Все это никоим образом не волновало Клодия, чьей мишенью оставался, как и восемь лет назад, Катилина. Поняв, что наконец-то у него появился шанс отомстить, Клодий убедил африканских истцов назначить его обвинителем Катилины. Замечательно, чудесно! Возмездие настигнет Катилину как раз тогда, когда он, Клодий, женился на самой пленительной девушке в мире! Обе награды сразу — за все беды, что его постигли. К тому же Фульвия оказалась его горячей сторонницей и помощницей, а не просто скромной женой-домохозяйкой, вроде тех женщин, которых предпочитают обыкновенные мужчины.

Сначала Клодий как безумный собирал улики и свидетелей. Но процесс Катилины был одним из тех сводящих с ума дел, в которых ничто не делается быстро, от сбора улик до поиска свидетелей. Поездка в Утику или Гадрумет заняла два месяца. К тому же потребовалось несколько раз съездить в Африку. Клодий раздражался, он приходил в ярость, пока наконец Фульвия не сказала:

— Подумай немного, дорогой Публий. Почему бы не потянуть это дело подольше? Если его не закончить к следующему квинтилию, то Катилине не разрешат выставлять свою кандидатуру на консульскую должность второй год подряд. Ведь так?

Клодий сразу увидел смысл в этом совете и замедлил темп. Он добьется осуждения Катилины, но прежде, чем это произойдет, еще не один раз взойдет на небе полная луна! Блестяще! И у него появилось время подумать о Лукулле, чья карьера заканчивалась крахом. С помощью lex Manilia Лукулл был лишен командования в войне против Митридата и Тиграна. Теперь командующим стал Помпей. Он и Лукулл встретились в Данале, дальней галатийской цитадели, и так крепко поссорились, что Помпей (который до этого не хотел давить на Лукулла своим imperium maius) официально издал декрет, объявляющий действия Лукулла незаконными, а потом изгнал его из Азии. После этого Помпей завербовал фимбрийцев. Хотя фимбрийцы могли наконец возвратиться домой, они посчитали, что им неплохо бы послужить в легионах Помпея.

Изгнанный при крайне унизительных обстоятельствах, Лукулл сразу отправился в Рим и остановился на Марсовом поле ждать триумфа, на который, он был уверен, сенат даст согласие. Но плебейский трибун Гай Меммий, сторонник Помпея и его племянник, сказал сенаторам, что, если они дадут согласие на триумф, он внесет в плебейское собрание законопроект, лишающий Лукулла триумфа. Сенат, сказал Меммий, не имеет законного права жаловать подобные привилегии. Катул, Гортензий и остальные boni сражались с Меммием не на жизнь, а на смерть, но не получили достаточной поддержки. Большинство в сенате держалось того мнения, что право разрешать триумф важнее Лукулла. Так зачем же из-за Лукулла вынуждать Меммия создавать ненужный прецедент?

Лукулл не сдавался. Каждый раз, когда сенат собирался на заседание, он обращался с просьбой о триумфе. Его любимый брат Варрон Лукулл также конфликтовал с Меммием, который хотел обвинить его в казнокрадстве, совершенном много лет назад. Из всего этого можно было сделать вывод, что Помпей стал злейшим врагом обоих Лукуллов, а заодно и партии boni. Когда Помпей и Лукулл встретились в Данале, Лукулл обвинил его в желании приписать себе победу, которую фактически одержал он, Лукулл. Этим он нанес смертельное оскорбление Помпею. Что касается boni, они продолжали категорически возражать против специальных назначений для Великого Человека.

Можно было ожидать, что жена Лукулла, Клодилла, навестит мужа на его дорогой вилле на Пинции, за чертой померия, но она не пришла. В двадцать пять лет Клодилла стала женщиной, умудренной жизненным опытом. Она распоряжалась состоянием Лукулла, и никто, кроме старшего брата Аппия, не контролировал ее действий. У нее было много любовников и довольно сомнительная репутация.

