Константин Аврилов

Я, ангел

Предисловие издателя

Рукопись пришла электронной почтой с адреса angeltil@, чтобы прямиком отправиться в мусорную корзину. По крайне нелепой случайности на нее наткнулась практикантка, работавшая в редакции меньше месяца и вечно совавшая нос, куда не надо. Чрезвычайной настойчивостью наглая девчонка заставила ознакомиться с текстом всех, до последнего курьера. За что и была вскоре уволена.

Когда возникла необходимость заключить договор на издание книги, автора найти не удалось. В результате поисков, проведенных компетентными специалистами, был сделан вывод, что такого человека не существует, как и имейла, с которого якобы была отправлена рукопись.

Несомненно, автор не скрывается под псевдонимом и не имеет даже завалящего литературного агента, потому что его самого нет. Во всяком случае, среди субъектов, способных лично подписать договор. Возможные улики невозможности автора видны в тексте непредвзятому взгляду. Поэтому вопрос, кто именно его написал, можно считать исчерпанным.

После долгих сомнений и тягостных раздумий, подкрепленных консультациями с юристами, было решено не изменять многих ошибочных деталей, касающихся мест пребывания персонажей, а также оставить начало, довольно бесполезное, как есть.

* * *

Милый друг, пожалуйста, не торопитесь. В самом деле, могут найтись занятия полезнее, чем листать нынешнюю стопку бумаги, измазанную типографской краской. Ведь пока еще обладаете сокровищем, цены которого по-настоящему не знаете. Богатство это не зависит от обменных курсов валют, не падает в цене на виражах дефолтов и от времени хорошеет, да так, что избранное вино по сравнению с ним — дешевый уксус. Какое счастье, милый друг, владеть нерастраченным капиталом Блаженного Неведения.

Незнание — самая полезная вещь в доме после унитаза и телевизора.

Оно дано не иначе для того, чтобы не испытывать в жизни щекотливые моменты, без которых уютно и мило на самом деле, хотя бы и жаловались, что судьба болтает в потоках бушующего урагана. Неведение куда важнее мелких неурядиц в биографии или сломанных лестниц карьеры. Как ни жаль, но истинную цену ему понимают, лишь потеряв. Например, невзначай перевернув вот эту страницу.

Стоит ли пара часов сомнительного развлечения такой расплаты? Лучше спать спокойно, чем быть мудрым. Не теряйте незнание понапрасну. Жалеть будете, ногти грызть, локти кусать или до чего дотянетесь, а — поздно. Положите эту книжонку подальше, да и ступайте с миром. Не нужны тайны, с ними только морока. Честное слово.

Договорись?

Вот и отлично.

Закрывайте и будьте счастливы.

I

Что, опять?!

Не помогли уговоры. Любопытство одолело? Тайны знать хочется?

А зачем?

Надеетесь, жить легче станет, прояснится или встанет на свои места?

Как бы не так. Все значительно хуже, милый друг, чем можете представить.

Ну, ладно. Предупреждали.

Может, все же… А?

Как хотите…

Ну так вот. История эта не сказать чтобы началась прямо с того места, где началась, то есть там, где вы, милый друг, вляпались в нее, но теперь это не имеет значения.

Уж как есть.

А потому около четвертого часа августовской ночи городок Кастель-дель-Рей дремал на пригорке, зажатом между горной цепью и побережьем, посыпанным вместо пляжного песочка обломками скал и валунов. Королевское имя столь мелкого населенного пункта юга Андалусии, что и не каждая карта заметит, хоть и находящегося в трех километрах от Альмерии, поддерживалось скромными на вид домиками, за каменными заборами которых было все, что требует комфорт, не забыв просторные бассейны с зачищенной водицей Альборанского моря. Тут заселялись исключительные персоны, которых не очаровали волшебные пляжи Валенсии и Каталонии и городки, звучащие как перестук кастаньет: Эль-Перельо, Лас-Пальмерес, Беда-дель-Мэр, с ресторанчиками, у террас которых колышутся чащи белых мачт, ну, и прочая трепетная муть отпускной евространы.

