Автокемпинг «Усадьба Тилби». До сих пор помню, как мне нравилось проводить там время. Мы рисовали, играли в одном из пустых фургончиков или же шпионили за старшей сестрой Хизер и ее парнем. Это была настоящая идиллия. Я проводила в доме Пауэллов больше времени, чем в своем собственном.

Пока наше детство не оборвалось в 1994 году.

Потом я возвращалась в их дом всего несколько раз, и наша дружба — когда-то такая крепкая — начала ослабевать, пока окончательно не сломалась. К моменту сдачи экзаменов на аттестат зрелости мы были просто знакомыми, которые едва здоровались, встретившись в коридоре.

Если эта женщина, эта убийца, и есть та самая Хизер, которую я когда-то знала, то эта история может помочь моей карьере снова взлететь, а мне — вернуться в строй, перечеркнув случившееся в «Трибьюн». Ведь я многое могу рассказать о Хизер и ее семье.

Но хочу ли я этого?

2. Джесс

Мы мчимся по трассе в моем светло-зеленом «Ниссане». Видно, что Джеку страшно неудобно на пассажирском сиденье: хотя он отодвинул сиденье назад до упора, ему приходится сидеть боком — иначе не поместились бы ноги. Сумка с фотоаппаратом лежит у него на коленях, и он прижимает ее к себе, как любимого щенка.

По дороге я рассказываю Джеку всю историю, вскользь упоминая, что когда-то училась с Хизер из Тилби. Но его не проведешь — слишком хорошо он меня знает. Делаю вид, что не замечаю беспокойного взгляда, который он бросает в мою сторону.

— Думаешь, это она? Хочешь, я пороюсь в интернете и попробую выяснить?

Я решительно качаю головой:

— Вряд ли. Уж слишком на нее не похоже. Сейчас приедем и все на месте выясним. — Кого при этом я хочу убедить — его или себя? Наверное, просто пытаюсь отсрочить неизбежное.

— Ты сказала, что не видела ее с подросткового возраста. Она могла измениться. В ее жизни могло произойти что-то такое, что превратило ее в убийцу.

Я пожимаю плечами, стараясь выглядеть беспечной, а в голове упорно звучит голос: «Ты помнишь, что она тебе тогда сказала, взяв обещание молчать? А вдруг, поделись ты с кем-то этим секретом, ничего не случилось бы?»

Я мысленно одергиваю себя: «Мне было четырнадцать. Это случилось почти двадцать лет назад. Как я могу быть в чем-то уверена?»

Джек ерзает на сиденье.

— Я рад, что вырвался из офиса. Если эта миссис Ходж еще раз позвонит с жалобами по поводу фотографии ее кота, я за себя не ручаюсь…

Я хихикаю. В ответ Джек тоже ухмыляется.

— Слушай, я не жалуюсь, но сидеть так больше не могу.

— Какого ты роста? — Пытаюсь отвлечь его разговором. Скоро уже будет поворот на Тилби.

— Почти два метра, и бо́льшая часть — ноги, — говорит он с вызовом, ожидая от меня возражений. Но кто станет спорить: Джек и правда длинноногий…

— По сравнению со мной ты просто гигант. Я ниже тебя сантиметров на тридцать.

— Да, рост становится серьезным недостатком, когда приходится путешествовать в машине гномика, — говорит он, сверкая глазами.

В ответ я отвешиваю смачный шлепок по его колену.

— И на чем же ты предлагаешь мне ездить? На каком-нибудь корпоративном «БМВ» или «Мерседесе»? Кстати, автобусы всегда в твоем распоряжении, — говорю я с улыбкой.

Я очень люблю нашего оптимиста Джека. Он на пять лет моложе меня, полон энергии и жажды жизни, всегда готов поддержать шутку. Джек пришел к нам в газету прошлым летом, и мы быстро сблизились на почве любви к сигаретам и группе «Крафтверк» [«Крафтверк» — немецкий музыкальный коллектив из Дюссельдорфа, внесший заметный вклад в развитие электронной музыки; образован в 1968 г.]. За несколько месяцев он стал одним из моих близких друзей. Да что говорить, единственным другом, не считая моего парня Рори.

Джек, подобно элегантному жирафу, сгибает шею, пытаясь увидеть что-либо через лобовое стекло.

— Где это мы? — спрашивает он, когда я сворачиваю направо на круговом перекрестке. — Я думал, мы едем на пляж…

Джек родом из Брайтона, но девять месяцев назад вместе со своим другом, полицейским по имени Финн, переехал в квартиру в Фишпондс. Я знаю, что он скучает по жизни у моря.

— Чтобы попасть на пляж, нужно было повернуть на кольце налево. Автокемпинг, где нашли Хизер Андервуд, находится примерно в полумиле от побережья.

Я не была в Тилби больше десяти лет, с тех пор как моя мама снова вышла замуж и переехала в Испанию, однако дорогу помню отлично.

Тед дал мне адрес: «Коровий проезд, дом 36». Подростком я никогда не обращала внимания на названия улиц и дорог, но этот адрес навсегда врезался в мою память. В последний раз я была у Хизер в четырнадцать. Тогда я выбрала самый короткий путь, чтобы добраться до ее дома: через поля, сплошь покрытые высокой травой и навозными лепешками. Вот, кстати, почему в свое время мы переиначили адрес в «Навозный проезд, дом 36».