Через два месяца после возвращения Лукулла Публий Клодий и Фульвия посетили ее, однако отнюдь не с намерением уладить ее отношения с мужем. Наоборот (Фульвия жадно слушала), Клодий пересказал своей младшей сестре то, что говорил Лукуллу в Нисибисе: что он, Клодия и Клодилла не просто спали вместе. Клодилла назвала это грандиозной шуткой.

— Ты хочешь, чтобы он вернулся? — спросил Клодий.

— Кто? Лукулл? — Большие черные глаза сестры гневно сверкнули. — Нет, я не хочу, чтобы он возвращался! Он — старик. Он уже был стариком, когда женился на мне десять лет назад. Он вынужден был прибегать к помощи шпанских мух, чтобы у него что-то шевельнулось!

— Тогда почему бы тебе не пойти на Пинций и не сообщить ему, что ты с ним разводишься? — спокойно сказал Клодий. — Если захочешь отомстить, подтверди то, что я сказал ему в Нисибисе, хотя он может обнародовать сказанное и тебе тяжело будет перенести это. Я готов принять свою долю возмущения, и Клодия тоже. Но мы поймем, если ты не готова к этому.

— Не готова? — взвизгнула Клодилла. — Да я мечтаю об этом! Пусть он распространит эту выдумку! Нам только останется отрицать все со слезами и протестами, выкрикивая, что мы невиновны. Люди не будут знать, кому верить. Твои отношения с Лукуллом ни для кого не тайна. Его сторонники примут его версию. Многие будут колебаться. А наши сторонники, такие как брат Аппий, сочтут нас в высшей степени оскорбленными.

— Прояви инициативу и разойдись с ним, — сказал Клодий. — Даже если он и сам разведется с тобой, он не сможет лишить тебя изрядной доли своего состояния. У тебя ведь нет приданого для отступного.

— Как умно, — промурлыкала Клодилла.

— Ты сможешь снова выйти замуж, — добавила Фульвия.

Смуглое, очаровательное лицо ее золовки исказилось, стало злым.

— Только не я! — резко возразила она. — Я и одним мужем наелась! Я хочу сама управлять своей судьбой, благодарю покорно. Так хорошо было, когда Лукулл торчал на Востоке. За его счет я нажила себе довольно приличное состояние. Но мне нравится идея подать на развод первой. Брат Аппий может договориться так, чтобы Лукулл обеспечил меня до конца моих дней.

Фульвия радостно захихикала:

— Рим встанет на уши!

И действительно, Рим встал на уши. Хотя Клодилла развелась с Лукуллом, он затем и сам публично развелся с ней, заставив одного из своих старших клиентов зачитать с ростры его официальное заявление. Лукулл объявлял, что разводится с ней не только потому, что во время его отсутствия Клодилла прелюбодействовала со многими мужчинами. У нее еще были кровосмесительные отношения с братом Публием Клодием и сестрой Клодией.

Естественно, большинство хотело верить этому, главным образом потому, что это выглядело так пикантно, но еще и потому, что Клавдии-Клодии Пульхры — такие странные, такие непредсказуемые и сумасбродные. И такими они оставались уже несколько поколений! Патриции, ничего не скажешь.

Бедный Аппий Клавдий очень переживал, но у него хватило ума не лезть в драку. Он предпочел расхаживать по Форуму, показывая всем своим видом, что готов говорить о чем угодно, только не об инцесте, и люди понимали намек. Рекс остался на Востоке как один из старших легатов Помпея, а Клавдия, его жена, вела себя так же, как Аппий. Средний из троих братьев, Гай Клавдий, был туповат для представителя семейства Клавдиев, поэтому умники с Форума не считали его достойной мишенью. К счастью, муж Клодии, Целер, тоже в это время служил на Востоке, равно как и его брат Непот. Они чувствовали бы себя еще хуже, задавали бы трудные вопросы. В результате все трое виновных ходили с невинным видом, негодующие, а дома катались по полу от хохота. Какой великолепный скандал!

Но последнее слово осталось за Цицероном.

