Тиль слышал, как под пятками овечки хрустит галька, словно снег на морозе, видел темно-голубую воду в солнечных бликах под лазоревым горизонтом, но не испытывал обычного волнения, что накатывает на северного человека, встречающего море после долгой разлуки. Теперь все по-другому, и это грустно. Зато спокоен за варианты.

Скинув одежонку, худосочная русалка подставила себя солнцу. Любитель пляжного ню не стал бы пялиться. Бледное, угловатое тело вызывало из всех чувств только жалость. Да и подглядывать некому. Пляж пустел диковатой уединенностью.

Неумело повертев «мельницу», Тина шагнула к кромке прибоя, сунула пальчик, отдернула, вода еще не прогрелась, но, обняв себя, упрямо вошла. Дрожала и двигалась в глубину. Когда вода подобралась до груди, поднырнула и поплыла, лихорадочно колотя по мелким волнам. Плавала овечка ужасно, на пределе дыхания, фыркая от соли с холодом, держась только на упрямстве.

Ангел был рядом, вел Мусика за рога, посматривая под ноги. Виднелась глубина, кипевшая в ней жизнь и разнообразные твари, составлявшие меню прибрежных ресторанчиков. Под ним было мелко. Утонуть овечке точно не грозило.

Промерзнув до судорог, Тина выбралась на гальку и, нацепив одежку на мокрое тело, побежала в дом. Впервые за многие дни она ела много и с аппетитом. Уплетая все, что приготовил повар-румын со странной фамилией Травеску, наследница виллы доплелась до спальни и провались в сытный сон до следующего утра.

С местными ангелами Тиль не знакомился, потому чтобы было не с кем. Мужчины привычно оборачивались серыми тенями, а бедняжки горничные из недалекой Португалии трудились без поводыря. Он подумал, а не махнуть ли в город, посмотреть на огни ночной Ниццы, но отказался: придется терпеть удивленные взгляды личностей в смокингах, на Променаде их наверняка пруд пруди. Служба заставит, тогда и выберется.

Шанс случился на следующее утро. Из гаража был выкачен красный кабриолет, Тина прыгнула за руль, газанула так, что из-под колес разлетелся гравий, и выскочила на шоссе. Ехала, как обычно, будто на дороге одна, чудом вписываясь в повороты и успевая соскочить со встречной. Тиль не беспокоился: варианты не сулили проблем.

На Променад Д’Англез от ангелов не протолкнуться. Новичку приветливо кивали, но, заметив на вороте значок, менялись в лицах и зло отворачивались. Устав смущаться, Тиль развернул крылья, так чтоб свет увидело все побережье, и показательно помахал, словно делал разминку. Зрелище собрало молчаливую толпу. Эффект сработал на славу.

Бросив кабриолет под знаком, Тина выбрала приличное кафе, уселась за крайний к улице столик и ткнула гарсону в освежающий коктейль. Тиль устроился рядом на Мусике. Овечка что-то замышляет. Оставалось ждать.

Посматривая на гуляющую толпу, словно выискивая кого-то, Тина уставилась на загорелое существо в гавайке и белоснежных шортах.

Темные очки закрывали пол-лица, но заметить пальчик, нагло подзывавший к столику, не помешали. Оценив недешевые шмотки на корявом теле, обтянутом бледной кожей, парень неторопливо подгреб и одарил улыбкой:

— Привет, как дела? — даже простые слова давались с сильным акцентом.

Она начала говорить быстро и вдруг заметила, что ее не понимают, тогда решительно показала на пустой стул. Незнакомец сел и прояснился для ангела во всей красе.

— Ты давно здесь? — Тина выговорила медленно, буквально по слогам.

— О, да. Месяц.

— Знаешь, где достать травку?

Парень занервничал, не понимая, что от него хочет незнакомка.

Тина изобразила пантомиму: прикурить и выпустить дым удовольствий.

— Вот, блин! — испугано пробормотал он на родном языке. — Траву, что ли, хочет?

