Мальчик смотрел на него, как совенок. Теллиус улыбнулся ему и даже потрепал бы его по волосам, если бы те не слиплись в грязные комья.

— Тебе понадобятся проворные руки, мальчик. А может, ты хочешь лазить по каминам, обернув лицо тряпьем? Такие мне тоже частенько нужны, просто чтобы как-то выживать. Похоже, желудок у тебя крепкий. Ты мог бы залезать в богатые дома через уборную. А?.. Ах да. Кивни мне, ладно? Ну что, проворные пальцы и воровство?

За спокойным и уверенным взором Теллиуса скрывался вопрос: мальчик вообще хоть что-то соображает?

Что, если он из тех сирот, что изредка забредают в город? Повинуясь сиюминутному порыву вдохновения, старик сунул руку в карман и извлек оттуда залежавшееся яблоко, осколок зеленого стекла и пробку, на которой еще виднелось пятно от вина.

— Вот так, парень. Надо быть ловкачом!

Он подбросил три предмета в воздух и привычными движениями принялся жонглировать ими. Мальчишка пристально следил за ним. Теллиусу пришлось приложить немало усилий, чтобы сдержать гордую улыбку. Парнишка вытянул руки перед собой.

— О, ты хочешь попробовать, да? — и Теллиус передал ему предметы. — Но не забывай, они — мои, и я хочу получить их назад в целости… — он умолк, глядя на то, как мальчик, в точности повторяя его движения, быстро перебирает руками.

Старик понаблюдал немного, но ни один предмет не упал, и тогда он по очереди поймал их один за другим.

Парнишка стоял, насупившись, уже с пустыми руками.

— Впечатляет, э-э-э… клянусь Богиней, должен ведь я как-то к тебе обращаться! Не могу же я всегда говорить «мальчик» вместо имени, правда? Как тебя зовут, сынок? Ты хотя бы это знаешь? Можешь написать? Нет? — мальчик снова помотал головой. — Так я и думал. Тогда я буду звать тебя… Артур. Как тебе? Артур. Если не ошибаюсь, переводится как «медведь».

Чумазый парнишка молча поднял на него взгляд, и старик вздохнул.

— Верно. Зато ты умеешь жонглировать, а значит, глаз у тебя наметан. Но ты слишком мал, значит, боец из тебя будет никудышный, если только ты не подрастешь за ночь. Но я думаю, что ты мне пригодишься. Донни покажет тебе, где у нас бочка с водой. Бери ведро и швабру. Постарайся как следует, Артур. А потом тебя будет ждать тарелка рыбного рагу — или не будет, если слишком замешкаешься.


Элиас вышел из таверны и оказался в непроглядной темноте, но в деревне была лишь одна дорога, она проходила через все селение и уходила куда-то вдаль. Он брел, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, а внутри него догорали разорванные в клочья мечты и надежды на этот вечер. Он не смог выиграть достаточную сумму, чтобы купить лекарства. Он не поскачет в город на вдовьей лошади, не спасет жену и дочерей.

Теперь он будет наблюдать, как они умирают, а затем, быть может, умрет и сам. Чума заберет его родных. Без помощи городского лекаря — это все равно что кидать кости. Лишь одна мысль полностью изменила его отношение и не давала смириться с судьбой: мысль о том, что, когда они с женой умрут, девочки — если они чудом выживут — останутся одни.

Боль от неудачи не унималась. Почему так получилось, ну, почему? Он использовал свой дар, и дар изменил ему. Теперь он чувствовал себя запятнанным, словно согрешил и поделился чем-то, что было предназначено лишь ему одному. Он до сих пор ощущал на себе взгляд того стрелка, помнил, как расширились от изумления его глаза, когда Элиас заглянул вперед и смотрел, куда нужно ступать, чтобы не угодить под пули.

Хуже всего было то, что, использовав дар, он увидел, как пуля поразит другого человека, если он, Элиас, шагнет в сторону. И, несмотря на то что Элиас чувствовал чуму в своих легких и дыхание смерти на своем плече, он все же сделал этот шаг. Он не смог заставить себя умереть с честью. Обжигаемый чувством стыда, он остановился на дороге за секунду до того, как на каменных плитах позади зашуршали шаги.

Вик Дидс выбрался из таверны вслед за ним на освещенную фонарями и лунным светом улицу, держась далеко позади, пока не понял, что от шатающегося и всхлипывающего охотника не исходит никакой угрозы. Но когда Элиас обернулся и посмотрел ему в глаза, Дидс вытащил оба револьвера и наставил на него. Большинство стрелков так не поступали, но Дидс умел стрелять правой и левой одинаково метко. По правде говоря, ему нравилось, как люди вздрагивали, заслышав его имя.