Дорога сужается, и я вижу знакомые ориентиры: на углу церковь, рядом с которой мы с Хизер срисовывали изображения на надгробиях; пивной бар «Подкова» — тут мы как-то все лето шпионили за дядей Лео и его очередной «горячей штучкой»; ряд одинаковых коттеджей с детской площадкой напротив. Я показываю на дом под цифрой семь.

— А вон там жили мы с мамой. — На сердце неожиданно становится тяжело. Слишком давно я не видела маму.

— О, какой миленький! Прямо игрушечный, — говорит Джек, прижимаясь носом к стеклу.

Моя мама назвала бы Джека «шикарным». Он вырос в большом старом доме с видом на море, а еще его семья владела «зимним домиком» для катания на лыжах. Джек ходил в школу-интернат и говорит на королевском английском [Королевский английский язык представляет собой один из стандартов или идеалов произношения в английском языке; так говорят только члены королевской семьи, представители высшего общества Великобритании и ведущие на ТВ и радио. Ключевой особенностью этого акцента является максимально четкая артикуляция.], принятом в высшем обществе. Его мать — барристер [Адвокат высшего ранга в Великобритании.], а отец — компаньон в какой-то крупной фирме. Тем не менее Джек не сноб и всегда говорит то, что видит и чувствует.

— В них столько своеобразия, правда?

— Да. Хотя в таком коттедже тебе пришлось бы постоянно сутулиться.

Я сбавляю скорость — мы едем по центральной улице. На ней теперь располагаются сетевая кофейня «Коста» [Costa coffee — широко известная британская сеть кофеен, на открытии первого кафе которой в Лондоне в 1976 г. присутствовала королева Елизавета II.] и книжный магазин «Смитс» [WHSmith (известная в просторечии как Smith’s) — сеть многопрофильных магазинов, в основном торгующих книгами, канцелярскими принадлежностями, журналами, газетами, развлекательной продукцией и кондитерскими изделиями.]. Зато старая пекарня «Грегс» [Британская сеть пекарен, специализирующихся на таких продуктах, как сосисочные рулеты, сэндвичи и сладости, включая пончики.] на месте. Мы с Хизер часто в нее захаживали, чтобы по дороге домой из школы купить один на двоих сосисочный рулет. С тех пор ничего не изменилось, только появились навес и несколько забрызганных дождем столиков на улице. И тут я увидела часовую башню, стоящую на развилке дорог. За эти годы она как-то съежилась и стала меньше. Именно здесь по вечерам тусовалась молодежь Тилби, в том числе и я. Это было уже после Хизер, когда я пыталась заполнить пустоту, которую она оставила в моем сердце, с помощью сладкого сидра «Вудпекер» и мальчиков.

— Черт! — вскрикиваю я, услышав сигнал грузовика, вынуждающего меня перестроиться в другую полосу. — Теперь здесь одностороннее движение…

Резко сворачиваю налево на узкую дорожку — в тот самый Коровий проезд. Практически у всех домов здесь большие земельные участки. Есть настоящие особняки, есть перестроенные амбары, а в конце проезда — дом из моих воспоминаний, при виде которого желудок сводит судорога.

Сейчас на подъезде к нему висит огромный указатель:

Кемпинг «Усадьба Тилби»

На меня наваливается страшная тоска, когда мы сворачиваем на посыпанную гравием дорожку и я вижу знакомый каменный дом. В памяти всплывают отдельные впечатления и картинки: долгие летние вечера, запах сена, который заставлял меня чихать, журчание воды в пруду, пылинки, плавающие в воздухе сарая на заходе солнца… Я знаю, что из главной спальни в задней части дома можно увидеть море, из комнаты Хизер просматривается кемпинг, а спальня ее сестры выходит окнами на лужайку перед домом. На короткий период жизни это был и мой дом. Второй дом.

Я сглатываю комок в горле и останавливаюсь рядом с видавшим виды «Лендровером». За домом находится площадка для автофургонов, на которой свободно могут разместиться восемь обычных трейлеров и десять туристических вагончиков. Справа от дома — сарай, где мы обычно проводили время; сейчас вокруг него натянута полицейская лента, кусок которой оторвался и развевается на ветру.

Меня парализует ужас.

«Все это ты уже видела раньше, — говорю я себе. — И семью, которую вывозили в мешках для трупов после того, как отец из-за долгов убил всех, а потом и сам застрелился; и окровавленный тротуар после теракта возле «Музея мадам Тюссо»; и палатку, установленную в лесу на месте, где нашли мертвым пропавшего подростка. И каждый раз, чтобы сохранить рассудок, ты умела абстрагироваться. Но это совсем другое. Это Хизер».

Я выключаю двигатель и смотрю прямо перед собой, впившись руками в руль. Входная дверь находится сбоку, но отсюда виден эркер в гостиной. Я помню эту комнату. Зимой мы с Хизер именно в ней устраивали из одеял убежище и от запаха горящих дров и пепла из открытого камина начинали чихать. Я делаю глубокий вдох. Возвращается и этот запах, и это чувство уюта и защищенности. У окна стоит женщина, частично скрытая от меня тонкими занавесками. Ее лицо в тени; по тому, как уложены ее волосы, по изящному изгибу шеи я узнаю маму Хизер — Марго.

— Итак? — спрашивает Джек, поворачиваясь ко мне. И, когда я ничего не отвечаю, мягко добавляет: — Стрелок — твоя бывшая подруга, да?

Я киваю, стараясь незаметно смахнуть слезы. Теперь он начнет меня безжалостно дразнить, ведь слезы не вяжутся с образом матерого журналиста. Джек часто говорит, что я твердая, как сталь. Надеюсь, что так он выражает свое восхищение мной.