Но ее жрецы полагали, что чудовище, подобное Элвору, вряд ли могло быть порождением божественной утробы и само его существование — своего рода святотатство, а правление еретика-чародея Визафмала, основанное на явлении этого урода, прямо оскорбляет Космическую Мать. Жрецы не отрицали чудесного исполнения пророчества Абболехиолора, но придерживались мнения, что оно вовсе не гарантирует вечного правления Визафмала и никак не доказывает, что его одобряет кто-либо из богов.

— Не стану скрывать, — сказал Визафмал Элвору, — что положение у нас обоих сейчас несколько шаткое. Я намереваюсь доставить из своего поместья во дворец аннигилятор пространства, поскольку он может мне понадобиться, и не исключено, что некая иная планета вскоре может оказаться для меня куда благотворнее, чем родной мир.

Впрочем, способный ученый, проницательный чародей и просвещенный король как будто не осознавал, насколько близкая угроза нависла над его правлением, — или же, по обыкновению своему, предпочитал выказывать саркастическую сдержанность. Он не проявлял ни малейшего беспокойства, лишь обеспечил Элвору постоянную охрану на случай, если поэта попытаются похитить ввиду финальной оговорки из пророчества.

Через три дня после возвращения в Сарпулом, когда Элвор стоял на балконе в своих покоях, глядя на крыши города, а охранники лениво болтали за его спиной, он вдруг увидел, что улицы потемнели от толп народа, в основном аббаров, молча стекавшихся к дворцу. Во главе толпы шли несколько альфадов, хорошо различимых даже с такого расстояния благодаря яркой расцветке. Помня о словах короля, встревоженный Элвор отправился на поиски Визафмала по бесконечным извилистым лестницам, что вели к королевским покоям. Другие обитатели дворца тоже увидели приближающуюся толпу, и во дворце воцарились безумная суматоха и волнение. Преодолев последний лестничный марш, Элвор, к своему удивлению, обнаружил, что покои уже заполонило множество аббаров, которые проникли во дворец с другой стороны, с обезьяньей ловкостью взобравшись по колоннам и лестницам. Сам Визафмал стоял у открытой решетки аннигилятора пространства, установленного около его ложа. В руке он держал королевский жезл, направив его красный конец на ближайшего аббара. Когда это создание прыгнуло на Визафмала, размахивая оружием с несколькими крюкообразными лезвиями, король сжал жезл, приведя в действие потайную пружину, и тонкий розовый луч света свалил аббара наповал. Ничуть этим не смутившись, за первым аббаром последовали другие, и король невозмутимо, словно проводя некий научный эксперимент, поражал их смертоносным лучом, пока на полу не выросла гора мертвых тел. Но место погибших занимали следующие, а некоторые начали швырять свои крючья в короля. Ни одному не удалось попасть в цель, но, похоже, Визафмала все это утомило: он шагнул в аннигилятор и закрыл за собой решетку. Мгновение спустя раздался чудовищный грохот, подобный тысяче громовых раскатов, и механизм исчез вместе с Визафмалом. Что с ним стало и в каком мире — возможно, еще страннее, чем Сатаббор, — он впоследствии предавался своим научным фантазиям и причудам, поэт так никогда и не узнал.

Элвор даже не успел осознать, что король подло бросил его на произвол судьбы. Все верхние и нижние этажи огромного здания заполонила вторгшаяся толпа, с яростными криками преодолевая сопротивление придворных и рабов. Дворец захлестнуло вздымающееся море из мириад альфадов и аббаров, бежать было некуда. Несколько мгновений спустя Элвор оказался в плену у группы аббаров, которых исчезновение Визафмала скорее привело в ярость, чем испугало или обескуражило. По овальным и вертикальным красным отметинам на темных телах поэт признал в этих аббарах жрецов Кунтамози. Связав Элвора веревками из кишок животного, похожего на дракона, его повели прочь из дворца по улицам, вдоль которых выстроились не сводившие с него взгляда и что-то бормотавшие зеваки, к зданию на южной окраине Сарпулома, где, как рассказал ему в свое время Визафмал, располагалась инквизиция Космической Матери.

Здание это, в отличие от большинства строений в Сарпуломе, было со всех сторон окружено стенами, возведенными из огромных серых кирпичей из местной глины, которые не уступали по прочности гранитным блокам. Элвора провели в длинный пятиугольный зал, куда свет проникал через узкие щели в потолке. Здесь он предстал перед судом жрецов под председательством напыщенного, чем-то похожего на понтифика альфада — Великого инквизитора.

Зал переполняли хитроумные и гротескные пыточные орудия, стены до самого потолка были увешаны приспособлениями, которым позавидовал бы Торквемада. Некоторые из них, очень маленькие, предназначались для воздействия на отдельные нервы, а другие, гораздо крупнее, — для сдирания кожи целиком при помощи механизма, похожего на ворот.

Элвор мало что понял из предъявленных ему обвинений, сообразив лишь, что речь идет все о том же, о чем говорил Визафмал: его, Элвора, считали чудовищем, которое никогда не могла бы зачать и тем более произвести на свет Кунтамози, и само его существование в прошлом, настоящем и будущем — страшное оскорбление для божества. Темный зловещий зал, полный адских орудий, дьявольские лица инквизиторов и пронзительный, нечеловеческий гул их голосов, нараспев зачитывающих обвинение, повергали Элвора в такой ужас, какой не мог бы присниться даже в самом кошмарном сне.

Наконец Великий инквизитор, сосредоточив злобный взгляд трех немигающих глаз на поэте, начал произносить приговор, лишь изредка делая паузы, обозначавшие, видимо, отдельные статьи и наказания, которым следовало подвергнуть землянина. Статьи эти не заканчивались, но Элвор почти ничего не понимал, что, возможно, было и к лучшему.

Когда напыщенный альфад замолчал, поэта повели по бесконечным коридорам, а затем вниз по лестнице, уходившей в недра Сатаббора. Коридоры и лестница освещались тусклым сиянием, напоминавшим свечение разлагающейся материи в гробницах. Спускаясь вместе со стражами из числа низших аббаров, Элвор слышал доносившиеся откуда-то из-под далеких сводов стоны и вопли несчастных созданий, которых инквизиторы Кунтамози подвергали невообразимым мучениям.

Наконец они добрались до последних ступеней лестницы. Внизу, в центре пола, зияла бездна, дно которой невозможно было различить. На краю стояла лебедка с намотанной на нее огромной бухтой черного каната.

Конец каната обвязали вокруг лодыжек Элвора, после чего инквизиторы спустили его головой вниз в пропасть. Стены здесь, в отличие от коридоров, не светились, и поэт ничего не видел, но чем ниже он опускался, тем ужаснее становилось его неудобство и острее — некие ощущения неясной природы. Ему казалось, будто он проходит сквозь какую-то субстанцию из множества волосков; бесчисленные нити цеплялись за его голову, тело и конечности, словно крошечные щупальца, вызывая острый зуд. Вещество это окутывало его все сильнее, пока он не повис, точно застряв в сети, и тогда множество волосков впились в него миллионом микроскопических зубов, а зуд сменился жжением и глубокой, судорожно пульсирующей, пронзительнейшей болью, сильнее, чем пламя аутодафе. Намного позже поэт узнал, что субстанция, в которую его погрузили, на самом деле представляла собой росший на стене подземный организм, наполовину растение, наполовину животное, с длинными подвижными усиками, чье прикосновение крайне ядовито. Однако в тот момент непонимание природы происходящего стало едва ли не самым страшным из его переживаний.