Но не одна лишь разрушительная сила, сосредоточенная в его руках, заставляла сердце Дидса биться чаще. То, что он увидел в таверне, взволновало его. Он знал, что хорошо умеет обращаться с оружием. Он провел более тысячи часов, отрабатывая технику, и револьверы лежали у него в руках как влитые.

Это делало его грозой для всех, даже для лучших мастеров меча, ибо их навыки теряли свою ценность — длинный ствол пистолета Дидса всегда делал свое дело. Однако Дидс собственными глазами видел, как незнакомец шел сквозь толпу, а смертоносные пули буквально отскакивали от него.

Он не мог подобрать слова, но точно знал: охотника следует отвести в лагерь. Генерал не из тех людей, кого можно тревожить по пустякам, и Дидс сам все понимал. Но он думал, что человека, который с легкостью гуляет под пулями, нельзя считать пустяком, каким бы образом ему ни удавалось провернуть подобный фокус.

Дидс заставил себя спрятать оба револьвера и поднял руки, демонстрируя пустые ладони.

— Прости, что я наставил на тебя оружие. Ты напугал меня, когда обернулся. Я не хочу причинить тебе вред, минейр, и от всего сердца прошу прощения за то, что едва не ранил тебя в таверне.

— Ты бы не смог, — ответил Элиас Пост.

Дидс натянуто улыбнулся и продолжал:

— Я человек слова, минейр. И я обещаю тебе: я не причиню тебе вред и не стану пытаться. Не я затеял потасовку.

— Но ты выстрелил в меня дважды, — сказал Элиас. — Я не знаю, кто ты такой, лишь слышал то, что говорят о тебе в лагерях лесорубов.

Дидс решил ничего не спрашивать на данный счет. Лесорубы — народец с гнильцой.

— Я человек подневольный, как и ты, минейр. Я служу легиону — генералу Джастану, если тебе знакомо это имя. Он платит мне жалованье и добавляет сверху, если остается доволен. Ты ведь охотник, да? И ты приносил десятину в День Богини, верно? Ты отправлял товары на рынок? Конечно же, ты. И ты живешь в мире и не воюешь, потому что Двенадцать Семей Дариена установили на этой земле законы.

Генерал Джастан платит мне и другим верным людям, чтобы мы охотились за теми, кто не хочет играть по правилам. Он зовет меня, когда становится известно об убийстве или междоусобной вражде. И я служу орудием его мести. Или его правосудия. Это почти одно и то же. Можешь считать меня представителем государства, минейр.

— Чего ты хочешь от меня? Я не позволю тебе застрелить меня, только не сегодня.

— Само собой разумеется, — почтительно вымолвил Дидс. — Именно поэтому я и стою здесь, не надев даже пальто, и говорю с тобой. Все, чего я хочу, — чтобы ты проскакал со мной несколько миль до лагеря Бессмертного легиона, к генералу Джастану Олдану Эйрису. А теперь скажи мне, чего ты хочешь, и, быть может, мы найдем решение, которое удовлетворит нас обоих.

Элиас утер нос рукавом, оставив на ткани блестящую дорожку.

— Я чумной, минейр Дидс, — устало произнес он. — Тебе вряд ли захочется стоять рядом со мной.

— Послушай меня, я не подхвачу заразу, так мне сказали. Значит, тебе нужен лекарь? Даруешь ли ты мне один день своей жизни, если тебе будет дарован ее остаток?

— Тебе известно лекарство?

Дидс медленно кивнул. Элиасу стоило неимоверных усилий скрыть волнение, которое тотчас охватило его. Он понимал, что такие люди, как Дидс, обычно проходят мимо, когда люди умирают в сточных канавах. Они никогда тебя не утешат, не поднесут стакан воды к губам умирающего. Они даже не посмотрят вниз.

— Мне нужно снадобье. Но не для меня, — твердо сказал Элиас. — Во мне болезнь пока еще лишь зарождается. Лекарство необходимо моей жене и двум дочерям.

— Решено, — проговорил Дидс. — Клянусь честью. Мой конь привязан в стойле возле таверны. Он выдержит нас обоих. Если отправишься со мной в лагерь, я пришлю лекаря, и он сделает все, что в его силах. Тебя устроит такой вариант?

Сердце Элиаса заколотилось от страха. Привлекательное лицо стрелка маячило перед ним. Губы Дидса вновь растянулись в улыбке, и Дидс протянул охотнику правую руку. Элиас не смел надеяться, но не мог сдержаться.

— Хорошо, но я могу заплатить за лошадь. Один день, минейр Дидс. Если отправишь лекаря к моей семье, я поеду с тобой к твоему другу.

— А он мне не друг, — хохотнул Дидс, скрепляя сделку рукопожатием. — Но, несомненно, он будет очень рад с тобой познакомиться, минейр.