Как выяснил инспектор Ридж, в последний раз слуги видели адмирала Пинестона примерно в четверть восьмого вечера, когда они с племянницей спустились к лодочному сараю, чтобы самим переправиться на противоположный берег к дому викария. Сам адмирал никогда не позволял тревожить себя утром, пока он не позвонит. Это объясняло факт, что никто не знал о его отсутствии. Направляясь к лодочному сараю, адмирал сказал Эмери, что дожидаться его не нужно, но дворецкому следует запереть парадные двери и отправляться спать, оставив снятым засов на двустворчатых окнах гостиной, выходивших на лужайку и на реку.

— Я должен был запереть замок, — произнес Эмери, — но у адмирала Пинестона всегда имелся свой ключ.

— Когда сегодня утром вы спустились вниз, окно было закрыто на засов?

— Нет, — ответил Эмери, добавив, что это ничего не значило. Адмирал почти никогда не опускал засов. Окно было на замке, и грабители вряд ли решились бы зайти со стороны реки.

И после этого он адмирала не видел? Нет. А мисс Фицджеральд? Можно сказать, что да. В том смысле, что когда они с женой ложились спать часов в десять, то видели мисс Фицджеральд идущей по дорожке от лодочного сарая. По крайней мере, они видели ее платье, а саму ее толком в темноте разглядеть не сумели. Адмирала рядом с ней не было, им показалось, что он чуть поотстал, запирая лодочный сарай. Нет, они не видели, как мисс Фицджеральд входила в дом. Возможно, она зашла или остановилась на лужайке. Они с женой не следили — собирались спать.

Вот и все, что сообщил Эмери. Что касалось вопросов о настроении его покойного хозяина предыдущим вечером, он понятия не имел и таращился на инспектора с тупым выражением лица. Тот «похоже, был, как всегда». Адмирал иногда бывал «резок» со слугами (инспектор отметил, что лишь святой удержался бы от резкостей в адрес Эмери по крайней мере с десяток раз на дню), но, кроме этого, дворецкий не мог ничего добавить. Хозяева порой «песочили» своих слуг, словно пропуская муку через сито, но те воспринимали это нормально и не задумывались о причинах. По крайней мере, такие же слабовольные и нелюбопытные, каким казался Эмери. Нет, они с женой служили у адмирала лишь месяц, на должность откликнулись по объявлению, а до этого полтора года работали у благородной семейной пары в Хоуве.

В этот момент, к облегчению Риджа, появилась с виду более умная служанка и сообщила, что мисс Фицджеральд ожидает его в столовой.

«Да она же уродина!» — подумал инспектор, увидев племянницу покойного адмирала. И еще же: «Нет, не такая уж, особенно при удачном освещении. Не удивлюсь, что ей требуется много макияжа. И вот те на! Ну и угрюмое же у нее лицо!»

Мисс Эльма Фицджеральд была очень бледна. Но бледность объяснялась не переживаниями по поводу произошедшего с ее дядей, а скорее являлась свойственной людям с очень толстой, матовой кожей. Она была крупной и коренастой особой, с длинными конечностями и широкими плечами, и, очевидно, смотрелась бы лучше в длинном просторном платье, чем в юбке из твида и джемпере, которые она беспечно надела. Черты лица у нее были крупные, резко очерченные и грубоватые, с широкой нижней челюстью, тяжелым подбородком и почти сходящимися на ее бледном лбу темными бровями. Волосы темные и жесткие, уложенные в плоские косы вокруг ушей, а под глазами, едва открытыми, так что инспектор не смог с первого взгляда определить их цвет, залегли морщины и темные круги. Ему она представлялась непривлекательной, однако в этой женщине присутствовала какая-то изюминка, и при более мягком свете с использованием искусственных средств для осветления кожи и сокрытия морщин она могла бы выглядеть даже привлекательной.

— Да? — обратилась она к нему тоном резким и в то же время немного тягучим. — Что вам угодно?

— Сожалею, что мне приходится сообщать вам, мисс Фицджеральд, — начал инспектор Ридж, — о том, что с адмиралом Пинестоном произошло несчастье.

— Он умер? — произнесла она, и инспектор чуть подпрыгнул от неожиданности.

— Боюсь, да. Но вы… вы ожидали?

— Нет, но ведь полиция именно так сообщает печальные известия? Что случилось?

— С прискорбием сообщаю вам, — ответил инспектор, — что адмирала убили.

— Убили? — Ее глаза на мгновение широко открылись. Темно-серые, почти черные. Они бы прекрасно смотрелись, отметил Ридж, будь ресницы чуть длиннее. — Но… Почему?

Поскольку именно это инспектор и сам бы хотел знать, он немного помолчал.

— Его тело, — наконец проговорил он, — с ножевым ранением в сердце обнаружили сегодня в половине пятого утра в дрейфовавшей вверх по течению лодке.