— Инцест, — серьезно сказал он, обращаясь к большой толпе завсегдатаев Форума, — это игра, в которую можно играть всей семьей.

Когда наконец суд над Катилиной начался, Клодию пришлось сожалеть о своей спешке, ибо большинство присяжных смотрели на него косо и позволили своим сомнениям отразиться на приговоре. Это была упорная и ожесточенная борьба, которую Клодий вел со знанием дела. Он серьезно отнесся к совету Цицерона насчет неприкрытой предвзятости и злости и обвинял умело. То обстоятельство, что он проиграл, а Катилину оправдали, не могло быть объяснено взятками, и он знал достаточно, чтобы не подозревать подкупа, когда огласили оправдательный приговор. Просто жребий так выпал. К тому же у Катилины была отличная защита.

— Ты все делал правильно, Клодий, — сказал ему потом Цезарь. — Не твоя вина, что ты проиграл. Даже tribuni aerarii в этом жюри были настолько консервативны, что заставили и Катула выглядеть радикалом. — Он пожал плечами. — Ты не мог победить с Торкватом в качестве главного защитника, да еще после слухов о том, что Катилина планировал убить его в первый день прошлого нового года… Чтобы защитить Катилину, Торквату достаточно было объявить, что он не верит слухам, и это произвело впечатление на жюри. И все равно ты действовал правильно. Ты представил хорошо выстроенное обвинение.

Публию Клодию нравился Цезарь. Он признавал в нем тот же беспокойный дух и завидовал его самоконтролю, которым, к сожалению, не обладал. Когда огласили вердикт, Клодий был готов кричать, выть, плакать. Потом увидел Цезаря и Цицерона, стоявших рядом и наблюдавших за ним, и что-то в выражении их лиц остановило Клодия. Он возьмет реванш, только не сегодня. Если он будет вести себя как проигравший, это будет на руку Катилине.

— По крайней мере, слишком поздно для него баллотироваться на должность консула, — сказал Клодий Цезарю, вздохнув, — и это в некотором роде победа.

— Да, ему придется ждать следующего года.

Они шли по Священной дороге в сторону гостиницы на углу спуска Урбия, где возвышалась внушительная арка Фабия Аллоброгика. Цезарь отправлялся домой, Клодий — к гостинице, где жили его клиенты из Африки.

— В Тигранокерте я встретил твоего друга, — сказал Клодий.

— О боги, кто бы это мог быть?

— Центурион по имени Марк Силий.

— Силий? Силий из Митилены? Фимбриец?

— Именно. Он в восторге от тебя.

— Это взаимно. Он хороший человек. По крайней мере, теперь он может вернуться домой.

— Оказывается, нет, Цезарь. Я недавно получил от него письмо из Галатии. Фимбрийцы решили послужить еще с Помпеем.

— Удивительно. Эти старые вояки все плакали о доме, но, как только подвернулась интересная кампания, дом утратил свою притягательную силу. — Цезарь с улыбкой протянул руку своему спутнику. — Ave, Публий Клодий. Я буду с интересом следить за твоей карьерой.

Клодий некоторое время постоял возле гостиницы, устремив невидящий взгляд куда-то вдаль. Когда он наконец вошел, то выглядел словно глава собственной школы — честный, благородный, неподкупный.

Часть III

Январь 65 г. до Р. Х. — квинтилий (июль) 63 г. до Р. Х

Марк Лициний Красс теперь был так богат, что ему присвоили второе прозвище — Дивес, что значит «Сказочно богатый». И когда его вместе с Квинтом Лутацием Катулом выбрали цензором, в его карьере было уже все, кроме большой и славной военной кампании. О да, он победил Спартака и заслужил за это овацию, но шесть месяцев сражений против полководца-гладиатора, в чьей армии было много рабов, лишали его победу блеска. Он страстно желал совершить нечто грандиозное — на манер Помпея Великого, спасителя отечества. Победить в такой же кампании. Заслужить такую же репутацию. Больно, когда тебя затмевает выскочка!

Конец ознакомительного фрагмента