— Это в Фордхэме вас учат так изъясняться или это у тебя от природы?

— Я сожалею, что так вышло.

— Прости, Фрэнк, но я не нуждаюсь в твоей жалости. И прежде чем я уйду, мне хотелось бы уточнить. После рождения младенца отнесут в дом моей свекрови, где он и останется?

— Ребенка усыновят.

— Кто?

— Как раз сейчас я над этим работаю.

— Тони?

Эйлиш почти улыбнулась про себя, подумав, что препираться с Энцо и Мауро по поводу счетов было куда легче, чем иметь дело с Фрэнком. Она всегда восхищалась им, его непохожестью на других, тем, что он сам построил свою судьбу, но сейчас ей хотелось, чтобы у него было больше общего с братьями.

— Мы прорабатываем детали.

— Фрэнк, я понимаю, это не доставляет тебе удовольствия, поэтому просто ответь. Тони усыновит ребенка?

— Муж хочет, чтобы вопрос был решен раз и навсегда.

— Фрэнк, если Тони решит усыновить ребенка, разве не потребуется мое согласие?

— Вы с Тони должны обсудить это между собой.

— Фрэнк, я не желаю иметь ничего общего с этим ребенком.

— Ладно, иди домой и обсуди это с Тони. И повторяю: ты не должна никому говорить, что приходила сюда.

4

С тех пор как семья Фиорелло перебралась в Линденхерст, выстроив четыре дома в тупике, по воскресеньям, в час пополудни, за исключением особенно знойных летних дней, они обедали вместе, и трапеза растягивалась до самого вечера. Когда они чертили планы домов, мать Тони попросила устроить для нее очень большую столовую и теперь каждое воскресенье готовила на мужа, четырех сыновей, трех невесток и одиннадцать внуков, с особым тщанием накрывая длинный стол, который сколотил ее сын Мауро. Невестки по очереди помогали ей готовить, подавать на стол и мыть посуду. «Больше всего мне нравится готовить с тобой, — говорила свекровь Эйлиш, — ты спокойная, а Лена может вспылить в любой момент. И ты ничего не смыслишь в итальянской кухне, поэтому не критикуешь меня, в отличие от Клары, которая вечно во все влезает, все ей не так». Эйлиш чуть было не спросила, не должна ли чувствовать себя польщенной, но ей нравилось проводить время с Франческой, и она ценила усилия, которые свекровь прилагала, чтобы всем угодить.

Тем не менее воскресные обеды были для нее испытанием. Эйлиш так наедалась макаронами, что ей уже не хотелось баранины или рыбы, которые подавали после. И она не участвовала в совместном подтрунивании и шумных перебранках. Даже в понедельник ее преследовал хор голосов за столом, когда никто не хотел никому уступать.

Когда дети подрастали и садились обедать со взрослыми, Франческа требовала от них строгого соблюдения приличий. Они должны были сидеть тихо и демонстрировать хорошие манеры. К воспитательным потугам Франчески все относились с добротой и юмором, но ни Лена с Кларой, ни Энцо с Мауро не облегчали ей жизнь и постоянно орали на своих детей за столом. А поскольку Тони с Эйлиш никогда не разговаривали с детьми на повышенных тонах, то за бабушкиным столом Розелла и Ларри пользовались особым статусом. Пока взрослые пили кофе, дети были вольны встать и выйти. Для Эйлиш это время было самым трудным. Никому не удавалось закончить предложение, чтобы его не перебил кто-нибудь другой. Гомон стоял несусветный.

Однажды Эйлиш взяла на обед фотоаппарат, чтобы послать матери общие снимки. Всякий раз, когда она вставала, чтобы сделать кадр, взрослые поднимали бокалы и улыбались, дети им не уступали, позируя с неизменно счастливым видом; и все так радовались тому, что собрались вместе, словно это было Рождество, а не обычное воскресенье. Ее мать в Эннискорти не баловали общением с внуками. У Мартина детей не было. Пат и Джек жили под Бирмингемом и редко ее навещали. Мать всего несколько раз встречалась с их женами и детьми. А уж такое еженедельное сборище, которое устраивала семья Фиорелло, было бы ей вовсе в новинку. Эйлиш решила не отправлять матери фотографии, они ее только расстроят. Во время трапезы во главе стола всегда восседал свекор Эйлиш. И если на столе был барашек, то, разделывая его, он будто священнодействовал. Каждый раз свекор усаживал справа от себя кого-нибудь из сыновей и медленно подводил разговор к истории, которая случилась с его матерью на острове Эллис по приезде в Америку.

Тони рассказал Эйлиш эту историю вскоре после того, как они поженились.

— Его мать отправили обратно в Италию. У нее было что-то не так с глазами. Сначала держали в карантине, а потом посадили на корабль до Неаполя. Отец рассказывает об этом так, словно все случилось вчера. Одну и ту же историю без конца.

— И надолго ее отправили назад?

— Она не вернулась. Так и осталась в Италии.