Мисс Фицджеральд слегка наклонила голову в знак того, что слушает, и, казалось, ждала продолжения.

«Черт бы ее побрал, — подумал инспектор. — У нее хоть какие-то чувства есть? Можно подумать, что я ей сказал о том, что по лужайке гуляет кошка!»

— Боюсь, это станет для вас сильным потрясением, — заметил он.

— Вам нет нужды принимать во внимание мои чувства, инспектор, — промолвила Эльма Фицджеральд, бросив на него взгляд, откровенно говоривший: «И с вашей стороны в высшей степени дерзко касаться их!» — Полагаю, у вас есть предположения, почему… это произошло? Или кто это сделал?

— Пока не могу сказать чего-либо определенного, — ответил инспектор. — Не могли бы вы…

— Нет, — решительно произнесла мисс Фицджеральд. — Не имею ни малейшего понятия, зачем кому-нибудь понадобилось бы убивать моего дядю. Я думаю…

На этом фраза оборвалась. Что бы она ни думала, инспектор, сколько бы ни ждал, не смог бы разгадать ее мыслей.

— Что вы хотите, чтобы я вам рассказала? — наконец продолжила она. А в ее интонации слышалось: «Давайте побыстрее, а потом отправляйтесь по своим делам».

— Только вот это, — сказал инспектор. — Когда вы в последний раз видели адмирала Пинестона?

— Вчера вечером. Мы возвращались с ужина у викария.

— В котором часу? — Инспектор верил в то, что информацию нужно подтверждать из максимального количества источников.

— Чуть позднее десяти вечера. Часы пробили десять перед нашим уходом.

— Вы переплыли через реку, а затем подошли к дому вместе с адмиралом?

— Нет, он запирал лодочный сарай и сказал, что намеревается выкурить сигару перед отходом ко сну. Я пожелала ему спокойной ночи и направилась прямо к дому.

— В доме кто-нибудь находился, когда вы вошли туда?

— Нет, Эмери с женой легли спать. Приближаясь к дому, я видела, как зажигался и гас свет. Очевидно, они запирали двери.

— А после что вы делали?

— Поднялась к себе и легла спать.

— Вы не слышали, как адмирал Пинестон вошел в дом?

— Нет, но я особо не прислушивалась. Он часто долго не ложится, гуляя у дома, — ответила мисс Фицджеральд.

— Смею предположить, — продолжил инспектор, — что вчера вечером адмирал Пинестон выглядел огорченным и расстроенным?

— Нет. Отчего бы?

— У вас не возникло с ним никаких… разногласий?

— Вы имеете в виду мое замужество? Это… чистой… воды… сплетни. — В ее тоне прозвучало отвращение. — Дядя никоим образом не препятствовал моему браку. Полагаю, он немного беспокоился о том, как наилучшим образом обустроить его финансовую сторону. Однако это был единственный вопрос, который в свое время разрешился бы сам собой. Вот и все.

Но это совсем не все, отметил инспектор, иначе она бы так быстро не перескочила на другую тему.

— Значит, у вас нет предположений о том, что его тревожило?

— Я не сомневаюсь в отсутствии причин для этого, — ответила мисс Фицджеральд, сделав жест, намекающий, что аудиенция закончена.

— Понимаю.

Инспектору хотелось бы продолжить разговор, но он не представлял, какие именно сведения мог бы у нее получить. И едва ли было уместно вот так сидеть и докучать вопросами даме, на которую нахлынула волна скорби — если она вообще скорбела. Ее сильная, довольно крупная рука вдруг дернулась, и это свидетельствовало о более сильных чувствах, нежели те, что она проявляла внешне. — Еще одно, мисс Фицджеральд, и я не стану вас беспокоить. Вы можете назвать юристов, которые ведут дела адмирала Пинестона?

— Юридическая контора «Дейкерс и Дейкерс». По-моему, она расположена в «Линкольнс-инн».

— Благодарю вас. Могу ли я теперь взглянуть на бумаги адмирала Пинестона и пообщаться со слугами?

— Все бумаги у него в кабинете. Эмери вам покажет. — Мисс Фицджеральд протянула руку к колокольчику и позвонила. — Инспектор, — произнесла она, — объясните, что происходит? Его хотят привезти… сюда? — В ее голосе прозвучали отголоски настоящих чувств, и Ридж поспешил уверить, что тело отправят в морг и сделают все возможное, чтобы доставить ей как можно меньше беспокойства.

— Благодарю вас, — кивнула она, снова становясь равнодушной, и в этот момент шаркающей походкой вошел Эмери. — Эмери, проводите инспектора в кабинет адмирала. Пусть он осмотрит все, что захочет. Да, и никому из вас лучше не выходить из дома. Инспектор, вероятно, пожелает переговорить с вами.

Она откинулась на спинку кресла и не шевельнулась, когда Ридж, выглядевший, как он надеялся, не столь озадаченным, каким себя чувствовал, вслед за Эмери вышел из комнаты.