— Почему ты улыбаешься?

— Твоя мать рассказала мне кое-что забавное.

— Про что?

— Про Лену. Но я обещала ее не выдавать.

Если они не стеснялись ей лгать, почему бы и ей не ответить им тем же?

* * *

Когда свет погас, она немного подождала, но затем, испугавшись, что Тони уснет, тронула его за плечо.

— Я еду в Ирландию, — сказала она. — Хочу навестить мать.

Тони не пошевелился.

— Я договорилась с мистером Дакессяном, он меня отпускает.

— Когда?

— Скоро.

— Надолго?

— Матери в августе исполняется восемьдесят, я поднатаскаю Эрика, чтобы он меня подменил, а когда ему придет время поступать в колледж, вернусь на свое место.

Спустя некоторое время Тони что-то прошептал, но Эйлиш не расслышала. Она попросила его повторить.

— Ты обещаешь вернуться?

И сам вопрос, и жалобный тон ее удивили.

— Я сожалею обо всем, — продолжил Тони. — Я обо всем сожалею.

Она не ответила.

— Ты обещаешь вернуться? — повторил Тони.

— А ты не хочешь пообещать мне, что я никогда не увижу этого ребенка и что никто из твоей семьи не возьмет его на воспитание?

Он вздохнул.

— Я не знаю, что делать, — сказал Тони. — Тот человек — настоящий дикарь. И он действительно намерен принести младенца сюда.

— Я жду, что ты дашь обещание.

— Я сделаю все, что в моих силах.

— В субботу ты пойдешь с Розеллой на игру, а Ларри оставишь со мной. Ему я скажу, пока тебя не будет, а Розелле, когда вы вернетесь.

— Не слишком ли рано им говорить?

— Они должны узнать обо всем сейчас.

* * *

В субботу, когда Тони с Розеллой ушли, Ларри явился на кухню, жалуясь, что его не взяли.

— Ты нужен мне здесь.

— Зачем?

Жестом Эйлиш велела сыну идти за ней в гостиную.

— Что случилось? — спросил Ларри.

— Это касается твоего отца.

— Я все знаю.

— И что же ты знаешь?

— Я поклялся хранить тайну.

— Кому?

— Всем.

— И что это за тайна?

— У него есть любовница.

— Кто тебе сказал?

— В воскресенье за столом они сильно поссорились, потому что дядя Энцо и дядя Мауро смеялись и отпускали шутки. Дядя Энцо изображал мужчину с младенцем на руках. А когда тетя Лена поняла, о чем он шутит, она встала и ушла, и с тех пор дядя Энцо ночует у бабушки.

— У твоего папы нет любовницы.

— Я так и думал, но они утверждают обратное.

— Просто у одной женщины будет ребенок, и твой папа — его отец.

— Значит, она его любовница.

— Она не его любовница и никогда ею не была. Он работал в их доме.

— И у них будет общий ребенок?

— У нее. Муж женщины говорит, что не оставит ребенка в своем доме, а принесет сюда и положит на наш порог.

— И что ты будешь делать?

— Я еду в Ирландию. Пятнадцатого августа моей матери исполняется восемьдесят, и я хочу присутствовать на ее юбилее, но уеду я прямо сейчас.

— Папа с тобой едет?

— Конечно нет.

— А мне с тобой можно?

— А ты хочешь?

— Да. Я знаю только одну из своих бабушек и хотел бы познакомиться со второй.

— Розелла тоже думает, что у папы есть любовница?

— Нет, они не знали, что я слушаю их разговор, а Розелла ушла домой заниматься.

* * *

В ожидании Тони с Розеллой Эйлиш внезапно осознала, что больше всего боится предстоящего объяснения с дочерью, которая была очень близка с отцом.

Услышав, что Тони подъехал, она подождала немного, затем отправилась в комнату Розеллы.

— Я знала, что-то не так, — сказала дочь. — Но не могла понять, что именно. Ты уверена?

— В чем?

— Что этот человек точно не…

— Он не шутил.

— И ребенок папин.

— Так они говорят.

Розелла присела на край кровати.

— Лучше бы я этого никогда не слышала. Звучит глупо, но это так.

Она заплакала.

Когда Эйлиш сообщила дочери, что Ларри едет с ней в Ирландию, Розелла заявила, что тоже с ними поедет.

— Я не хочу здесь оставаться. Но моя стажировка заканчивается в конце июля.

— Тогда и приедете оба.

Они посидели молча, потом Эйлиш отправилась на поиски Тони.

— Розелла и Ларри едут со мной в Ирландию, — сообщила ему Эйлиш. — Я лечу в конце месяца, они позже. Возможно, нам придется взять кредит в банке.

— Значит, все решено? — спросил Тони.

— Все решено, — ответила она таким тоном, словно общалась с клиентом в мастерской.

— А меня никто не хочет спросить?

— Нет.

В дверях возникли Розелла с Ларри.

— А если я скажу, что не хочу, чтобы вы уезжали? — спросил Тони.

