Я проглотила ком в горле и, не убирая кинжал в ножны, сказала:

— Вот, — мой голос звучал тверже, чем я чувствовала себя. — Ты свободна.

Она продолжительно посмотрела на меня огромными темными глазами перед тем, как развернуться. Ее хвост был последним, что я видела, когда она бесшумно скрылась в лесу. По всему моему телу бегали мурашки, и я поспешила к Веспере и оседлала ее. Когда мы вернулись на дорогу, карета уже скрылась из виду. Остались лишь следы, уходящие вдаль.

Я опала в седле:

— Проклятье.

Глава 2

На следующий день я проснулась с гадким чувством. Возможно, это из-за домашнего вина из бузины, которым я привыкла запивать свою грусть от ночных неудач. Тошнота подступала горлу, и я закопалась в грядках, сажая семена и окуная руки в грязь, что совсем не полагается делать «леди». На другой стороне тропинки наблюдали старые розы: даже на расстоянии их шипы словно ополчились на меня за мои промахи.

Прошлой ночью я затаилась на краю леса в надежде на еще одну карету, везущую гуляк домой. Когда предрассветная бледность тронула небо, мне пришлось признать, что я упустила свой шанс. Проклятая лиса. Я вонзила лопатку в землю, отчего вверх поднялось облако сухой пыли.

При солнечном свете казалось совершенно нелепым, что я могла допустить мысль, будто бы это существо было чем-то иным, а не просто животным, угодившим в ловушку. Эльфы не так глупы, чтобы дать себя поймать. За исключением посольства, которое недавно представили королеве, эльфы перестали показываться в Альбионе еще задолго до моего рождения.

Это была всего лишь лиса. И я позволила убывающей луне и грядущей Дикой охоте захлестнуть мой разум в дурацкой мании видеть странности и опасность там, где их нет.

— Идиотка, — пробормотала я, бросив семена в истощенную землю.

Проклиная лису и саму себя, я работала после полудня, сея, пропаливая, прореживая ростки и охотясь на слизняков и улиток. После того, как мы были вынуждены убить уток прошлой зимой, моей работой стало выискивать под камнями и за цветочными горшками этих скользких тварей и давить их. Если выбор встанет между слизняком и моими овощами, то я всегда выберу овощи.

Так же, как и прошлой ночью я должна была сделать выбор в пользу добычи, а не лисы.

Со вздохом я наконец зашла внутрь, когда Мораг, наша повариха, в третий раз позвала меня из кухонной двери.

Моя голова чуть ли не разрывалась, и жар, валящий из печки, делал еще хуже. Со стоном я опустилась на обветшалый стул, выпустив редис и листья салата, которые я насобирала в перерывах между истреблением слизняков.

— Похоже, ты ничего не ела.

Мне не нужно было даже смотреть на Мораг, чтобы почувствовать То Самое Выражение на ее лице. Когда ее губы поджаты, а брови нахмурены — само воплощение неодобрения и суровой любви. Я уже давно научилась читать людей. Полезный навык, а в такой семье, как моя, еще и жизненно необходимый.

— Плохо себя чувствовала, — пробормотала я, убрав с лица выбившиеся во время работы пряди волос.

— Интересно, с чего вдруг, — даже по ее тону было слышно, как она подняла брови. — Выпей, — Мораг со стуком поставила на стол кружку со сколами, из которой поднимался пар с бодрящим ароматом мяты.

Меня не стошнило от одного запаха, и я с осторожностью сделала глоток. Питье перебило привкус тошноты во рту, и я продолжала пить, пока Мораг махала на меня скалкой, сверкая глазами.

— Посмотри, что у тебя с волосами! Когда ты в последний раз их расчесывала?

У меня не было сил, даже чтобы поморщиться. Впрочем я не смотрелась в зеркало уже… О боги, как давно это было?

— Мои волосы не имеют значения.

— Но ты должна следить за собой! — Мораг неодобрительно покачала головой. — Пропадаешь по ночам, — она многозначительно посмотрела на меня, и я понимала, что она знала, чем я занимаюсь, когда исчезаю верхом на Веспере, хотя я никогда и не говорила ей об этом напрямую. — Затем засветло пьешь эту дрянь.

— Я буду следить за собой, — я пожала плечами и чуть не опрокинула кружку. — Как только вся капуста будет собрана, клумбы прополоты, кабачки высажены на грядки, курятник починен, ворота перевешаны, а та дыра в заборе на заднем дворе залатана… Уверена, что я еще что-то забыла. И вот тогда наступит время, чтобы заняться собой.

То Самое Выражение вновь вернулось, но на этот раз складки между бровями были глубже, а тени под глазами темнее.