Замок-для-Короля не мог похвастаться ничем особым, кроме причины, за какую его выбирали самые проницательные: надежная уединенность. Старые стены, кое-где в метр толщиной, и бойницы окон, словно созданные для упорной обороны, если придется, намекали, что усталый странник с рюкзаком может не рассчитывать на стакан ледяной воды в зной, а лучше ему убираться подобру-поздорову. Вдобавок полицейские патрули деликатно, но непременно следовали по горбатым улочкам. Обитатели вволю наслаждались тем, на что и стоит швырять лишние монеты — полная иллюзия безопасности и глубокий сон, который если и может что нарушить, так только вопли одуревший птички.

Городок спал, как положено пригородному микрополису, в степенной истоме. В унисон ему дремала вилла, ничем особо не выделявшаяся, не новодел, а почетная ровесница окружавших строений. Располагалась она, как нарочно, так, чтобы подход к ней остался один, да и тот прерывался могучими воротами, а с иных боков стены уходили в обрыв почти к берегу. Скромная неприступность говорила о достаточном уме владельца или настоятельных причинах иметь крепостное жилище.

Ночь дышала покоем. Но в доме был посторонний. Проникший, не взломав замка, бесшумно приоткрыл калитку, почему-то незапертую, юркнул во внутренний дворик и, беспрестанно оглядываясь, проскочил к стрельчатым дверям первого этажа. Вжавшись в проем стены, постоял, словно переводя дыхание, как-то очень решительно боднул лбом темный воздух и с опаской направился внутрь. Вспыхнул слабый фонарик, лихорадочным блужданием освещая не столько дорогу, сколько чертежный план. На цыпочках незнакомец пробрался на второй этаж.

Ночной гость вел себя нагловато, не опасаясь хозяев или подвоха, но вынужден был вертеть головой и яростно чесать затылок. Действительно, обстановка располагала к сомнению: впереди чернел коридор с шеренгами балконных перил и дверей.

Покрутив карту так и эдак, он вконец не понял, куда следовать. Если бы не сумрак, довелось разглядеть, как сильно нервничает затаившийся, так что часть лица его покрылась испариной. Все же бездействие пугало сильнее.

Приоткрыв ближнюю створку, боязливо заглянул и сразу вынырнул обратно. То же самое он проделал в трех следующих комнатах, все более впадая в сомнения. Когда же осталась неисследованной последняя дверь, страх оглушил. Ночной гость заставил себя сделать несколько глубоких, но беззвучных вдохов и неровных выдохов. Собрав остатки силенок, нежно распахнул створку, хотя к столь аккуратному поведению смазанные петли не обязывали. В открывшемся помещении разобрать что-то определенное было непросто. Большое окно играло тюлем. Экран на стене показывал разноцветные полоски под низкий вой уснувшего эфира. Среди простыней белело голое тело. Ночной дух озонировал ароматом моря под горчинкой выгоревших трав.

Ступая как по вспаханному полю, пришедший старался не угодить ногой в подушку или неясные предметы одежды, рассыпанные на пушистом ковре. Счастливо обойдя препятствия, приблизился к необъятной кровати с кованым изголовьем, как нарочно скопированным с сексодромов безжалостных порнух, и опасливо наклонился. Спящее тело не шелохнулось. Для чего-то поведя ладошкой над всклокоченным затылком, словно там бывает дыхание, гость вынул пакетик, в котором болтался наполненный шприц, и дрогнувшей рукой спустил бесцветную инъекцию в стакан на прикроватной тумбочке. Еще потребовалось высыпать горку таблеток, похожих на жевательные конфетки, и засунуть в карман скомканных джинсов обрывок чека.

После несложных дел сердце его настоятельно билось в горле, так что обратный путь он осилил, не свалившись со ступенек, не налетев на мебель и не пройдя насквозь стекло дверей. Когда же выбрался во двор, посреди которого голубым озерцом светился бассейн, обнаружил, что потребовалось куда больше времени, чем планировал.

Налетел порыв внезапно ледяного ветра.