Как и многим, Тине не была знакома радость встречи соотечественника за границей. Ну, свой и свой. Вернее — чужой. Не петь же гимн хором.

— Что так напрягся, герой? — спросила она сквозь кислую улыбку.

— Фу-ты! — Парень облегченно выдохнул. — Говорят, местная полиция подставных в город запустила. Ты откуда?

— Тебе не один хрен? Так что с травкой? Заплачу за информацию, если сам не толкаешь.

— Можно что-нибудь придумать, — процедил он покровительственно и поднял очки.

Тип показался знакомым. Но как только затемненный пластик слез, правда открылась во всей красе. Ну, конечно, это был он.

В профессии Толик не имел конкурентов, только завистников. Лишь один пытался стать лучше, нагло пользуясь тем, что похож. Конечно, до суровой красоты мастера ему было далеко, но он сильно старался, копируя прическу, манеры и стиль. Получалась слабая пародия на оригинал. Бездарь не сдавалась, стараясь влезть на чужую территорию. Прежде ему доставались объедки со стола, теперь — развернулся. Все так же безнадежно копируя, кое-чему научился: стал мачистее и самоуверенней. Может, наивные провинциалки падали на эту дешевую рекламу, но только не серьезные женщины, настоящие наследницы больших капиталов. Тиль был уверен.

По-собачьи склонив голову, овечка изучила открывшееся произведение автозагара в дешевой парикмахерской и вдруг понежневшим голосом спросила:

— Тебя как звать?

— Анатоль, — гордо ответил прощелыга, паспорт которого украшало честное: «Иван».

— Толик! Прекрасное имя. Толик, хочешь чего-нибудь выпить? Освежиться? Чем тебя угостить?

Подлец и халтурщик, своровавший великое имя, растянулся в сладкой улыбке, скроил томный взгляд, тоже украденный у настоящего мастера, и попросил мохито.

В это невозможно поверить. Его замечательная, тонкая, умная, самостоятельная, волевая овечка, которая вертит и командует любым, если захочет, растаяла медом перед первым встречным паразитом, наглым альфонсом и доителем неудовлетворенных женщин. Даже ведь не красив. Подумаешь, похож!

Проверив варианты, Тиль собрался с силами не вмешиваться. Не вмешиваться и… не вмешиваться. Странное, путаное чувство овладело им. Было горько до тоски, что его променяли на ничтожную подделку. Нет, ну, как променяли. Глупости, конечно. Он же ангел, не любовник. Надо понимать разницу. Но, не смотря на резоны и уговоры, гнев раздувался мыльным пузырем. Ангел, кажется, ревновал. Впервые. Насколько помнил себя и Толика. Чувство было не столько остро, сколь зудяще, как ожог на коже. Ничего веселого или возвышенного в нем не было. Напротив, хотелось натворить что-то страшное с нахалом в дешевых очках. Тиль запахнулся крыльями, отвернувшись, но, конечно, знал все подробности.

Ванька так ничему и не научился. Понтяра вел себя глупо и манерно, что нравится немногим. Оказалось, он куда глупее, чем предполагал Толик. Из богатого арсенала своего кумира выучил лишь задумчивую томность крутого мужика. Как это низко, честно слово. Тилю страшно хотелось поделиться наболевшим, но Мусик равнодушно молчал.

Не может быть, чтобы Тина не заметила, какая пустышка и клоун расселся перед ней, закинув ногу на ногу. Невозможно поверить. Однако овечка была мила, нежна и заливалась соловьем, демонстрируя откровенные знаки соблазнения. Ванька настолько возгордился, что бездарно не понимал: это не он снимает, а его. Мачо с распродажи, что тут сделать.

Инициативу держала в руках Тина. Поболтав о пустяках и влив в недалекого мачо три порции кюрасао, два шампанских и кружку светлого, подвинула стул, чтобы тереться о его ляжку.

— Какие у тебя планы? — спросила она томно.

Разомлевший обольститель был готов ко всему.

Кое-как затоптав пылающий гнев, Тиль упрямо не вмешивался.

