Весь Рим радовался, когда пришла весть о взятии Ваги, хотя ты пишешь, что никакого штурма не было — город сдался сам. И — если ты простишь мое выступление в защиту Квинта Цецилия — я не понимаю, почему ты столь возмущен назначением Турпилия, его друга, начальником гарнизона в Ваге. Разве это так важно?

Твое описание битвы на реке Мутул произвело на меня куда большее впечатление, нежели версия, изложенная в сенаторских рапортах Квинта Цецилия. Это должно несколько утешить тебя в качестве компенсации за мой скептицизм. Уверяю тебя, что я на твоей стороне. Ты прав, когда говоришь Квинту Цецилию, что наилучший способ выиграть войну с Нумидией — захватить самого Югурту. Как и ты, я верю, что он источник силы сопротивления нумидийцев.

Сочувствую! Этот первый год был таким тяжелым для тебя! Да еще Квинт Цецилий, очевидно, решил, что может победить, не используя в полной мере таланты твои и Публия Рутилия. Через год тебе будет намного труднее стать консулом, если в предстоящей Нумидийской кампании у тебя не появится возможности блеснуть по-настоящему. Но я не жду, что ты безропотно подчинишься своему бездарному назначению. Я уверен, ты найдешь способ выдвинуться, несмотря на худшее, что может сделать Квинт Цецилий.

Закончу письмо еще одной новостью с Форума. Из-за потери армии Силана в Заальпийской Галлии сенат аннулировал один из последних действующих законов Гая Гракха, а именно тот, который ограничивал количество призывов на военную службу. Призывной возраст уже не определяется в семнадцать лет. И если человек отслужил десять лет и участвовал в шести кампаниях, это не избавляет его от нового призыва. Знамения времени. Риму практически не из кого набирать свои легионы.

Будь осторожен, береги себя. Напиши мне сразу, как только мои слабые попытки слегка оправдать Квинта Цецилия изгладятся из твоей памяти и ты сможешь думать обо мне без раздражения. Я все еще твой тесть и до сих пор очень хорошего мнения о тебе. Прощай.

Гай Юлий Цезарь решил, что это письмо стоило того, чтобы послать его скорой почтой. Оно полно новостей, хороших советов и поддержки. Гай Марий получит его еще до наступления нового года.

Лишь в середине декабря Сулла сопроводил Клитумну в Цирцеи, окружив ее заботой и нежностью. Хотя он беспокоился, что со временем настроение Клитумны может измениться и нарушить его планы, но судьба продолжала ему улыбаться: Клитумна оставалась в глубокой депрессии.

Как все виллы на побережье Кампании, вилла Клитумны была не слишком большой. И тем не менее она была намного больше дома на Палатине. Римляне, которые могли себе позволить иметь собственные загородные виллы, любили, чтобы было просторно. Построенная на вулканическом мысе, имеющая свой пляж, вилла располагалась южнее Цирцей. Соседей поблизости не было. Три года назад один из тех строителей, что часто наведывались на побережье Кампании, построил ее за одну зиму. Как только Клитумна узнала, что строитель может провести водопровод, она не задумываясь купила дом. Так что на вилле имелась ванна.

Таким образом, первое, что сделала Клитумна после приезда, — приняла ванну. Потом пообедала, а затем они с Суллой пошли спать в разные комнаты. Он пробыл в Цирцеях только два дня, но посвятил все время мачехе. Та продолжала оставаться угрюмой, хотя и не хотела, чтобы Сулла уезжал.

— У меня для тебя сюрприз, — сказал он в день своего возвращения в Рим, когда они прогуливались на территории виллы рано утром.

Даже эти слова оставили ее равнодушной.

— Да? — переспросила она.

— Ты получишь его в первую ночь полнолуния, — продолжал он загадочно.

— Ночью? — спросила она чуть-чуть заинтересованно.

— Ночью — и в полнолуние! То есть при условии, что будет ясная ночь и ты сможешь увидеть полную луну.

Они стояли под высоким передним фасадом виллы, которая, как и большинство других, была построена на склоне холма. Владелец виллы мог сидеть на лоджии и любоваться видом. За узким фасадом находился сад-перистиль, а за садом располагалась собственно вилла. Конюшни размещались в цокольном этаже переднего фасада; над ним были устроены комнаты для конюхов.

Лужайка перед виллой, поросшая травой и кустами диких роз, со всех сторон была искусно окаймлена деревьями. Таким образом, она была скрыта от любопытных глаз случайных прохожих.

Сулла показал на большую группу солончаковых сосен и стреловидных кипарисов.

— Это секрет, Клитумна, — проговорил он горловым голосом.

Клитумна полагала, что это рычание служило знаком к продолжительному и особенно восхитительному занятию любовью.

— Какой секрет? — спросила она, заинтересовавшись еще больше.

— Если я скажу тебе, это уже не будет секретом, — прошептал он, покусывая ее ухо.

Она поежилась, оживилась немного.

— Этот секрет — тот же, что и сюрприз в ночь полнолуния?