Прокравшись из калитки, оглядев улочку и торопливо поднявшись на пригорок, он выкатил из засохшего куста мускулистый мотоцикл, чтобы одолеть петляющую дорогу, влившуюся в большое шоссе. Когда городок остался внизу и уже не мог встревожиться внезапным ревом, ночной гость застегнул до ворота комбинезон из воловьей кожи, нацепил шлем из закаленного стекла, прыгнул в седло и до упора отжал рукоятку газа.

Четыре цилиндра взревели, и двести лошадиных сил рванули его в ночь. Хищный клюв мотоцикла рвал ветер, свет фар пронзал тьму. В этот час извилистое шоссе пустынно, только черный асфальт улетал под колеса. Впереди призывал огоньками ночной ресторанчик. Внезапно заныло сердце, захотелось промочить горло стаканом ледяного мохито, развалиться в плетеном кресле и под тягучую музыку сбросить напряжение последних часов. Но это значило отказаться от Плана и потерять минимум час. Такая поблажка была непозволительна.

Отогнав смутную тревогу, одинокий ездок отпустил зверя. Стальное тело вздохнуло и стремительно преодолело ограничения скорости. Человек с мотоциклом летели единым среди беспредельной свободы дороги, упиваясь наркотиком счастья. Неприятное, зудящее, тоскливое, досадное осталось позади, он справился как нельзя лучше и теперь мчался к заветному.

План состоял вот в чем: по нескончаемому полотну «Медитерэниэн» к семи часам оказаться в Картахене, около десяти проскочить мимо Валенсии, без отдыха и только с заправкой часам к четырем прорваться до Барселоны, не жалея сил, одолеть границу с Францией, чтобы к восьми вечера быть в Перпиньяке и встать на сон к полуночи в каком-нибудь отеле Марселя. А рано утром — последний бросок к Ницце. А там… Там должна сбыться мечта. Ради нее безумный маршрут в две с половиной тысячи километров в седле казался незаметной помехой.

Счастливчик на новеньком мотоцикле верил в удачу потому, что хранил в кармане рядом с паспортом, украшенным шенгенской визой, толстую пачку евро, стянутую оборотами канцелярской резинки. Ему было чем гордиться: еще позавчера кое-как наскреб мелочь, чтобы расплатиться за приют в ночлежке. Казалось, сияющие надежды потухли.

В Испании оказался он к началу сезона, чтобы серьезно подправить служебную карьеру. Ремесло не требовало разрешения на работу или подписания контракта и почти не интересовало полицию. Но трудиться на пляжном побережье предполагалось усиленно. Трудовой день начинался ближе к вечеру, когда изнывающие от жары и одиночества дамы страстно искали, с кем бы скоротать вечерок, а при большой удаче — и утро. В такой момент неторопливо дефилировал в распахнутой рубашке Armani грубоватый самец, сражавший мужественной простотой и правильным торсом. Чуть очаровательных улыбок — и дама угощала коктейлем обворожительно загадочного русского, который не походил на медведя, а говорил с приятным акцентом. Дальнейшее случалось в зависимости от силы ее кредитки.

Себя он называл ласково: романистом.

Сорвать большой куш не удалось до сих пор потому, что деньги, заработанные на пожилых дамах, беззастенчиво тратились на финансовые авантюры. Карусель вертелась последние лет пять. Но этой весной годы начали брать свое, забрели мысли о покое и заслуженном отдыхе, для чего требовалось сделать рывок карьеры, поднакопить капиталец, чтобы потом…

Иллюзии разлетелись в прах. Он сделал ошибку: одарил счастьем местную даму, приближаться к которой стоило не ближе чем на милю. Ночью его подкараулили и отделали: не больно, но по лицу, так, чтобы потеряло товарный вид. Окончательный удар ждал на квартире: шкафы и чемоданы очистили от «рабочей» одежды и наличной заначки.

Надо было искать новый источник средств. И тут суровая правда жизни повернулась прыщавой рожей. Испании требовались крепкие спины для работы на стройках, складах или виноградных плантациях, а свободных мест спасателей на пляжах или жиголо на танцполах почему-то не предлагалось.

