— Если бы ваш супруг был жив, — продолжил Родерик, — он негодовал бы с нами вместе.

На мгновение Нэнси застыла, затем двинулась к выходу и протиснулась наружу мимо Родерика и Долорес.

— Надеюсь, вас отсюда переведут, — сказала она. — Многие в Эннискорти вздохнут с облегчением, когда вы уберетесь из города.

Она прямо посмотрела на Долорес, затем — на Родерика.

Когда парочка развернулась, чтобы уйти, Нэнси заметила группу людей, среди которых был и ее сын Джерард, внимательно наблюдавших за этой сценой с противоположного конца площади.

— И можете валить обратно в свой Корк или откуда вы там, вы оба! — крикнула она им вслед.

Родерик обернулся.

— А ну-ка повторите!

— И повторю! Убирайтесь в свой Корк, вы двое!

Позже, когда Джерард с друзьями укатил в Уэксфорд, а Мириам сказала, что хочет лечь пораньше, Нэнси подумала, что те, кто слышал ее перепалку с Уоллесами, наверняка решат, что виновата она. Ее возмутительное поведение было недостойно Рыночной площади.

* * *

Посетителей было мало, и она закрылась на несколько минут раньше. Вентилятор шумел во всю мощь, и она его выключила; оставила дверь открытой, чтобы выветрились остатки чада. Выйдя на улицу, Нэнси заметила, что холод, который никак не хотел уходить, наконец отступил. Ночь выдалась теплой. Заперев дверь и выключив верхний свет, она наводила окончательный лоск, когда заметила у витрины две фигуры, и снова мужчину и женщину. Нэнси улыбнулась при мысли, что это Уоллесы, которые вернулись заказать бургеры с луковыми кольцами — кетчупа не жалеть. Или, может быть, они снова попросят ее повторить свои слова.

На улице было темно, и она не сразу признала мужчину и женщину, но, когда парочка отлепилась от стекла, Нэнси их разглядела. Имен она не помнила, только то, что эти двое живут в убогом домишке в Саммерхиле. У них был целый выводок детей, и в большинство городских пабов их не пускали. Порой, напившись, они приходили за картошкой фри три-четыре вечера подряд, после чего надолго исчезали. Нэнси гадала, где эта парочка ошивается в перерывах между пьянками. Во хмелю жена становилась агрессивнее мужа. Когда в закусочной было многолюдно и у них не хватало терпения дождаться своей очереди, они требовали обслужить их первыми. Несколько раз, не в состоянии уразуметь, что на неделе она закрывается раньше обычного, они приходили после закрытия, но Нэнси никогда их не впускала.

Прикрыв глаза ладонями, они стояли, прислонившись к витрине, затем начали барабанить в стекло, привлекая ее внимание. Не выдержав, Нэнси включила верхний свет и губами прошептала: «Закрыто», однако и после этого парочка не угомонилась. Мужчина знаками показал ей на дверь. Нэнси мотнула головой и продолжила убираться.

— Мы уйдем, как только получим нашу картошку! — проорала женщина.

Нэнси показала на фритюрницу и воздела руки, давая понять, что ничем не может помочь, слишком поздно.

— Да открывай же, черт подери! — орала женщина. — Мы подыхаем с голоду!

Ее муж заколотил в стекло.

Выключив свет в задней части закусочной, Нэнси приставляла к стене четыре высоких табурета. Вероятно, соседи внимательно слушают перепалку. Если бы хоть кто-нибудь спустился и помог ей или Джерард пораньше вернулся из Уэксфорда! Мириам спала в задней комнате на верхнем этаже и вряд ли слышала шум. Впрочем, Нэнси не пришло бы в голову ее будить. Мириам, которая в июле выходит замуж, будет только рада, если закусочную закроют. Ее другая дочь, Лаура, без пяти минут дипломированный адвокат, приезжая из Дублина, отзывалась о родительском доме с неизменным пренебрежением.

— А ну открывай, не то я вышибу чертову дверь! — орала женщина.

Даже поднявшись в жилую часть дома, Нэнси слышала грохот кулаков о стекло. Не включая свет, она подошла к окну, надеясь, что ее не заметят, но женщина, которая теперь стояла на проезжей части, заметила.

— Эй, ты, а ну спускайся! — завопила она.

Если позвонить в полицию, скандалистам предъявят официальные обвинения. Но тогда Нэнси придется давать показания, история попадет в местные газеты, а ее закусочная упрочит славу места, где собираются все городские буяны.

И тогда она решила позвонить Джиму Фарреллу. Наверняка он в пабе, прибирается после закрытия.

Джимми ответил после первого гудка.

— Скоро буду, — сказал он.

Стоя у окна, Нэнси слушала, как Джим пытается их угомонить. Держался он солидно, словно полицейский или большой начальник. Джиму, владельцу популярного заведения, было не впервой улаживать подобные ситуации. Велев мужчине перестать стучать, а женщине — орать, он приглушенным голосом вступил с ними в диалог.

