— Что ты наделал! — завопил Витька, растеряв добрую часть трубной мощи. — Идиот, ей уже не помочь! Она хотела убить свою мать! Она твоя убийца!
— Я знаю, — ответил Тиль.
— Зачем?! Зачем тебе это?! — Витька бился в отчаянии и не мог подняться, так тяжелы черные крылья.
— А тебе зачем — это?
Над правым плечом поверженного вспыхнул экранчик. И показал. Как ангел Ибли впервые увидел овечку, как презирал ее за робость, как заставил пойти на вечеринку в клуб, когда девочка совсем не хотела, как наслаждался преображением, как помогал, когда Вика билась за свою жизнь, пока не обнаружил, что скучает по ней, а потом и вовсе не мог без нее. Грозный Витька давно и безнадежно обожал свою овечку. Досье ангела вспыхнуло брильянтовой звездочкой и обратилось пеплом.
Тиль невольно покосился, но его досье не объявилось.
— Да! — заорал Витька, барахтаясь под ржавеющим хламом. — Я нарушил Третий закон. И пошел до конца. Потому что мне не оставалось ничего другого. Потому что маленький ангел Тиль рвал удила, а его бешеная овечка упрямо портила все варианты Вики. Если бы не вы, у меня бы все получилось. Ну, что тебе не сиделось?
Тиль погладил бензобак верного друга Мусика:
— Тебе не понять, старик.
Торопливо проскочила мужская тень и юркнула в калитку.
Кажется, он действительно опоздал. Надо спешить.
Открытое окно играло тюлем. Экран на стене показывал разноцветные полоски под низкий вой уснувшего эфира. Скинув жаркое одеяло, овечка скрючилась зародышем на простыне. Стакан пуст. Она уже выпила сладкое молочко. Ангел видел: по сосудам быстро расползался черными льдинками яд. Девочка медленно умирала во сне. Сердечко еле бьется. Дыхание на волоске. Одна в доме. Позвать некого. Помощи ждать неоткуда.
Тиль расстегнул молнию комбинезона и вылез из рукавов.
— Что ты делаешь! — истошно завопил Витька. — Остановись! За это сразу влепят И.Н.!
Ангел снял футболку.
— Не смей!!!
Пальцы, сжатые прямой ладонью, уперлись в грудь там, где у Толика билось сердце.
— Есть кое-что важнее Хрустального неба, правда? — спросил себя ангел и нажал.
Вошло как в мягкий студень. Это было просто. Расплата наступила мгновенно. Тиля захлестнуло немыслимой, безбрежной болью, которую невозможно вытерпеть и снести даже ангелу. Тело словно обрело плоть и разрывалось на миллиарды маленьких, стонущих клеточек, пронзенных раскаленными иглами. Он чуть было не отдернул руку, но, чтобы не отступить, упрямо поднажал на локоть. Перед глазами поплыло, упал на колени, согнувшись и балансируя крыльями, но заталкивал ладонь в глубь себя. Было пусто. Боль стенала, разгораясь пожаром, он испугался, что если промедлить — не выдержит пытки. Вдруг пальцы наткнулись на что-то теплое. Сжал и на приделе терпения вырвал из себя. Мука отступила. Осталось сверлящая пустота. На ладони горел крохотный камешек, отливавший рубиновым светом.
— Ангел, я умираю? — печально спросила Тина, не разжимая губ. — Что же будет с малышкой?
— Терпи, я уже… — еле выговорил Тиль, на карачках подползая к кровати. — Все будет хорошо.
Рубиновый камешек лег на грудь овечки и проскользнул в нее. А навстречу уже поднимался другой. Камешки встретились, закружились, слились в красный уголек, который вспыхнул. По жилам и венам побежали огненные ручейки, сметая черные тени. Тело ожило, сердечко забилось, легкие вздохнули упруго.
Сердце ангела — великая сила. А любящее — непобедимая.
Тиль повалился сдувшимся шариком.
Вздрогнув, Тина проснулась, села на кровати, непонимающе разглядывая комнату.
— Что это? — спросила она. — Вроде сон приснился страшный… Или показалось. А, я поняла… Это ты, ангел, хулиганишь? Привет, Тиль!
«Привет», — еле выдохнул обессиленный.
— Знаешь, Тиль, мне сейчас так хорошо, как будто снова родилась. Честное слово, ангел. Наверно, успокоилась, потому что все кончилось…
«Я очень рад», — сказал полумертвый или полуживой, как уж придется, Тиль.