Вскоре, дойдя до придела безденежья, он попробовал рисовать на улицах, одолжив у соседа мольберт, но даже милосердные туристы отказывались платить за то, что видели. Назревала мысль идти на панель или протянуть руку за милостыней.

В тот четверг к нему постучалось отчаяние. Третий час он потягивал бесплатный стакан воды в уличном кафе, листая чужую газету. Пресса утешала историями о тех, кому еще хуже: летчик частного самолета врезался в гору, погубив выводок туристов, капитан прогулочной яхты налетел на риф и уволок на дно семью финансиста. Сегодня чужое горе как-то не радовало. Он стал искать причину, по которой должен терпеть этот кошмар, а не разделаться с ним одним махом. И обнаружил, что даже месть жизни требует денег: яд, оружие или веревку на худой конец купить не на что, а прыгать с ближних скал — неэстетично. Будет лежать весь в крови, а птицы и крабы пожрут плоть. Мысли нехорошо сгущались. Как вдруг появился незнакомец, оказавшийся соотечественником. И все изменилось по мановению волшебной палочки. Ему предложили непыльную работенку: дел на десять минут, на подготовку — сутки, а гонорар смахивал на неприлично большой джекпот. Причем аванс — немедленно.

Удержавшись, чтобы не обнять спасителя, он дал согласие и первым делом отправился отвести душу в бутиках. Но жажда шмоток согласилась потерпеть до Ниццы. Зато из байк-шопа выкатил мечту детства и прочей жизни: блестящее черными крыльями и отливающее зеленым лаком гениальное творением инженеров «Kawasaki», легенду треков — великого «Ниндзя». Гоночный красавец покорил сердце и стал лучшим другом. За что получил гордое имя Мусик. Бесподобные шлем и комбинезон, на которые облизывался, достались за какую-то мелочь.

Дальнейшее покатилось как по маслу. Пару раз проехал вокруг городка и получил остаток платы с точными инструкциями, так что самому досталась сущая ерунда. Лишь трясущиеся колени и холодный пот оказались досадным сюрпризом. Но все закончилось. Он умудрился не наделать мелких ошибок, что рушили грандиозные планы и ставили подножку заранее успешным начинаниям. И все получилось.

Теперь он предвкушал, как наверстает в Ницце то, что другие черпали полной пригоршней, а у него просыпалось меж пальцев. Настала его очередь. Журавль в кулаке.

Ах да: его звали Толик.

Шоссе уходило в глубокий поворот, но гонщик не уступил. Вписавшись так, что наколенник проехался по асфальту, выровнял машину, доведя ее до победного воя.

По встречной приближалась громада, сияющая, как купол бродячего цирка. Трейлер пер на всех оборотах, нагоняя в ночной пустоте график. Толик с Мусиком могли уступить, сдвинувшись правее, чтобы не попасть в воздушный водоворот сорока тонн, но упрямо не сворачивали.

Из ярких кружков фары стремительно росли в ослепительные солнца, как вдруг полыхнули. Глаза застлала пелена, будто их закрыли бумагой. Сила света оглушила, но ярче загорелись искры, пронеслись вихри, взорвались галактики. Сияние поглотило. Мгновенная слепота исчезла так же внезапно, как возникла, сквозь затемненное стекло шлема прорезалась черта дороги. Свист грузовика исчез вдали, впереди стелилась прямая линейка шоссе. Мотоцикл выдержал удар.

Маленькая победа подняла настроение. До сладостной истомы Толик представил, как именно будет не отказывать себе ни в чем, как проутюжит Променад д’Англез колесами, с орущей девицей на закорках, как платиновая копна ее будет развиваться на ветру, а скучные обыватели прижмутся к пальмам, завидуя, что не так молоды и богаты, как «этот». А потом припаркует разгоряченного Мусика около какого-нибудь местечка, где за чашечку кофе дерут пятьдесят евро, и не глядя закажет бешеный коктейль. А потом — роскошный и почти состоятельный — проедется по маленьким городкам Лазурного Берега, не забудет Монте-Карло и легко подцепит состоятельную бабенку, которая даст все, для чего создан природой, уже навсегда. Какая жизнь настанет! И это будет его жизнь, настоящая жизнь. Он сумеет потратить ее лучше других, получивших все на блюдечке.