Наконец парочка удалилась. Нэнси спустилась по лестнице и отворила Джиму дверь, но, поскольку перед свадьбой гостиную решили подновить, уселись они на кухне. Джим редко улыбался, был немногословен, и Нэнси это нравилось. Ему требовалось время, чтобы освоиться.

Джим сказал, что неугомонная парочка обещала больше не надоедать ей после закрытия.

— Им все еще запрещено посещать твой паб?

— Да, но они давно с этим смирились.

На лестнице раздались шаги Джерарда. Сын заглянул на кухню.

— Что нового? — спросил Джерард.

— Все тихо, — ответил Джим.

— Знаете про мою мать и управляющего банком?

Джим дал понять, что не знает.

— Нечего тут знать, — сказала Нэнси. — Они жаловались на запах масла.

— Здорово ты его отбрила, — заметил Джерард перед тем, как пожелать им спокойной ночи.

Они слышали, как он поднялся по лестнице, как зашел в ванную. Джим знаками дал Нэнси понять, что уходит и ждет ее у себя. Нэнси улыбнулась.

— Скоро увидимся, — прошептал он.

Вот уже год у Нэнси был роман с Джимом, хотя она сомневалась, что «роман» — подходящее слово. Они никогда не появлялись вместе на людях. Но иногда после того, как закусочная и паб закрывались, Джим звонил ей, и Нэнси пересекала Рыночную площадь, сворачивала на Рафтер-стрит и отпирала задвижку боковой двери в квартире Джима над пабом. Странно, думала Нэнси, что двое взрослых, сорокалетних людей ведут себя словно пугливые подростки. Впрочем, скоро все изменится.

Ее будоражила мысль, что никто, никто в целом свете понятия не имеет — Нэнси верила, что никто ни о чем не догадывается, — об их связи. Встав с его постели, она тайком выскальзывала из квартиры Джима, а тот заранее проверял, нет ли кого на улице. Нэнси старалась не попадаться никому на глаза. Любой, кто встретил бы ее в такой час, непременно задался бы вопросом, с чего это Нэнси Шеридан решила прогуляться по ночному Эннискорти, когда соборный колокол только что пробил три часа ночи? Дома, поднимаясь по лестнице, Нэнси старалась не шуметь.

Она вспомнила, как в рождественскую ночь вышла из дома на пустую Рыночную площадь, зная, что Джим, как обычно, ждет ее на Рафтер-стрит. Она нашла его в кресле со стаканом джин-тоника, а водка с апельсиновым соком и большим количеством льда стояла на столике рядом с ее креслом. Еще Нэнси заметила блюдо с мясными тарталетками. Некоторое время они непринужденно болтали, успев обсудить погоду и рождественский ужин у кузена Джима в Монарте. И тут Нэнси заметила, что Джим покраснел, уставился в пол, затем нервно взглянул на нее.

— Мне вдруг подумалось… — начал он, запнулся и отхлебнул из стакана.

— Мне тут подумалось… — снова начал он, вздохнул и уставился в пол. — Знаешь, мне пришла в голову мысль…

— Какая? — спросила она.

— Нехорошо для тебя, если кто-нибудь заметит, что ты сюда ходишь.

Нэнси поняла, что Джим хочет ее бросить. Забота о ее репутации всего лишь оправдание. Ей захотелось немедленно уйти. Пригубив свой стакан, Нэнси поняла, что Джим плеснул туда слишком много водки.

— Я знаю, ты женщина независимая. Независимая и привыкшая все делать по своему разумению. — Джим посмотрел в одно из высоких окон, выходящих на улицу. Нэнси подумала, что, возможно, сейчас подходящий момент, чтобы встать с кресла.

— Мне пришла мысль… — начал он снова. — Я подумал, почему бы нам не съехаться?

Нэнси принялась выковыривать тарталетку из формочки.

— Я думаю об этом уже некоторое время. И я решил, что, если ты не против, нам пора остепениться. — Он снова вздохнул и пальцем размешал лед в стакане. — Думаю, признавая, что мы оба хотели бы, понимаешь, хотели…

Он посмотрел на нее так, словно она должна была закончить мысль за него.

— Хотели?

— Ну, не знаю, видеться чаще.

Глотнув из стакана, Нэнси поморщилась.

— Что не так? — спросил он.

— Ничего. Ты добавил слишком много водки.

— Тебе подать что-нибудь еще?

— Нет, все в порядке.

— Я что-то запутался, — сказал он.

— Я тебя внимательно слушаю.

— Понимаю, это звучит странно, ведь мы знаем друг друга всю жизнь. И нам давно не двадцать один.

Выглядело это так, будто Джим рассуждал сам с собой.

— Что ты думаешь? — спросил он.

— Ну, мне точно не двадцать один.

— И мне.

Нэнси кивнула и удержала его взгляд.

— Я хочу понимать, что мы оба настроены остепениться, — продолжил он.

— Джим, а ты не мог бы пояснить, что ты имеешь в виду?