— Давно хотела сказать, но не получалось, а вот сейчас, по-моему, самое время. Я очень люблю свою будущую малышку. Это правильно и нормально. Но еще я полюбила одного человека. Вернее, не совсем человека. Да что там… Милый мой ангел… Я тебя люблю…
Что-то зашуршало. Тиль вскочил, готовый биться до последнего, но этого не требовалось, Витька рыдал и грохотал крыльями во дворе.
Над головой ангела сохли и опадали девятки штрафных, одна за другой.
«Нет! — закричал Тиль. — Молчи!»
— Страшная глупость, но ничего не поделать. Я действительно тебя люблю. Не вздумай смеяться.
Последняя цифра упорхнула, осталось только перышко.
«Хватит! Молчи!»
— Ты — самый лучший, самый нежный и самый родной. Вот. Как здорово это сказать: я тебя люблю. Подумаешь, что девочка признается в любви. Ты же ангел. Мой любимый ангел… Но все равно нос не задирай. Завтра напишешь мне письмо. Кстати, а ты меня любишь?
Перышко вспыхнуло и сгорело без следа.
— Ладно, завтра узнаю, что ты об этом думаешь. Только попробуй меня не любить. Не знаю, что с тобой сделаю… Спокойной ночи, мой любимый… — Тина зарылась в подушку и сразу отключилась.
Ангел не успел подумать: «Что же теперь будет?»
Затрубила небесная медь.
Его призвали.
XXXIII
Осенний ветер гнал по скошенной траве жухлые листья. Скирды ржи торчали волдырями над голой землей. Цветы опали, холмы облысели, готовясь к зиме. Небо нависло свинцовыми тучами, глубины которых полосовали молнии. Куропатка испуганно вспорхнула и низко полетела над полем, ее подросший выводок равнодушно клевал в траве. У края сырой земли кособоко воткнулся массивный крестьянский стол, по бокам пристроилось три стула, грубо сколоченных и облезших шелухой краски.
Милосердный трибунал восседал по местам. Вот только одежды сменились: балахоны, сияющие шелком цвета слоновой кости.
Положив под ноги куски мотоцикла, Тиль оправил перышко на вороте и постарался стянуть разрез комбинезона. Но воловья кожа не желала сходиться.
Гессе снял соломенную шляпу и провозгласил:
— Ангел Тиль, ты призван для последнего ответа.
— Я готов, — ответил он, радуясь, что хоть рот не заклеен.
— Прежде чем огласить вердикт, Милосердный трибунал желает допросить тебя. Обещай отвечать честно.
— А куда деваться?
— Мы считаем это согласием. — Председатель направил ладонь к левому заседателю. — Твой черед, дон Савонарола.
Монах казался непривычно мирен и беззлобен:
— Тебе, ангел Тиль, было сделано исключительное предложение. Почему отверг его? Почему поступил по-своему?
— Попробую объяснить, Милосердный трибунал. Я был не очень хорошим человеком, наверное, плохим и совсем ужасной овечкой, правильно мой ангел хотел набить мне морду. Мне ее очень жалко. Я ведь не знал, что она меня любит по-настоящему — единственная женщина из тех, с кем имел дело. И ангел из меня получился средний. Мало чему научился. Можно сказать, только одному: любить и защищать. Это по нашим законам неправильно, меня предупреждали. Но больше я ничего не умею.
— Но ведь тебе обещали Хрустальное небо, — печально сказал Торквемада. — Ни один ангел за последние тысяча четыреста земных лет не удостаивался такой чести. А ты мог бы. В чем смысл?
— В чем смысл болеть за футбол, когда заранее знаешь счет? Моя овечка не очень простой человек. Наверное, ей придется отслуживать ангелом. Но это будет когда-нибудь. А пока — в ней зажегся огонек любви, который она, может быть, передаст своей дочери. А она — своей. Разве я мог позволить затушить его?
— Ты нарушил Третий закон, — сказал Гессе, глядя мимо Тиля. — И совершил ужаснейший из поступков — вырвал сердце ради овечки. Ты понимаешь, что это бесполезно и бессмысленно? Вы никогда не будете вместе. Ты потеряешь ее навсегда, но боль утраты будет с тобой много вечностей. Зачем обрек себя?
— Оно того стоило.
— Ты плохо слушал учителя, ангел Тиль, — сказал Савонарола. — Ни одна овечка не стоит таких страданий. Она забудет тебя и полюбит обычного мужчину. А ты будешь мучиться ревностью. Она родит детей, а ты будешь страдать от ревности. Она состарится и уйдет, а ты будешь помнить ее молодой, и с каждым мгновением боль потери будет мучить сильней, и от нее не будет спасения.
— Оно того стоило.
— Да что за «оно»! — вскричал Гессе.
— Как-то раз я обнял ее крыльями.
— И что?
— Это было счастье. За такое надо платить дорого.
Милосердный трибунал обменялся многозначительными взглядами.
