Вот оно. Началось. Теперь его дар столь же силен, как и прежде. Даже в окружении людей, среди разговоров и смеха, несмотря на незнакомцев, сгрудившихся за стулом Элиаса, он знал, что дар здесь. И ждет, когда его призовут. Волна уверенности накрыла Элиаса, и он улыбался все шире с каждой открытой картой. Подняв голову, он снова поймал на себе взгляд стрелка, который наблюдал за ним так сосредоточенно, что это на миг пошатнуло его решительность.

А если Вик Дидс мог видеть дар, который привел Элиаса в это богом забытое место? Неужели вся надежда медленно покинет мир Элиаса, мир, ограниченный лишь лесом и улицами?

Помня о нарывах, Элиас низко опустил голову, радуясь про себя, что поля шляпы и длинные волосы прикрывают лицо. Он проследил за своей серебряной монеткой, которая перекочевала в банк другого игрока.

Она стоила почти целой недели охоты, но Элиас предсказал каждую карту.

Когда разыгрывали следующий раунд, он снова использовал дар, но нахмурился, заглянув так далеко, как только мог. Раунд обещал быть долгим, игроки мычали и бормотали что-то себе под нос, раздумывая над каждой ставкой. Теперь Элиас не мог заглянуть так далеко, как ему хотелось. Он с сожалением понял, что ему придется сначала прощупать каждый раунд, а потом попытаться дотянуться до финала, чтобы увидеть результат.

Миновало еще два раунда, прежде чем Элиасу удалось выиграть: он мигом отыгрался и заполучил четыре серебряные монеты в придачу. Стрелок раздраженно заворчал: он поставил почти все на проигравшего, у которого оказался лишь ненужный хлам. Элиас собрал выигрыш, думая, как бы не упасть в обморок — его сердце бешено колотилось. Если он выиграет изрядную сумму денег, то сможет взять лошадь во «Вдове Джоане» и отправиться в город за лекарем. Если не жалеть ни коня, ни себя, он быстро вернется обратно и привезет снадобья для жены и дочерей. Он сможет. Это в его силах.

Когда разыгрывали новый раунд, Элиас почувствовал, как все вокруг него рушится. Его сосед справа жевал свою соломенную бороду и наблюдал за Элиасом с кислым выражением лица с той самой минуты, как охотник сел за стол. Без предупреждения фермер протянул руку, чтобы дотронуться до пальто Элиаса. Но его пальцы сомкнулись в воздухе, потому что Элиас откинулся на спинку стула, и тогда волнение на физиономии мужчины стало смятенным и обиженным, как будто его мечта только что разбилась на острые осколки.

— А что у тебя в рукаве, сынок? — спросил он.

Половина сидящих за столом застыла, а стрелок, напротив, оживился и обнажил острые белые зубы.

Но старик-фермер, похоже, даже и не понял, что его слова прозвучали обвинением в жульничестве. Он указал костлявым пальцем на Элиаса.

— Ты вспотел, а пальто снимать не торопишься. Шляпа у тебя старая, поля вон, гляди, запылились. Похоже, ты редко ее надеваешь, ведь так? Закатай-ка рукава, сынок! Если ты чист, я пожму тебе руку и попрошу прощения. Черт, да я даже угощу тебя элем. Но сперва докажи, что ты не чумной.

Элиас встал и дотронулся до полей своей потрепанной шляпы.

— Мне не нужны проблемы, сэр. Я просто хотел сыграть в карты.

Он вздрогнул от голоса за своей спиной еще до того, как тот прозвучал, но давление было слишком велико, а разум затуманился от слабости и жара. Какой- то игрок потерял свой заработок за целый сезон — он закричал и стал подниматься на ноги, ухватившись за край стола, готовый вот-вот перевернуть его от злости и жадности.

И тогда Элиас понял, что совершил ошибку, когда пошел на поводу у своих диких фантазий, и ошибка эта может стоить ему жизни. Поэтому он заглянул вперед, а вокруг него уже началась потасовка.