Отель «Негреску» гордился славной историей и строгими нравами. Дежурный портье не счел нужным выражать почтение странной парочке в пляжном, заявившейся без бронирования и багажа, и только холодно осведомился, что им угодно. Тине было угодно получить номер. Прямо сейчас. Портье сообщил, что в этом отеле номера не сдаются на час. Мадемуазель не стала скандалить, а предъявила веер платиновых и золотых карточек, предложив выбрать любую, по которой она может снять номер, скажем, на неделю. Портье резво стал вежлив, выдал пластиковый ключ и пожелал приятного пребывания.

Отель был готов удовлетворять любое желание дорогих клиентов. Для начала были заказаны в номер бутылка шампанского, икра и что-нибудь легкое закусить. Ванька пошел вразнос: подхватил легкое тельце и закружил на просторе комнаты, в которой царила королевская кровать с видом на море. Даже этот трюк проделал, как в дешевом кино, урод. Тина уцепилась за шею и молча смотрела ему в глаза, словно ища в них что-то нужное. Про Тиля с Мусиком никто не вспомнил. Ангел с мотоциклом понуро наблюдали из темного угла.

Ванька потянулся бантиком губ, но Тина оттолкнула и ругнулась: про траву-то совсем забыли. А без нее не хочет. Получив точные инструкции, где без проблем найти товар, она вылетела из номера.

Вот сейчас овечка вильнет хвостом. Вот сейчас прыгнет в кабриолет — и поминай как звали. Тиль очень надеялся. Но сегодня Тина вела себя непредсказуемо. Если, конечно, все время не смотреть в варианты. Раздобыв порцию, упакованную в пачку безобидных сигарет, стремительно вернулась в отель.

Тиль не мог трогать ее сердечко, потому что никакой опасности не видел. А что делалось у него на сердце, или что там у ангела, никому нет дела. Но вот что странно. Заглянув на перышко, обнаружил все ту же цифру: девять девяток. Как будто овечка не совершила мелкого проступка. Неужели за покупку травки или съем альфонса не идут штрафные?

Стремительно ринувшись к лифтам, Тина наткнулась на выставленные пятерни. Два черных амбала в три ее роста, в черных костюмах, очках и галстуках, с ушами, задраенными переговорными затычками, не желали пропускать даму в лифт. К сожалению, они не знали, что овечке нельзя говорить «нельзя». Ощутив радостный прилив бешенства, Тина заехала по коленке одному и сумела дотянуться до шеи второго. Откормленные бодигарды отпрянули, а худенькая девчонка неторопливо прошла в лифт, не обращая внимания на какого-то субъекта, жавшегося к зеркалам.

— Пятый, пожалуйста, — приказала она ласково.

Двери послушно закрылись, лифт плавно двинулся. Тиль задержался на тенях побитых охранников, добавив от себя невидимых тумаков, но, запрыгнув в кабину, оторопел: не может быть, неужели овечка не видит, кто рядом. Но Тина упрямо смотрела в створки.

Лифт неприятно дернулся, словно наткнувшись на невидимую преграду, слегка провалился и замер. На панели замерла цифра «4».

— Упс! — прокомментировал пассажир.

Тина не одарила вниманием это замечание.

— Не бойтесь, нас скоро вытащат.

— Я не боюсь, — и оборотилась: обычный парень в поло, загорелый, коротко стриженный, похож на трудягу, скорее — работяга в отпуске, может, мелкий наркодилер или задира в уличной банде, год копил на дорогой отель, и вот теперь швыряет деньгами, как в кино. Где-то его видела.

Запиликал вызов. Приложившись к трубе, пленник выслушал, сказав только «поторопитесь», и добавил:

— Ну, вот, они прилагают все усилия. Скоро исправят. У вас нет клаустрофобии? А то я не умею делать искусственное дыхание, — он говорил шутливо, словно подначивал.

Тина вдруг улыбнулась:

— После того как не попала на разбившийся рейс, боюсь только прыщей на носу.

Парень одобрительно хмыкнул:

— Отлично понимаю. Кстати, мы не могли быть знакомы?