— А что если тогда станет уже слишком поздно?

Слишком поздно? Я фыркнула:

— Переживу.

Раздраженная, Мораг отвернулась и с топотом пошла к печке. Пар разнес сладкий аромат, который тут же наполнил мой рот слюной. О тошноте было забыто.

Я нахмурилась, хотя и облизнулась.

— Только не говори, что ты…

— Да, — формочки для кексов стукнулись о поднос, когда тот ударился о пробковый коврик на столе.

В воздухе витали цветочные нотки меда, и из моей гортани невольно вырвался едва слышный стон. Я сжала руки:

— Мы должны были продавать мед, а не есть его.

В животе заурчало, и, поддавшись роковой слабости к сладостям, я наклонилась над столом и вдыхала так глубоко, как только возможно. Ей-богу, как же они восхитительно пахнут! Я уже столько месяцев не ела ничего вкусненького, что была готова выть от нетерпения их попробовать.

— Да я только столовую ложечку взяла. Остальное в банках для продажи. — Взглянув на меня, Мораг смягчилась и подбоченилась. — Ты же знаешь, что баловать себя вкусненьким — это не грех.

Возможно, из-за ее мягкости или из-за моей слабости перед ароматом свежих медовых кексов, но, когда я взглянула на нее, что-то во мне сломалось. Мне пришлось задержать дыхание и подождать пока жжение в глазах пройдет.

Все потому что я устала.

Просто. Черт возьми. Устала.

Может, поэтому я такая невыносимая, не говоря уже о моей неблагодарности. Так что я выпрямилась и кивнула Мораг, когда она достала один кекс из формочки на противень.

— Спасибо тебе.

Наконец она улыбнулась, суровый блеск исчез из ее взгляда.

— Ты ж моя девочка!

Когда я потянулась за кексом, Мораг хлопнула меня по руке.

— Дай им остыть!

Я ухмыльнулась, вскочила и набросилась на противень быстрее, чем она успела меня прибить. Бисквит был горячий и влажный, возможно, даже слишком горячий, но…

— Нет времени на все это. Работа не ждет.

Когда я уходила, она сложила руки и качала головой. То Самое Выражение прочно застыло на своем месте.

Стоя в дверях, я откусила медовый кекс и вздохнула. Мораг жила и работала здесь еще ребенком. Это единственный дом, который она знала. К счастью для меня, потому что она была невероятно хороша и могла работать в любом богатом доме, в котором бы только пожелала. Тем не менее она оставалась здесь, в этом полуразрушенном поместье, где я едва могла платить ей жалованье. Возможно, это было эгоизмом, но я чувствовала невероятную благодарность, когда сладость кекса расцвела у меня на языке.

Цветочный мед и насыщенный карамельный вкус коричневого сахара поглотили меня.

Я утонула в этом вкусе. Растворилась в нем. Только на один миг. Одна-единственная искра удовольствия, которая позволила мне ненадолго расслабить плечи. Прекрасная, мимолетная и, что важнее всего, принадлежащая только мне.

Я уже открыла рот, чтобы откусить второй раз, как вдруг во входную дверь постучали.

Мораг напряглась и нахмурила брови, вопросительно наклонив голову. На ее лице возникло то ли растерянное, то ли тревожное выражение.

— Похоже, что все-таки будет по-твоему, и я оставлю кекс остывать, — я усмехнулась и, выходя из комнаты, положила остатки драгоценного кекса на противень.

Кого черт занес в Маркайт-Келл? Когда-то, еще до того, как я поселилась здесь, в просторном поместье устраивались балы и вечеринки. Но уже долгое время мы не можем позволить себе накормить еще кого-то, кроме обитателей поместья. Еще не так давно мы втроем не могли прокормить даже самих себя.

Я уже развязывала фартук, когда резкий стук повторился, эхом разлетаясь по пустым залам. Это не просто нежданный гость, а нетерпеливый нежданный гость.

О нет. По мне пробежал холодок. Только не опять секретарь этого ублюдка.

Некоторые называли моего мужа лордом Робином Фэншоу, но я предпочитаю другие, более нестандартные имена. Я не видела этого человека уже много лет, что меня вполне устраивало. Я слышала о нем только, когда ему нужны были деньги, о чем свидетельствовал чек от помещика или портного, направленный прямо в поместье. Если мне особенно не везло, то от него приходил секретарь, чтобы от имени господина взять себе содержимое сейфа.

Такая преданная собака.

Сжимая зубы все сильнее и сильнее, я открыла тяжелую входную дверь.

— Мистер Смайт, вам придется сказать…

Слова застряли у меня в горле.

За дверьми стоял не долговязый секретарь.