— Ты — единственная причина всего, — ответила Эйлиш. — Мне было нелегко рассказать об этом детям.

— Я уже сказал, что сожалею.

Тони посмотрел на Розеллу, затем — на Ларри.

— Я сказал вашей матери, что обо всем сожалею.

— И мы сожалеем, — отозвалась Эйлиш. — А с понедельника займемся сборами в дорогу.

Розелла зашла в комнату и обняла отца. Ларри посмотрел на мать, и она жестом велела ему присоединиться. Эйлиш стояла в стороне, наблюдая за ними, ожидая, не попытается ли Тони отговорить их от поездки, не заставит ли детей пожалеть себя, ведь его они с собой не звали.

Вечером в спальне Тони долго ходил из угла в угол. Эйлиш знала, что ему не хочется оставаться в доме, если там не будет Розеллы и Ларри, он предпочтет лучше перебраться к матери, чем жить одному. Все эти годы они с мужем делили постель каждую ночь, за исключением тех ночей, когда Эйлиш рожала. Она вспомнила, что после появления на свет Ларри, которое далось ей нелегко, ей пришлось провести в больнице несколько дней. Услышав эту новость, Тони был в отчаянии. Он хотел, чтобы его жена вернулась домой. Все в этой жизни его устраивало: жить своей семьей, но рядом с родителями и братьями. Вероятно, он ужасно боится ее отъезда, думала Эйлиш. Но если Тони на самом деле хотел, чтобы она осталась, ему стоило только пообещать ей, что она никогда не увидит этого ребенка и ей не придется беспокоиться, что ребенка воспитает мать Тони. Впрочем, Эйлиш уже поняла, что этого ей не дождаться. Тони хотел, чтобы она дала ему обещание вернуться. До этих слов ей и в голову не приходило, что есть другой вариант.

Тони метался по комнате. Эйлиш пошла в ванную и оставалась там как можно дольше. Когда она вернулась, он был еще на ногах. Ей не хотелось, чтобы Тони подошел к ней или обнял ее. На миг она поймала его взгляд, оба смотрели друг на друга с сожалением. И все же, когда они наконец улеглись и выключили свет, Эйлиш испытала облегчение.

Часть вторая

1

Запах растительного масла заполнил кафе. Нэнси отжимала полотенце, чтобы перед открытием протереть прилавок. Похоже, Мириам дома не было. Нэнси вздохнула с облегчением. Будь она дома, непременно выскочила бы из спальни и стала жаловаться, что запах проникает наверх, впитывается в одежду и кожные поры.

На случай, если Джерард на месте, Нэнси, задрав голову, выкрикнула его имя в лестничный проем, но ответа не получила. Теперь, когда закусочная процветала, а на банковском счете водились деньги, сын предпочитал просиживать штаны в «Стэмпс» на другом конце Рыночной площади или в заведении Джима Фаррелла на Рафтер-стрит и выпивать с другими владельцами лавок и кафе.

Быстро спускаясь по лестнице, Нэнси пожалела, что сына нет дома. Из-за дыма воздух в кафе еще больше сгустился. Она включила вентилятор, который сначала загудел, затем принялся ритмически и довольно громко жужжать. Соседи часто жаловались на этот звук.

Когда вентилятор не справлялся, а глаза начинали слезиться от едкого чада, оставалось только распахнуть дверь на Рыночную площадь и выпустить дым наружу в надежде, что никто в этот момент не будет идти мимо.

Несколько месяцев назад на заседании городского совета было решено бороться с неудобствами, которые доставляли горожанам такие заведения, как закусочная Нэнси, и ей пришлось согласиться по понедельникам, вторникам и средам закрываться раньше пабов. Впрочем, это были не самые оживленные дни. Закусочная делала выручку по выходным, не давая спокойно спать тем, кто жил над лавками и конторами.

Вытирая прилавок, Нэнси заметила, что с улицы в закусочную заглядывают двое. Нэнси сделала вид, будто не замечает их, и продолжила вытирать, но когда снова подняла глаза, то увидела за витриной не кого-нибудь, а Родерика Уоллеса, управляющего отделением Ирландского банка, чья контора находилась через площадь. С ним была его жена Долорес.

Уоллес, который решительно отказал Нэнси в кредите, когда та закрывала бакалейный магазин и открывала закусочную, был одним из главных жалобщиков. А на танцевальном вечере в теннисном клубе его дочь в присутствии обеих дочерей Нэнси ехидно отозвалась о грязных забегаловках.

Теперь Родерик и Долорес стояли в дверях закусочной.

— Развели тут чад, — громко заметил Родерик.

Нэнси подняла глаза, и Долорес обратилась непосредственно к ней.

— Обычно мы не ходим этим путем из-за дыма, — сказала она. — А сегодня он особенно едкий.

— Я не сомневаюсь, что ваше заведение нарушает все строительные нормы, — добавил Родерик.

Нэнси принялась протирать узкий выступ, тянувшийся вдоль стены напротив прилавка. Запах заметно выветрился, и скоро она сможет открыться.