Председатель встал:
— Прежде чем узнаешь свою участь, ангел Тиль, по традиции тебе предоставляется последнее желание. В рамках разумного.
Прижимаясь к надежному плечу, Виктория Владимировна закуталась в шаль, вечер прохладный:
— Понимаю, как тебе тяжело. Прошло уже девять дней, она успокоилась — и тебе пора. Я переживала не меньше, чем ты, поверь. Но надо жить дальше. Нам вместе. Понимаешь?
Мужчина погладил ее ладонь.
— Гибель Нины — это и моя утрата. Мы оба хотели бы, чтобы все сложилось по-иному. Остается надеяться, что справедливость восторжествует. И, может быть, скоро. Ты мне веришь?
Павел Борисович обнял Викторию, она вздрогнула от легкого озноба. На веранде свежо, надо бы идти в дом, а то ветер с моря пробирает.
— Тебе есть ради чего жить. Положи сюда руку… Чувствуешь? Он — твой. Ничто не заменит Нины, но, может быть, в нашем ребенке ты увидишь себя, и горе понемногу отступит. Тебе предстоит стать молодым отцом. У тебя будет много дел, мой любимый. Пойдем в дом…
Он помог Виктории встать с кресла-качалки и, поддерживая локоть, повел в спальню, где она стала хозяйкой.
Стеклянная дверь закрылась с тихим щелчком механизма.
Провансальская ночь вспыхнула оранжевым шаром, в котором исчезла небольшая вилла. Те, кто был в ней, обратились в пепел, долго круживший над полыхающими руинами.
Как жаль, что газовые баллоны так несовершенны.
Случайная искра — и никаких следов.
Во сне Тина улыбалась. Вольно раскинулась на постели, дышала ровно и спокойно. Маленькая и счастливая овечка. Варианты показывали благополучие, во всяком случае на сколько мог заглянуть ангел. Подумав было отправить письмо, Тиль отказался. Сложив бесполезного Мусика на ковер, присел на краешек рядом с подушкой, обнял ее сверкающими крыльями и шепнул в самое сердечко:
— Спасибо тебе, моя славная. Спасибо за то, что научила самому главному — любить и защищать. Ничего нет важнее. Иначе Витька будет прав. Если научишься любить и защищать, уже не так страшно быть винтиком в Большом замысле или веткой на древе судьбы. Может быть, добра и зла нет или их не различить, но я точно узнал: надо любить и защищать хоть кого-то. Нет, не кого-то, свою единственную. Жить имеет смысл ради другого, а не ради себя и своих желаний. Это трудно, куда легче быть равнодушным. Но тогда появляется смысл. Тогда не страшно. Говорю тебе как ангел… Правда в том, что двоим отпущено слишком мало, чтобы любить. И потом они не будут вместе, как это описывают в романах. Как ни тяжело, но это так. Любовь — вовсе не основа мира, и она не правит им. С ней часто путают всякую ерунду. Потому что любовь — величайшая редкость, как философский камень. И если вдруг случается чудо, возникает любовь — разгорается рубиновый камешек, который жжет и мучает. Не каждому выпадает такое счастье. Тебе повезло. И мне, наверное, тоже… Меня скоро призовут, надо успеть еще кое-что… Впереди вечность без тебя. Но я уже не боюсь. Я буду представлять, как беру тебя на колени, обнимаю тебя нежно и баюкаю, чтобы ты заснула. Ты уткнешься носиком в мое плечо и сладко засопишь, как сейчас, а я закрою тебя от всех невзгод. Что еще осталось? Только самое дурацкое и святое: я люблю тебя…
Тина потянулась, пройдя ладонью сквозь него, и пробормотала:
— Мой ангел… Мой любимый…
Над столом возвышался Гессе на фоне грозовых облаков:
— Закончил, ангел Тиль?
Он удобнее подхватил Мусика под мышку, чтоб вместе до конца:
— Ей дадут нового ангела? Не бросят?
— Не твоего ума дело. Готов принять вердикт?
— Давно готов. Прямо не терпится узнать, что такое Исключительное Наказание.
Милосердный трибунал восстал торжественно и молчаливо.
— Ангел Тиль! — громогласно, словно в динамик, провозгласил председатель. — Ты пришел незваным. Но уйдешь по заслугам. Ты исчерпал штрафные и совершил великий подвиг, за который полагается награда.
— Стоп! — в отчаянии выпалил Тиль. — Я не хочу! Можно поменять? Можно останусь ангелом у своей овечки?
— Прими Хрустальное небо как великий дар.
— Нет! — закричал Тиль из всех сил. — Не надо!