— Да. Но ты должна держать все в тайне, включая и то, что я обещал тебе этот сюрприз. Клянешься?

— Клянусь!

— Ты должна незаметно выйти из дому в начале третьего часа темноты, на восьмой день, считая от этой ночи. Приходи сюда одна и спрячься в этих деревьях, — сказал Сулла, оглаживая ее бок.

Ее апатия исчезла.

— О-о-о-о! Это хороший сюрприз? — спросила она, взвизгнув на последнем слове.

— Это будет самый большой сюрприз в твоей жизни, — обещал Сулла. — И это не пустые посулы, дорогая. Но я категорически требую соблюдения двух условий.

Она по-детски сморщила нос и глуповато улыбнулась:

— Каких?

— Во-первых, никто не должен знать, даже малышка Вифи. Если кому-нибудь скажешь, твоим главным сюрпризом будет разочарование. И я очень-очень рассержусь. Ведь тебе не нравится, когда я очень-очень сержусь, правда, Клитумна?

Она вздрогнула:

— Нет, Луций Корнелий.

— Тогда сохрани нашу тайну. Награда тебя поразит. Абсолютно новое и совершенно незнакомое ощущение, — прошептал он. — На самом деле, если ты постараешься выглядеть особенно подавленной, будет даже лучше, обещаю тебе.

— Я буду хорошо себя вести, Луций Корнелий! — пообещала она горячо.

Он понимал, о чем она думает. Решила, что сюрпризом будет новый и восхитительный компаньон — женщина, привлекательная, бисексуальная, любительница поболтать, чтобы скоротать длинные дни между чудесными ночами. Но она слишком хорошо знала Суллу и понимала, что должна выполнить все его условия, иначе он отберет обещанный сюрприз. Может быть, оставит ее совсем одну — теперь, когда у него были деньги Никополис. Кроме того, никто не смел противиться Сулле, когда он говорил серьезно.

— Есть и второе условие, — сказал он.

Она прижалась к нему:

— Да, дорогой Луций?

— Если ночь не будет ясной, сюрприз не состоится. Поэтому следи за погодой. Если первая ночь влажная, подожди сухой.

— Понимаю, Луций Корнелий.

Итак, Сулла отбыл в Рим на нанятой двуколке, оставив Клитумну, преданно хранящую свой секрет и усердно пребывающую в глубокой депрессии. Даже Вифи, с которой Клитумна иногда спала, верила в безутешность своей хозяйки.

Приехав в Рим, Сулла призвал управляющего Клитумны. Он не уехал в Цирцеи, так как на вилле имелся свой управляющий, который в отсутствие хозяйки следил за порядком и очень умно обкрадывал ее. Впрочем, управляющий на Палатине поступал точно так же.

— Ямус, сколько слуг хозяйка оставила здесь? — поинтересовался Сулла. Он сидел за столом в кабинете и составлял какой-то список — лист пергамента лежал у него под рукой.

— Меня, двоих мужчин и двух женщин, мальчика для закупок на рынке, а также младшего повара, — доложил управляющий.

— Хорошо. Тебе предстоит нанять еще нескольких человек, потому что дня через четыре я собираюсь устроить праздник.

Сулла кинул список удивленному управляющему, который не знал, нужно ли ему протестовать. Госпожа Клитумна ничего не говорила ему ни о каком торжестве в ее отсутствие. А если он подчинится Сулле, то какие боги защитят его от гнева хозяйки, когда придут счета? Но Сулла его успокоил:

— Пирушку устраиваю я — я и буду платить. Тебя ждет большая награда при двух условиях: ты хорошо постараешься и поможешь мне устроить эту вечеринку и ничего не скажешь об этом госпоже Клитумне, когда она возвратится домой. Ясно?

— Абсолютно, Луций Корнелий, — сказал Ямус, лукавый раб, поднявшийся достаточно высоко, чтобы занять должность управляющего, и умевший отменно подправлять конторские книги.

Сам Сулла пошел нанимать танцоров, музыкантов, акробатов, певцов, фокусников, мимов и других артистов. Ибо этот праздник должен превзойти все былые, о нем заговорят по всему Палатину.

Напоследок Сулла зашел к Скилаксу, комедианту.

— Я хочу одолжить у тебя Метробия, — заявил он, с шумом вваливаясь в комнату, которую Скилакс обставил как гостиную, а не как кабинет. Это было обиталище сластолюбца — благоухающее ладаном и кассией, сплошь увешанное гобеленами, уставленное кушетками и пуфами.

Скилакс возмущенно выпрямился, глядя, как Сулла погружается в одну из кушеток, сразу объятый многочисленными подушками.

— Клянусь, Скилакс, ты нежен, как кремовый торт, и растлен, как сирийский властелин! — воскликнул Сулла. — Почему бы тебе не приобрести немного обычной мебели, набитой конским волосом? От твоей мебели всякий мужчина сразу начинает чувствовать себя так, словно угодил в объятия гигантской шлюхи! Уф!