Вик Дидс поудобнее устроился на стуле и наблюдал за тем, как Элиас раз за разом избегает смерти. Он не видел ничего подобного за все свои двадцать шесть лет, а ведь он вырос в окружении воров и солдат, разница между которыми была иногда так туманна, что он не мог наверняка припомнить, кто из них есть кто. Разъяренные фермеры, брызжа слюной, махали друг на друга кулаками, но ни один из них не посмел атаковать Дидса. Сам Дидс неподвижно сидел, небрежно положив ладонь на длинный ствол револьвера, покоящегося у него на бедре. Один из смутьянов, споткнувшись о вытянутые ноги Дидса, даже дотронулся до своей шляпы в знак извинения, но стрелка удивило не это. Многие фермеры нутром чувствовали, что он убийца, подобно овцам, которые сбиваются в кучу при виде собаки, которой было бы только в радость разорвать им глотки.

Нет, расширить глаза от изумления его заставил тот невзрачный незнакомец, который рискнул, выставив большую ставку, и выиграл кучу монет за минуту до того, как его обвинили, будто он переносчик чумы.

Правда, последний факт не вызывал у Дидса беспокойства. Пару месяцев тому назад его руку обмазали неким снадобьем и велели выпить горькую настойку. На этом настоял главнокомандующий армии, снабдивший Дидса оружием.

Целебный сироп стоил целое состояние, какие уж тут шутки!

Вряд ли снадобье когда-нибудь появится в захолустных деревнях, где до сих пор торгуют отсыревшей шерстью. Что до самого Дидса, он считал, что немного проредить стадо никогда не помешает, особенно если речь идет о старых и немощных. Это лишь вопрос здравого смысла. И не ему рассуждать о том, на что следует или не следует тратить деньги Двенадцати Семьям Дариена. Хотя ночь пошла насмарку, он намеревался разжиться достаточным количеством монет, чтобы месяц, а то и два пожить на широкую ногу. Фермеры, не умеющие толком считать, были его любимым сортом соперников.

Дидс видел, как незнакомец развернулся и ринулся в толпу, со стороны казалось будто все дерущиеся заранее с ним сговорились. Закутанный в длинное пальто охотник осторожно шагал, замирая за секунду до того, как перед его лицом проносился кулак или дубинка завершала свое падение на чью-то физиономию. Изящно, как кошка, Элиас увернулся от перевернутого стола, слегка направив гладко отполированную деревянную столешницу ладонью вправо, чтобы ею не придавило упавшего мужчину. Это смахивало на танец, но Дидсу показалось, что, кроме него, никто ничего не замечал. Все были так заняты — кто ворчал, а кто радостно вопил, — что совершенно упустили из виду добрую дюжину случайностей, которые напрочь отрицали законы мироздания.

Дидс с детства не отличался сдержанностью и с годами этого свойства так и не приобрел. Приняв молниеносное решение, он вытащил револьвер и направил дуло на Элиаса, когда его отделяла всего пара шагов от двери, за которой шумела оживленная улица. Без малейших колебаний Дидс выстрелил дважды, и эхо в помещении оказалось таким оглушительным, что в ушах тотчас зазвенело. Но челюсть стрелка отвисла, едва он понял, что произошло.

Элиас посмотрел на него сквозь толпу еще до первого выстрела и лишь слегка повернулся, чтобы пуля прошла мимо. Второй выстрел компенсировал первый, Дидс, полагаясь на свои инстинкты, не целился и не медлил, а выстрелил на скорости, ожидая, что теперь-то старик точно будет ранен. На его глазах пуля прошла под рукой незнакомца, между его туловищем и изгибом локтя. Пролетев мимо Элиаса, пуля сбила с ног одного из дебоширов, и Дидсу ничего не оставалось, кроме как наблюдать за происходящим с разинутым ртом.

До мишени было двенадцать футов. Он никогда в жизни не промахивался с такого расстояния.

Возле выхода Элиас посмотрел на дерущихся со смесью злобы и печали. В воздухе витал пороховой дым. В таверне внезапно повисла тишина, Элиас распахнул и с треском захлопнул дверь и растворился в ночи.