— Значит, он ее больше не видел.

— Каждое Рождество она ездила в какой-нибудь город и там фотографировалась. И посылала ему снимки. Энцо говорит, если еще раз это услышит, то сам отправится на карантин. Раньше эта история доводила Мауро до слез, а теперь он говорит, что не вслушивается, а просто кивает.

— А ты?

— Я слушаю. Если бы я не слушал, отец заметил бы.

* * *

Когда несколько лет назад по телевизору показывали репортажи о студенческих маршах и сидячих забастовках против войны во Вьетнаме, свекор Эйлиш осудил демонстрантов и заметил, что полиция слишком с ними нянчится.

— Разве они не храбрецы, эти демонстранты? — спросила Эйлиш.

— Я предпочел бы увидеть их в военной форме, — ответил свекор.

— А я бы не хотела, чтобы моего сына забрали на войну, — сказала Эйлиш, — поэтому они протестуют и за меня тоже.

К тому времени почти все дети уже встали из-за стола. Тони опустил голову. Энцо знаками велел Эйлиш молчать.

— Не знаю, чем бы я мог гордиться сильнее, — сказал свекор.

— Тем, что отправили на войну сына или внука? — спросила она, глядя на Фрэнка, который при ней много раз осуждал войну.

— Тем, что они сражались бы за свою страну. Я говорю об этом. Этим я гордился бы.

Эйлиш надеялась, что кто-нибудь вступит в разговор. Сначала она решила молчать, потом разозлилась на Тони и Фрэнка, которые ее не поддержали.

— Это мнение разделяют не многие, — заметила она.

— Ты об ирландцах? — спросил ее отец.

— Я об американцах.

— Что ты знаешь об американцах?

— Я такая же американка, как и вы. Мои дети американцы. И я не хотела бы, чтобы их отправили воевать во Вьетнам.

Она посмотрела прямо на свекра, заставив его отвести глаза. Первым вмешался Энцо, который что-то буркнул про себя, затем повысил голос.

— Эй, ты, замолчи! — Он показал на Эйлиш.

Все смотрели на нее, кроме Тони и Фрэнка, которые не поднимали головы.

Наконец встала Франческа.

— Кажется, нам всем не помешает выпить граппы, — сказала она. — Вдобавок к кофе. Кто-нибудь поможет мне достать стаканы?

Несмотря на то что сегодня была ее очередь помогать свекрови, Эйлиш не двинулась с места. Напротив, Лена с Кларой с радостью воспользовались поводом встать из-за стола.

— Ты что, не в состоянии ее приструнить? — спросил Энцо у Тони, словно Эйлиш тут не было.

— Энцо, не заводись, — сказал Мауро.

Фрэнк составлял тарелки, чтобы отнести их на кухню.

На пути домой — Розелла и Ларри шагали позади родителей — Эйлиш почти пожалела Тони. Он должен был поддержать ее за столом или хотя бы сменить тему, но Тони не мог пойти против отца.

* * *

Спустя несколько дней после ссоры, когда Эйлиш была дома одна, свекровь пришла к ней в гости с яблочным пирогом. Сначала обсуждали Розеллу и Ларри, Франческа хвалила их образцовые манеры. Затем свекровь заговорила о воскресном обеде.

— Я всегда мечтала, чтобы после того, как всю неделю каждый занимался своими делами, по воскресеньям мы собирались бы вместе. И дети сидели бы с нами за одним столом, приучались вести себя прилично, и никто не заводил бы разговоров о том, что не предназначено для детских ушей.

Эйлиш спрашивала себя, не попросят ли ее извиниться. Она готовилась таким же елейным тоном ответить, что ей очень понравился обед и она не сожалеет ни о едином слове, сказанном ею или кем-то другим.

— Я часто о тебе беспокоюсь, — продолжила Франческа. — По-моему, на наших сборищах с итальянской едой и итальянскими разговорами ты начинаешь скучать. Порой мне кажется, что ты боишься наших шумных воскресных обедов. Могу представить, как бы я себя чувствовала, будь все остальные ирландцами!

Эйлиш гадала, к чему клонит свекровь.

— Ты так хорошо воспитана и так стараешься всем угодить, что я спрашиваю себя порой, а что у тебя на уме? Не подумай, что я о плохом! Я хочу сказать, у тебя, в отличие от Лены и Клары, есть собственное мнение. Я всегда думала, что такая, как ты, должна была выйти за Фрэнка, он у нас образованный, но ты вышла за Тони, и то, какими выросли ваши дети, — твоя заслуга. Вы четверо — замечательная семья. Жизнь полна неожиданностей.

Эйлиш хотелось, чтобы зазвонил телефон или кто-нибудь постучался в дверь.

— Ты понимаешь, что я имею в виду? — спросила Франческа.

Эйлиш кивнула и улыбнулась.

— Мне пришло в голову, что тебе будет намного легче, если не придется терпеть эти долгие воскресные обеды.