Но за плечами уже раскрылись новые крылья, отливающие хрустальной чистотой, каждая грань переливалась радугой и алмазным светом.
Какая-то сила подхватила. Ощутил полет, вспыхнул свет, ярче миллиарда солнц, и вдруг шмякнулся обо что-то твердое.
Боль сковала конечности, во рту стало солоно от крови, грудь сдавило, глаза заливала липкая гадость, лицо словно пронзило осколками.
Кое-как разлепил веки.
Позади, на шоссе, полыхал костер мотоцикла. Его отбросило далеко на обочину. Попробовал двигаться, но оказалось, лучше не шевелиться. Нахлынули запахи: полыни, асфальта, горелой кожи и выхлопных газов. Изумительно воняло горелой резиной. Приближался вой полицейских сирен, скрежетали тормоза машин. Крича на разные голоса, метались люди. В бок упирался обломок скалы. Руки и ноги не слушались. Но было хорошо. Было необычайно.
Хрустальное небо — главный приз. Не зря ангелы мечтают о нем.
Теперь он знал.
Дополнительные материалы
Из доклада доктора Рауля Априско на семинаре психиатров
«…некий A-nov, мужчина 25 лет, нормального телосложения без хронических заболеваний, попал в тяжелейшую аварию и был доставлен бригадой «Скорой помощи» для проведения экстренных хирургических мероприятий. В результате полученных ударов у пострадавшего были констатированы травмы височной доли черепа, раздроблено два ребра, переломы ключицы, разрыв мышечной ткани плеча, тяжелые повреждения лица и желудка. Придя в сознание через три дня в реанимации, A-nov заявил, что был ангелом и награжден шансом прожить жизнь второй раз. Ему надо срочно поправиться, чтобы защитить некую девушку, которую, возможно, попытается убить ее мать.
Самочувствие больного быстро улучшалось, но по рекомендации лечащего врача он был направлен в психиатрическую клинику для проведения реабилитации. Находясь в клинике, A-nov отказался проходить медикаментозный курс, уверяя, что действительно был ангелом. В подтверждение чего демонтировал обширные познания в музыке, литературе и языках, включая мертвые и древние. В частности, представил правильное, по его мнению, прочтение древнеегипетских иероглифов, письмен майя и расшифровку Фестского диска. После бесед с наблюдающим врачом был сделан вывод о глубоком изменении личности пациента в связи с пережитым шоком. На лечебном совете клиники было принято решение оставить больного для углубленного исследования редкого психиатрического феномена. Однако дальнейшее наблюдение стало невозможным по причине побега A-nov’a из клиники. В настоящий момент его местонахождение не известно.
Записи, которые вел A-nov в клинике, представляют несомненный интерес для психиатрии. Среди прочих хочу представить его записку об устройстве некоего Срединного неба, в котором…»
Список рекомендованной литературы
1. Аитаненко С. «Где дом твой, ангел?», Киев, Наукова думка, 1987.
2. Аранов Б. «Активизация безбожия: методика разоблачения ангелов и веры в них», М., Политиздат, 1934.
3. Афцов Б. «О сути ангелов», реферат на соискание степени доктора философии. М., 1999.
4. Вечкин О. «Исследование ангелов», Минск, 1971, в рукописи.
5. Игнаций Бребисский «О природе ангелов», пер. с лат. Томского, СПб, 1891.
6. Лев Коюн «К хрустальным небесам», Калуга, Изд-во купца Трифонова, 1903.
7. Мутон Дж. «Параллельная мифология в религиях: ангелы», Vol.1 N-Y.1983
8. Никодим Проватский «О молитве ангельской», Ярославль, 1969.
9. Овельхасский Е. «Структура ангелов», Warszawa, Jagelon, 1979.
10. Овчарова Н. «Возникновение веры в ангелов и ее эволюция в европейской культуре IV–XIX вв.», М., Наука, 1973.
11. Очхарикашвили А. «Функциональные особенности ангельских чинов», Тбилиси, Мицниереба, 1985.
12. Пастухов Л. «Маниакальные комплексы на фоне шизоидных отклонений на почве религиозной декомпенсации», М., Медицина, 1963, огранич. тираж для спец. пользования.
13. Пекорилио де. «Мои разговоры с ангелами», Madrid, lim. edition, 1936.
14. Стаднов П. «Разоблачение мракобесия: простые доказательства несуществования ангелов». Библиотека атеиста, М., 1989.
15. Халялинов А-Т. «Параллельные мотивы ангелов в христианстве и суфизме», Бухара, 1999.
16. Шафиториус «О дьявольской природе наваждений и божественности истинных видений», Vol.2, Paris. Sorbonne. 1645.
17. Шипер Н. «Ангелы: окончательная истина», Hamburg. 1946.