— Скорее нет. Хотя мне кажется, что вас где-то видела.

— Правда? — то ли смущенно, то ли обиженно спросил янки, это она определила по выговору. — Вы редкий случай. Обычно со мной все происходит по-другому.

— А чем занимаетесь?

— Отвечу, если позволите узнать, какое кино любите.

— Старое, — вздохнула Тина. — Там все по-настоящему. Хемфри Богарт с Ингрид Бергман и все такое… Вспомнила! Кажется, вы какой-то известный теннисист?

— Нечто вроде того… — Парень растерянно почесал затылок. — Видимо, вы искренне… О’кей, неважно. Чем занимаетесь?

— Жду наследство, — Тина вынула особую сигаретку, затянулась и предложила соседу. Тот не отказался, все равно нечем заняться, так время легче убежит, предложил сесть на пол. Попыхивая дымком, вытянув ноги рядышком, они обмениваясь затяжками. Издалека доносились стуки спасательного отряда. Умиротворенную тишину нарушил мужчина:

— Здорово! — сказал он, глубоко затягиваясь.

— Пробрало?

— Подзабыл, как это здорово: вот так просто выкурить с кем-нибудь. Просто по-приятельски.

— Травки, что ли, не достать?

— Не в этом дело… Можно узнать, как тебя зовут, раз уж мы в одной камере?

Она назвала свое имя в латинском оригинале.

— Фауста! — повторил он чисто. — Красивое. Здорово… «Ты согреваешь мне душу, малыш»…

— Все равно они расстались… Знаете, когда я плачу?

— Расскажи… Подожди, угадаю… На летном поле?

— Нет, когда они вдвоем в темном кабинете. Рик ее обнимает, кажется, они будут счастливы, ведь любят друг друга, это так просто: уехать вместе и быть счастливыми. Но мы понимаем, что этого не будет, по ее и его глазам понимаем, как будто видим в них будущее. Не будет ни уютного домика, ни тихих семейных вечеров, ни подарков детям на Рождество. Да и детей не будет. Вы представляете Рика папашей? Я — нет. Расстанутся и никогда не удивят друг друга. Она предпочтет долг борьбы личному счастью. Личное несчастье — как счастье, так странно и красиво. Кто бы сегодня на такое решился? Последний миг их счастья. Особенно острый, от того что последний. Вот там я плачу.

Сосед по несчастью внимательно посмотрел ей в лицо:

— Слушайте, у меня идея. Вы здесь остановились? Отлично. Давайте встретимся вечером, выпьем где-нибудь. Могу заехать, то есть зайти, за вами. Или поднимайся ко мне, я на последнем этаже. Ну, как, Фауста?

Затаив дыхание, которого не было, Тиль ждал, что сделает овечка. Наверняка на древе судьбы сейчас крутая развилка.

Кабинка ожила и вздрогнула. На приборной доске вспыхнула цифра «5», створки разъехались. Тина поднялась, отряхнув зад и разгоняя облачко, вышла, на этаже повернулась:

— Спасибо, что скрасили заточение… Я подумаю.

К лифту спешили охранники с перекошенными лицами и служащие отеля, крича:

— Мистер Питт, с вами все в порядке? О, мистер Питт, какая нелепость! Какое недоразумение, мистер Питт!

Но овечка не слышала.

Неужели опять характер сыграл? Этого ангел не знал.

На королевскую кровать парочка прыгнула с разбега, барахтаясь в подушках и простынях с визгом и смехом, пока Ванька не сграбастал под себя. Тина зло вырвалась и отползла. Ухажер растерянно мямлил извинения. Ангел ждал, что сейчас мелкий самозванец будет послан. Но овечка раскурила сигаретку мира, затянулась и передала партнеру. Осторожно, словно боясь обжечь губы, тот неумело втянулся, закашлял и отказался. Прикончив и выкинув хабарик в окно, Тина стянула футболку, шорты, сорвала лифчик и нырком выскользнула из стрингов. Она легла прямо, вытянув руки по швам, как будто готовясь к прыжку с трамплина.