За дымкой скрылись горы. Карта, выученная накануне, прокладывала шоссе по узкой кромке между скалистым хребтом и морем, но вокруг ни того ни другого упорно не показывалось. Идеальное полотно уходило прямо, по бокам неясно туманилось.

Быстро светлело. Там, где должен показаться оранжевый шар восходящего солнца или хоть всполохи гало, расстилалось марево. Утренний туман не иначе прихотливо клубился, не смея заползти на линию трассы, так что не пришлось сбавлять обороты. Видимость прекрасная, но ничего не прояснилось. Уходящий за горизонт асфальтовый путь — и только. Ни единой встречной машины, никто не пытался обогнать, что на самом деле досадно, ведь на таком отрезке тягаться с его мотоциклом — обеспеченный выигрыш. Толик посмотрел туда-сюда и убедился, что пелена стерла видимость окончательно. Ехал в молоке, среди которого шла дорога.

Убедив себя, что ближе к городу туман рассеется, Толик с гордостью заметил на спидометре цифру двести. Мотоцикл шел так, словно не шустрый малый на двух колесах, а надменный «Роллс-Ройс», превращающий бездорожье в перину. Ни тряски, ни сопротивления воздуха, скорость поглотила все, Мусик перемалывал высокие октаны влет.

Он ехал и ехал. Прямо, не сворачивая. Уже должен был показаться хоть какой-нибудь поворот, но геометрическая прямота тянулась. Заблудиться было невозможно, потому что негде. Автобан петлял по карте, но ни одной развязки пока еще не попадалось. Асфальт да асфальт кругом. Толика вконец поглотило предстоящее счастье, и он перестал обращать внимание на окрестности. Мотоцикл под ним и ветер в лицо — значит, ничего плохого не случится.

Впереди замаячил туристический раритет. Ничем иным это быть не могло. Посередине дороги росло дерево, назвать которое лишь «древним» было крайне невежливо. Впрочем, и размером оно смахивало на величественный памятник. Крона ветвилась могучим фонтаном, засохшие корни поднялись так, что образовали триумфальные ворота, в которые убегала развилка шоссе. Строители отнеслись к живой природе бережно: магистрали проложили, не повредив и складки коры.

Тормоз отжался до железки.

Запыхавшийся Мусик сердито заурчал, подкинул седока, но послушно замер.

Выучить карту, проехать по маршруту пальцем раз десять туда-сюда, повторить в уме, запомнить все ориентиры и номера пересекавших шоссе, а такую важную развилку пропустить. Вот досада! Три дороги одинаковы, но «Медитерэниэн» одна. Скорее всего надо свернуть в правый рукав, но перед ним вкопан незнакомый знак: кольца, сцепленные олимпийской кольчугой, только сверху добавлены еще четыре. Перед левым направлением виднелся треугольник с силуэтом рюмки, как на коробках с хрупким. Туда наверняка не надо, уведет в центр страны. На среднее шоссе приглашал знак «только прямо». Толстая стрелка уверенно указывала направление. Прямое решение казалось самым правильным. Толик поддал газу и въехал под свод корней. В живую арку ворвалось и там же сгинуло эхо.

Потянулась дорога. Колеса наматывали километры, прямота не кончалась, однообразие томило, Толик выжал из мотора предел возможностей. Мотоцикл несся взбесившимся галопом, но так мягко-плавно, что лихой гонщик не чувствовал напряжения. Божественная скорость, и только.

Внезапно Мусик «чихнул», покатился медленней, еще медленней, потом по инерции, из последних силенок дернулся и встал. Стрелка бензобака показала чистый ноль. Опять промах: все подготовил, высчитал, а залиться под завязку забыл, облажался как последний «чайник». Заглох посередине автострады.