Конн Иггульден
Завоеватель
Посвящается Клайву Руму
Основные действующие лица
Мунке, Хубилай, Хулагу, Ариг-Буга — четыре сына Толуя, внуки Чингисхана.
Гуюк — сын Угэдэй-хана и Дорегене.
Бату (Батый) — сын Джучи, внук Чингисхана, поработитель русских княжеств.
Субудай Багатур — великий полководец времен Чингисхана и Угэдэй-хана.
Дорегене — мать Гуюка, после смерти Угэдэя стала регентом.
Сорхатани — мать четверых внуков Чингисхана: Мунке, Хубилая, Хулагу и Ариг-Буги. Жена Толуя, младшего сына Чингисхана, отдавшего жизнь за спасение Угэдэй-хана.
Байдар — сын Чагатая, отец Алгу, властитель Чагатайского улуса, расположенного вокруг Самарканда и Бухары.
Династия Чингисхана
Часть первая
1244 год
Глава 1
Над Каракорумом бушевала гроза. Дождь так и хлестал в ночном мраке, по улицам неслись бурные потоки. За мощными городскими стенами жались друг к другу овцы в своих загонах. Жир на их шерсти защищал от влаги, но овец не выводили на пастбище, вот они и блеяли от голода, жалуясь друг другу. Временами то одна, то другая становилась на задние ноги и пугала остальных — получалась куча-мала со множеством безумных глаз и бьющих копыт, которая вскоре снова растекалась бурлящей массой.
Ханский дворец освещали лампы, потрескивающие и плюющиеся маслом на стены и ворота. За стенами дворца раскаты грома казались гулом; он звучал то громче, то тише, пока дождь заливал внутренние дворики. Слуги завороженно взирали на утопающие в воде сады и дворы. Позабыв свои обязанности из-за грозы, они стояли небольшими группами, от которых пахло мокрой шерстью и шелком.
Гуюку шум ливня досаждал, как погруженному в раздумья человеку досаждают поющие себе под нос. Он аккуратно налил вина своему гостю и отодвинулся подальше от окна, каменный подоконник которого уже потемнел от влаги. Пришедший по его приглашению нервно оглядывал зал для приемов. Размер его, по мнению Гуюка, должен был подавить любого, кто привык к тесным юртам. Ханский сын вспомнил, как сам впервые заночевал в этом тихом дворце, как боялся, что камни и плиты обрушатся и раздавят его. Сейчас те страхи вызывали у него усмешку, а вот его гость то и дело поглядывал на потолок. Гуюк улыбнулся. Его отец Угэдэй построил Каракорум, воплотив великие мечты великого человека.
Когда ханский сын отставил каменный кувшин с вином и вернулся к гостю, его губы вытянулись в тонкую полоску. Ради титула, принадлежавшего ему по праву, отцу не приходилось ни угождать правителям, ни давать взятки, ни умолять, ни угрожать.
— Угощайся, Очир, — проговорил Гуюк, протягивая чашу двоюродному брату. — Вкус мягкий, как у арака.
Он старался быть учтивым с едва знакомым ему человеком. Впрочем, Очир — один из сотни ханских внуков и правнуков, в поддержке которых нуждался Гуюк. Хачиун, отец Очира, был большим военачальником, его память чтили и по сей день.
Из вежливости Очир осушил чашу без колебания — сделал два больших глотка и рыгнул.
— Как вода, — объявил он, но снова протянул чашу.
Улыбка Гуюка теперь больше походила на оскал. Один из его помощников молча поднялся, принес кувшин и наполнил обе чаши. Ханский сын опустился на длинное мягкое сиденье напротив Очира, стараясь расслабиться и быть любезным.
— Тебе наверняка известно, зачем я сегодня тебя пригласил, — проговорил он. — Ты человек влиятельный, из славного рода. Я был на похоронах твоего отца в горах.
Очир подался вперед, стараясь не упустить ни слова.
— Жаль, что он не видел тех земель, которые повидал ты, — сказал он. — Я… едва его знал. У отца было много сыновей. Но он хотел идти в Большой поход на запад вместе с Субудаем. Его смерть — огромная утрата.
— Да-да, конечно! Твой отец был человеком чести, — легко согласился Гуюк. Он рассчитывал сделать Очира соратником, значит, немного лести не повредит. Наследник глубоко вдохнул. — Ради твоего отца я и позвал тебя сюда. Очир, семьи той ветви тебе подчиняются?
Очир глянул в окно: дождь стучал по подоконнику так, словно не собирался останавливаться. Гость Гуюка был в рубахе и узких штанах. Сверху — простой халат дээл, на сношенных сапогах никакой отделки. Даже шапка решительно не соответствовала роскоши дворца: грязная, вся в жирных пятнах, впору носить пастуху.
Очир осторожно поставил чашу на каменный пол. Мужественным лицом он напоминал хозяину дворца покойного Хачиуна.
— Я знаю, чего ты хочешь, Гуюк. Я сказал это посланникам твоей матери, когда они приезжали ко мне с дарами. О своем решении я объявлю на курултае вместе с остальными, и не раньше. Опрометчивых обещаний у меня не вырвут. Я говорил об этом, и не раз.