Ванька хоть и накачался, не оплошал, подкрался по-кошачьи и робкими поцелуями стал продвигаться от шеи к низу живота. Ангела скрутила внезапная боль во всем отсутствующем теле, забился в угол, отвернулся, закрыл ладонями уши, зажмурился, но знал каждое движение овечки во всех физиологических подробностях.

Со страхом, нервным подрагиванием и колотящимся сердцем, Тина втягивалась в ожидаемую, но неизведанную игру. Понемногу отвечала на ласку, заводилась. Ванька не спешил, нежно и бережно разогревая неопытного партнера. Она задышала часто, румянец разогрел щеки, сжала его коленями, призывая и требуя. На счастье, любовник был опытный, сразу понял, что предстоит, и поступил как умелый врач, который делает укол капризному дитя, отвлекая ласками и вдруг неожиданно шлепая.

Ангел закрылся крыльями, как щитом. Бесполезно и глупо. Проклятие поводыря Толика настигло и оглушило. Теперь он страдал от тех же мучений, что несчастная горничная с корявым лицом. Беспомощно следить за постельными баталиями своей овечки — нет ничего хуже. Как же бедняжке приходилось несладко. Он заслужил получить по роже от бывшего ангела. На самом деле заслужил. И понял, до самой глубинной причины ощутил, что вытворял на глазах… неравнодушного ангела. Скотина был Толик, бесчувственная и редкостная притом.

Чтобы отвлечься от несвоевременного раскаяния, Тиль занялся подсчетом овечек, заставляя их прыгать через высокую ограду. Овцы подпрыгивали и падали на острые пики кованной решетки, разрываясь на мелкие кусочки. Развлечение не помогало.

Сцепив крик губами, Тина заставила тело продолжать. И терпела, пока Ванька раскочегарился до финального предела, только тогда скинула его и свернулась комочком. На простыни расцвело свежее пятнышко, как на японском флаге — солнце. Гордость средневековых принцесс. Кавалер, пес поганый, рассыпался в комплиментах, не жалея эпитетов потрясающей, несравненной и замечательной. Мерзавец ручку поцеловал и занялся мягким массажем спины.

Может быть, теперь сбросит его с балкона или нагишом выкинет за дверь?

Пережив совсем не то, на что рассчитывало, тело овечки откликалось на нежность помимо воли хозяйки, разгораясь и стремясь к повторению. Ванька тонко почувствовал желание клиентки, раздухарился и показал класс, не хуже своего идеала. Тиль старался убеждать себя, что все нормально, девочка делает то, что любая женщина. Но уговоры не помогали. Главный момент короткой жизни Тины, которого она так ждала, Тиль пережил вместе с ней. Только без радости. Служба ангела опять повернулась печальной стороной.

Псевдо-Толик угомонился на заре, хоть в этом достигнув мастерства кумира, захрапев и выпустив во сне газы. Тина лежала на спине с открытыми глазами, привыкая к тому, что стала женщиной. Все было там же и тем же.

Вдруг вскочила, тихонько оделась, бросила несколько крупных бумажек и выскользнула за дверь. Ночного портье предупредила, что номером может неделю распоряжаться ее друг. Только дополнительные счета оплачивать не будет, а ему просит передать: срочные дела потребовали ее отъезда. Портье, видавший всякое, обещал передать в точности — чаевые были очень достойные.

Выбросив с лобового стекла ворох штрафов, Тина врубила двигатель.

— Просто человек, — прошептала она. — Просто человек… Ни капельки не похож… Не обижайся на меня, ангел. Я же предупреждала, что дура. Надо было меня остановить… А этот, в лифте, сам на себя не похож. Тоже мне — суперзвезда. Обычный увалень. И главное — на тебя не похож. Ты, мой ангел, намного лучше.

Красная стрела вонзилась в пустоту утреннего шоссе.

Тиль мчался рядом.

Обида с досадой и ревностью странным образом растворились. Кажется, ангел был немного счастлив.