— Ты не присягнешь на верность родному сыну Угэдэя? — осведомился Гуюк. Его голос угрожающе зазвенел, щеки зарделись от вина, и Очир, заметив тревожные знаки, не стал спешить с ответом. Люди Гуюка напряглись, словно псы перед дракой.
— Я этого не говорил, — с осторожностью ответил гость. В зале для собраний ему становилось все неуютнее, и он решил поскорее отсюда выбраться. Гуюк промолчал, и Очир поспешил заполнить паузу: — Твоя мать — хороший регент. Она не позволила державе распасться, наша сплоченность — ее заслуга, с этим не поспоришь.
— Народом Чингиса женщине править негоже, — категорично заявил Гуюк.
— Возможно, однако твоя мать правит, и правит хорошо. Горы до сих пор не рухнули. — Очир улыбнулся собственным словам. — Согласен, рано или поздно нам нужен будет хан, но такой, которому доверяют все. До борьбы за власть, какую вели твой отец и его брат, дойти не должно. Войну между тайджи нашему народу пока не выдержать. Когда появится явный лидер, я отдам ему свой голос.
Гуюк едва сдержался, чтобы не вскочить. Его поучают, словно он ничего не понимает, словно не прождал впустую целых два года!
Очир понаблюдал за ним, нахмурился и еще раз украдкой оглядел зал. Четыре человека. Сам он без оружия: все забрали после тщательного обыска у наружной двери. Очиру стало не по себе: уж слишком внимательно наблюдают за ним помощники Гуюка. Да они смотрят на него, как тигры на привязанного козленка!
Гуюк медленно встал, подошел к кувшину с вином и поднял: надо же, какой тяжелый…
— Это город моего отца и дом моего отца. Я — первенец Угэдэя, внук великого Чингисхана, а ты, Очир, не желаешь клясться мне в верности, словно мы тут из-за хорошей кобылы торгуемся…
Он хотел налить, но его гость прикрыл чашу ладонью и покачал головой. Очир заметно нервничал из-за того, что Гуюк навис над ним, но произнес твердо, не позволяя себя запугивать:
— Мой отец поклялся в верности твоему отцу, Гуюк. Но ведь есть и другие. Байдар на западе…
— Правит своими землями и ни на что не претендует, — перебил Гуюк.
— Будь твое имя в завещании, многие проблемы решились бы, — после небольшой паузы продолжил Очир. — Половина тайджи уже поклялась бы тебе в верности.
— Это старое завещание, — отозвался Гуюк. Его голос зазвучал глуше, зрачки расширились, словно он смотрел в темноту; дыхание сбилось.
— Еще есть Бату, — явно волнуясь, добавил Очир. — Он старший из братьев; еще Мунке, первенец Толуя. Претендентов немало, Гуюк. Зря ты ждешь…
Сын хана поднял каменный кувшин, от напряжения у него даже костяшки побелели. Во взгляде Очира читался испуг.
— Я жду верности! — заорал Гуюк и с силой ударил кувшином Очира по лицу.
У того голова дернулась в сторону. На лбу заалела ссадина, потекла кровь; защищаясь, раненый поднял ладонь. Гуюк с ногами залез на низкое сиденье, оседлал своего гостя и снова ударил его кувшином. На сей раз каменный сосуд треснул, а Очир позвал на помощь.
— Гуюк! — в ужасе крикнул один из присутствующих в зале.
Все вскочили на ноги, но вмешиваться не решались. Тем временем на мягком сиденье завязалась драка. Очир вцепился Гуюку в шею. Только разве скользкими от крови пальцами ухватишь как следует? Снова и снова кувшин обрушивался Очиру на голову — и вдруг раскололся. В руках у Гуюка осталась овальная ручка с острыми зазубринами. Задыхаясь от возбуждения, свободной рукой он вытер кровь со щеки.
Лицо Очира превратилось в кровавое месиво, уцелел только один глаз. Он попытался снова дотянуться до горла двоюродного брата, но безуспешно. Гуюк отбился легко, со смехом.
— Я сын хана, — напомнил он. — Скажи, что поддержишь меня. Громко скажи!
Говорить Очир не мог. Он давился собственной кровью, его тело сотрясали судороги. Лишь бульканье слетело с разбитых губ.
— Не скажешь? Даже это не скажешь? Тогда всё, Очир, ты мне больше не нужен.
На глазах у потрясенных помощников Гуюк ударил несчастного зазубренной рукоятью. Бульканье стихло. Ханский сын встал и уронил рукоять на каменные осколки. Осмотрел себя с отвращением, внезапно осознав, что весь в крови: в волосах брызги, на дээле большое пятно.
Взгляд Гуюка вновь стал осмысленным. Он увидел разинутые рты своих помощников. Трое стояли истуканами, и лишь один был задумчив, словно стал свидетелем простого спора, а не убийства. Именно он и привлек внимание Гуюка. Гансух, высокий молодой воин, считался самым метким лучником в свите ханского сына. Гансух заговорил первым, и его голос был абсолютно спокойным:
